Агата Кристи - День поминовения

Джузеппе Бальзано оказался худощавым мужчиной средних лет, с умным лицом обезьянки. Он нервничал, но его можно было понять. По-английски говорил бегло, потому что, как он сам объяснил, приехал в Англию в шестнадцать лет и женат на англичанке.

Кемп отнесся к нему с пониманием.

– Что же, Джузеппе, давайте послушаем вас – может быть, вам есть чем с нами поделиться.

– Для меня это большая неприятность. Я обслуживаю столик. Я разливаю вино. И люди скажут, что я совсем ополоумел – подсыпать яд в бокал с вином. Ничего я не подсыпал, но люди так скажут. Господин Голдстайн уже предложил мне взять отпуск на неделю, чтобы гости не задавали мне вопросов и не тыкали в меня пальцем. Он человек порядочный и справедливый, знает, что моей вины тут нет, ведь я в «Люксембурге» работаю много лет, и увольнять меня он не будет, а в другом ресторане вполне могли бы уволить. Наш метрдотель Чарльз тоже человек добрый, но все равно радости в этой истории для меня мало и на душе тревожно. И я спрашиваю себя – может, у меня есть враг?

– И что же, – вопросил Кемп, сама непроницаемость, – он у вас есть?

Печальное обезьянье личико исказила гримаса смеха. Джузеппе простер руки.

– У меня? Враг? Откуда ему взяться? Добрых друзей много, а врагов – нет.

Кемп хмыкнул.

– Вернемся ко вчерашнему вечеру. Что скажете про шампанское?

– «Вдова Клико», 1928 года, очень хороший и дорогой напиток. Господин Бартон был такой – любил хорошо поесть и выпить, только самое лучшее.

– Шампанское он заказал заранее?

– Да. Все было оговорено с Чарльзом.

– А свободное место за столом?

– И об этом договорились заранее. Он сказал и Чарльзу, и мне. Позже это место должна была занять молодая дама.

– Молодая дама? – Рейс и Кемп переглянулись. – А кто она, вам известно?

Джузеппе покачал головой:

– Нет, я ничего о ней не знаю. Она должна была прийти позже, больше я ничего не слышал.

– Вернемся к шампанскому. Сколько было бутылок?

– Две, и третья наготове. Первую выпили довольно быстро. Вторую я открыл незадолго до кабаре. Наполнил бокалы, а бутылку убрал в ведерко со льдом.

– Вы заметили, когда господин Бартон в последний раз пил из этого бокала?

– Когда кабаре закончилось, они выпили за здоровье молодой госпожи. У нее, как я понял, был день рождения. Потом все пошли танцевать. А когда вернулись, господин Бартон выпил, и р-раз – через минуту отправился на тот свет.

– Пока все танцевали, вы подливали шампанское в бокалы?

– Нет, мсье. Когда пили за мадемуазель, бокалы были полны, все только пригубили, сделали несколько глотков. Так что шампанского в бокалах было достаточно.

– А кто-нибудь – хоть кто-нибудь – подходил к столу, пока все танцевали?

– Никто, сэр. Это я говорю ответственно.

– А танцевать ушли все?

– Да.

– И все вместе вернулись?

Джузеппе чуть прищурился, напрягая память.

– Первым вернулся господин Бартон – с молодой госпожой. Он полноват, поэтому долго танцевать не любил, понимаете? Потом пришел этот почтенный джентльмен, господин Фарради, с дамой в черном. Последними пришли леди Александра Фарради и брюнет.

– Вы знаете господина Фарради и леди Александру?

– Да, сэр. Они часто бывают в «Люксембурге». Люди известные.

– Джузеппе, положи что-то любой из них в бокал господина Бартона – вы бы это заметили?

– Ручаться не могу, сэр. На мне еще два столика в алькове да еще два в основном зале. Моя работа – носить блюда. За столиком господина Бартона я не следил. После кабаре обычно все уходят танцевать, тут у меня затишье, поэтому знаю точно – в это время к их столику никто не подходил. А когда гости расселись, у меня снова дел невпроворот.

Кемп кивнул.

– Но мне кажется, – добавил Джузеппе, – трудно было что-то подсыпать в бокал, чтобы никто не заметил. Только если это сделал сам господин Бартон. Но вы же так не думаете?

И он вопросительно взглянул на Кемпа.

– А вы, значит, думаете именно так? – спросил тот.

– Понятно, я ничего не знаю, но думать думаю. Год назад рассталась с жизнью эта красавица, госпожа Бартон. А вдруг безутешный господин Бартон решил расстаться с жизнью таким же манером? Очень романтично. Ресторану-то от этого плохо, но если джентльмен решил уйти из жизни, что ему думать о ресторане?

Он быстро глянул на того и другого, горя желанием услышать их мнение.

Кемп покачал головой.

– Это было бы слишком просто, – сказал он. Потом задал еще несколько вопросов и позволил Джузеппе уйти.

Когда дверь за ним закрылась, Рейс сказал:

– Не эту ли мысль нам навязывают?

– Безутешный муж сводит счеты с жизнью в годовщину смерти жены? Не совсем в годовщину, но около того.

– Это был День поминовения, – уточнил Рейс.

– Верно, – согласился Кемп. – Возможно, план был именно такой, но злоумышленник не мог знать, что есть письма, что господин Бартон обратился к вам, что письма он показал Айрис.

Он взглянул на часы.

– В половине первого мне надо быть в Киддерминстер-хаус. У нас есть время поговорить с гостями за двумя другими столиками – по крайней мере, с кем-то из них. Составите мне компанию, полковник?

Господин Моралес снимал номер в «Ритце». В столь ранний час он являл собой прискорбное зрелище, небритый, налитые кровью глаза, налицо тяжелое похмелье.

Господин Моралес являлся гражданином США, и его английский был весьма своеобразен. Он выразил готовность вспомнить все, что в его силах, но его воспоминания о вчерашнем вечере были удивительно туманными.

– Мы были с Кристи, эта малышка – та еще штучка! Она сказала, что в этом кабаке все путем. «Ласточка моя, – сказал я ей, – поедем, куда твоя душенька пожелает». Кабак оказался что надо, согласен, – и содрать с тебя три шкуры они умеют! Только я и видел свои тридцать долларов! А оркестр, между прочим, играл мимо нот, не про то и не туда.

Господина Моралеса попросили оторваться от вечера в узком кругу и вспомнить, что происходило за столиком в середине алькова. Но предложить какую-то полезную информацию он не сумел.

– Ясное дело, был стол, а за ним сидели какие-то люди. Но как они выглядели – не помню. Я вообще на них внимания не обращал, пока один из них не грохнулся. Сначала я решил, что он перебрал. Кстати, я помню одну из его дамочек. С темными волосами, все при ней, я бы так сказал.

– Вы имеете в виду девушку в зеленом платье?

– Нет, другую. Такую стройную. В черном, и формы у нее что надо.

В поле зрения господина Моралеса попала Рут Лессинг.

Он наморщил нос, предаваясь приятным воспоминаниям.

– Я смотрел, как эта крошка танцует – классно, доложу я вам! Я пару раз даже показал ей большой палец – мол, так держать, малышка, но она и бровью не повела, только сквозь меня посмотрела… вы, англичане, это умеете.

Ничего более ценного извлечь из господина Моралеса не удалось, да и сам он откровенно признался, что к началу представления кабаре изрядно нализался. Кемп поблагодарил его и уже собирался с ним распрощаться.

– Завтра я уплываю в Нью-Йорк, – сообщил Моралес. – Или вам нужно, – прибавил он с готовностью, – чтобы я остался?

– Спасибо, но едва ли ваши показания помогут следствию.

– На самом деле мне у вас нравится, и если полиции нужно, чтобы я остался, моя фирма не развалится. Если полиция просит тебя задержаться, значит, надо задержаться. Может, если напрягусь, что-то и вспомню…

Но Кемп отверг эту сомнительную наживку и вместе с Рейсом отправился на Брук-стрит, где их приветствовал типичный холерик, отец достопочтенной Патрисии Брайс-Вудворт.

Кому это пришло в голову, что его дочь – его дочь! – может быть причастна к этой кошмарной истории? Это что же, девушка не может пойти поужинать с женихом в ресторан без того, чтобы не подвергнуться нападкам детективов из Скотленд-Ярда? Куда катится Англия? Да она знать не знает этих людей, как их там, Хаббарды? Бартоны? Тоже мне, белая кость! Выходит, надо смотреть, куда идешь, этот «Люксембург» всегда считался приличным местом, но ведь там уже второй раз такое случается! И дернуло же Джеральда тащить Пэт именно туда – эти молодые думают, что сами с усами и разберутся без старших. Так или иначе, он не позволит, чтобы его дочь донимали, беспокоили и допрашивали – да уж никак не без присутствия адвоката. Он сейчас позвонит старине Андерсону в Линкольн-Инн и спросит его…

Тут генерал внезапно умолк и, глядя на Рейса, спросил:

– Я вас где-то видел. Где?

Полковник не замедлил с ответом и, улыбнувшись, произнес:

– Бэддерпор, двадцать третий год.

– Боже правый, – воскликнул генерал. – Да это же Джонни Рейс! А вы-то здесь какого лешего делаете?

Рейс снова улыбнулся.

– Я был рядом со старшим инспектором Кемпом, когда стало ясно, что неплохо бы побеседовать с вашей дочерью. Я сказал: ей будет гораздо приятнее, если инспектор Кемп приедет сюда, а не будет вызывать ее в Скотленд-Ярд. Заодно я решил составить ему компанию.

– А-а, хм, очень мило с вашей стороны, Рейс.

– Разумеется, мы не хотели причинять молодой госпоже неудобства, – добавил старший инспектор Кемп.