Агата Кристи - День поминовения

Но ее причуды не будут длиться долго – в этом Джордж был твердо уверен. Розмари всегда будет возвращаться. Главное, сжиться с этой мыслью – и все будет хорошо. Потому что к нему она относилась нежно. Ее привязанность к нему была постоянной и устойчивой. А ее флирты и интрижки существовали как бы сами по себе.

Он приучил себя относиться к этому спокойно. Сказал себе: «Розмари так красива, темпераментна и впечатлительна, что подобное просто неизбежно». Но в этом уравнении он не учел один важный элемент – собственную реакцию. К легкому флирту с тем или другим молодым человеком он мог относиться спокойно, но когда запахло серьезным романом…

Он это учуял сразу – потому что она изменилась. Стала более взбудораженной, еще больше похорошела, вся лучилась и сияла. А потом интуитивную догадку подтвердили факты – конкретные и мерзкие.

Однажды Джордж вошел в ее гостиную, и она машинально прикрыла рукой листок, на котором что-то писала. Он все понял – письмо любовнику.

Потом, когда она вышла из комнаты, он подошел к столу, на котором лежал блокнот. Письмо она унесла с собой, но часть текста отпечаталась на следующем листе, какие-то слова можно было разобрать. Он подошел с блокнотом к окну и увидел написанные летящим почерком Розмари слова: «Мой обожаемый и любимый…»

В ушах у него зазвенело. В эту минуту он понял, что именно чувствовал Отелло. Подходить к жизни философски? Ха! Все наши действия продиктованы природой. Да он готов ее удушить! И хладнокровно укокошить этого малого! Но кто он? Браун? Или этот тип Стивен Фарради? Оба так на нее и пялятся!

Он поймал свое отражение в зеркале. Глаза налились кровью. Казалось, его вот-вот хватит удар.

И сейчас, когда эта минута вспомнилась, Джордж Бартон выронил из руки бокал. Горло снова сдавило, как тогда, в висках застучало. Даже сейчас… Сделав над собой усилие, он отогнал воспоминания прочь. Сколько можно? Было – и быльем поросло. Подвергать себя таким страданиям он больше не будет. Розмари умерла. Она обрела покой. Вот и он должен обрести покой. Хватит страданий.

Интересно, с чем он связывает ее смерть. С обретением покоя… Для себя.

Джордж никогда не говорил об этом даже Рут. Рут молодец. Вот уж у кого голова на плечах! Что бы он без нее делал…

Она помогала ему во всем. Всегда проникалась его заботами. И никогда ни намека на секс. Не то что помешанная на мужчинах Розмари…

Розмари… Вот она сидит за круглым столом в ресторане. Лицо чуть исхудавшее после гриппа – кожа слегка натянута, но все равно такое очаровательное. И всего час спустя… Нет, думать об этом он не будет. Не теперь. У него есть план. Вот о плане и надо думать.

Но сначала надо поговорить с Рейсом. Показать ему письма. Что об этих письмах скажет Рейс? Айрис просто лишилась дара речи. Видимо, она ни о чем таком не подозревала. Что ж, действовать предстоит ему. Свой план он уже перенес на бумагу.

Да, он все продумал. Детали проработаны. Назначена дата. Выбрано место.

2 ноября. День поминовения[5]. Это тонкий ход. Естественно, ресторан «Люксембург». Надо заказать тот же столик.

И пригласить тех же гостей. Энтони Браун, Стивен Фарради, Сандра Фарради. Конечно же, Рут, Айрис и он сам. А седьмым, неожиданным гостем он пригласит Рейса. Ведь год назад за этим столом должен был сидеть и он. А одно место будет свободным. Великолепно!

Это будет захватывающая картина!

Воспроизведение убийства.

Ну, не совсем воспроизведение…

Мысли его снова метнулись в прошлое…

День рождения Розмари…

Вот она, Розмари, распростерлась на столе в предсмертной судороге – и умерла…

Лусилла Дрейк щебетала. Именно этим словом пользовались в семье, потому что оно точно описывало звуки, слетавшие с добрых губ Лусиллы.

Этим утром у нее было много дел – так много, что сосредоточиться на чем-то одном не было никакой возможности. Предстояло возвращаться в город, а переезд – это всегда куча проблем. Разобраться со слугами, привести в порядок хозяйство, подготовить все к зиме, сделать тысячу мелких дел, а тут еще Айрис выглядит – хуже некуда…

– Дорогая, ты меня сильно беспокоишь, вся бледная, измученная, будто всю ночь не спала, ты вообще спала? Если нет, есть замечательное снотворное доктора Уайли. Или доктора Гаскелла? – точно не помню. Кстати, надо сходить и самой поговорить с нашим бакалейщиком – либо служанки что-то на свое усмотрение заказали, либо он сам что-то не то нам всучил. Какие-то пачки мыла, а я больше трех в неделю не расходую… Или лучше тоник? Когда я была ребенком, меня поили сиропом Бейтона. И шпинатом подкармливали. Скажу повару, пусть на обед приготовит шпинат.

Айрис привыкла к тому, что Лусилла всегда перескакивает с одной мысли на другую, а тут еще легкая вялость… и Айрис не стала выспрашивать, как именно мозг тетушки увязал доктора Гаскелла с местным бакалейщиком, но задай она этот вопрос, ответ последовал бы незамедлительно: «Потому что, дорогая моя, фамилия бакалейщика – Грэнфорд». Тетя Лусилла, как ей самой казалось, мыслила предельно ясно.

Собрав всю оставшуюся энергию, Айрис просто сказала:

– Я прекрасно себя чувствую, тетя Лусилла.

– Круги под глазами, – заметила госпожа Дрейк. – Перегружаешь ты себя.

– Да я неделями ничего не делаю.

– Это тебе только кажется, милая. Но ты много играешь в теннис, а для девушек это утомительно. Да и воздух здесь какой-то пресный. Ведь мы находимся во впадине. Вот доверился Джордж этой девице, а надо было посоветоваться со мной.

– Девице?

– Да, этой его мисс Лессинг, он о ней такого высокого мнения… Ладно бы только на работе, но давать ей дополнительные полномочия – это большая ошибка. Не надо, чтобы она считала себя членом семьи – зачем ее так поощрять? Хотя она не из тех, кому надо поощрение.

– Тетя Лусилла, но Рут и вправду почти член семьи.

Госпожа Дрейк засопела.

– Она к этому стремится – тут сомнений нет. По части женщин Джордж – просто дитя малое. Так дело не пойдет. Джорджа надо защитить от себя самого, и на твоем месте, Айрис, я бы ясно дала ему понять: при всех достоинствах мисс Лессинг жениться на ней он категорически не должен.

Всю апатию Айрис как рукой сняло.

– Мне и в голову не приходило, что Джордж может жениться на Рут.

– Ты, деточка, не видишь, что творится у тебя под носом. Будь у тебя мой опыт, ты бы так не удивлялась, – Айрис не смогла сдержать улыбку; тетя Лусилла иногда бывала такой смешной. – Эта особа рвется замуж.

– А нам какая разница? – спросила Айрис.

– Нам? Очень даже большая.

– Ведь это было бы здорово, – тетя уставилась на нее. – Здорово для Джорджа. Наверное, насчет нее ты права. В смысле, что она к нему привязана. И она была бы ему отличной женой, ухаживала бы за ним…

Госпожа Дрейк фыркнула, и на ее личике безобидной овечки появилось нечто похожее на негодование.

– Джордж вполне ухожен и сейчас. Чего ему не хватает, хотела бы я знать? Его прекрасно кормят, в обносках не ходит. Естественно, он доволен, что в доме живет привлекательная молодая девушка, то есть ты, а когда ты выйдешь замуж, я, будем надеяться, еще смогу обеспечить ему необходимый уют, помогу сохранить здоровье. Уж не уступлю в этом молодой особе из конторы – что она понимает в домашнем хозяйстве? Цифры, бухгалтерские книги, скоропись и пишущая машинка – какая от всего этого польза мужчине, когда он у себя дома?

Айрис улыбнулась, покачала головой, но спорить не стала. Она думала о гладких, всегда уложенных волосах Рут, о ее чистой коже, о прекрасных, сшитых на заказ строгих нарядах, подчеркивавших ее прелести.

«Бедная тетя Лусилла, только и мыслей, что об уюте и домашнем хозяйстве, куда ей до романтических увлечений! Небось забыла, что это такое, если вообще когда-нибудь знала», – подумала Айрис, вспоминая тетушкиного мужа.

Лусилла Дрейк была сводной сестрой Гектора Марля, от первого брака их отца. Когда ее мачеха умерла, она фактически заменила Гектору мать, ведь он был намного ее моложе. При этом она ухаживала за их отцом и шла прямой дорогой в лагерь старых дев, но, когда ей было уже под сорок, встретила преподобного Калеба Дрейка, которому и самому перевалило за пятьдесят. Замужняя жизнь долго не продлилась. Два года спустя она овдовела, оставшись с младенцем на руках…

Материнство, запоздалое и нежданное, оказалось важнейшим событием в жизни Лусиллы. Сын стал для нее источником треволнений, страданий и постоянных финансовых потерь, но только не разочарования.

Госпожа Дрейк отказывалась видеть в Викторе какие-либо серьезные недостатки – в лучшем случае некую милую слабохарактерность. Виктор слишком доверчив, он легко попадает под дурное влияние – именно из-за своей доверчивости. Виктору не повезло. Виктор пал жертвой мошенничества. Виктор оказался пешкой в руках злодеев, которые сыграли на его чистоте.

Когда кто-то осмеливался его критиковать, на простом и располагающем лице госпожи Дрейк появлялись признаки непримиримости и упрямства. Она прекрасно знает своего сына – он хороший мальчик, намерения у него самые добрые, а так называемые друзья играют на его слабостях. Когда он просит у нее деньги, он ненавистен сам себе. Но как ему быть в таких кошмарных обстоятельствах? К кому он придет в трудную минуту? Только к маме.