Агата Кристи - День поминовения

Энтони протяжно свистнул.

– Никто не видел, как ты выронила эту бумажку?

Айрис на мгновение задумалась.

– Трудно сказать… По-моему, Рут могла заметить. Но у нее в тот момент был какой-то странный вид – совершенно отсутствующий. Так что я не знаю – заметила она что-нибудь или просто смотрела в мою сторону невидящим взглядом.

Энтони еще раз свистнул.

– Ничего не скажешь, веселенькая история!

– Я просто с ума схожу, – сказала Айрис. – Я все боюсь, что они узнают.

– Странно, что на обертке не нашли отпечатков твоих пальцев. Ведь полиция первым делом смотрит отпечатки.

– Там и не могло быть моих отпечатков. Я же к ней не прикасалась, я ее нащупала через платок.

Энтони кивнул:

– Считай, что тебе повезло.

– Но кто мог ее подложить? И когда? Сумочка весь вечер была при мне.

– Ну, возможность всегда найдется. Например, когда ты пошла танцевать после концерта, она оставалась на столе. Вот тебе первая возможность. А вторая – еще до начала вечера, в дамской комнате. Ты можешь рассказать, как дамы ведут себя, когда они остаются одни? Как ты понимаешь, эта сфера мне недоступна. Что вы делаете – сразу расходитесь к разным зеркалам?

Айрис задумалась.

– Мы все подошли к одному столу. Там такой длинный стол со стеклянной крышкой, а над ним, во всю ширину, зеркало. Свои сумочки мы положили на стол и стали приводить себя в порядок – представляешь?

– Не очень, но это неважно. Продолжай.

– Рут припудрилась, Сандра пригладила волосы и поправила шпильку, а я сняла меховую накидку и отдала ее гардеробщице. Потом вдруг заметила, что чем-то запачкала палец, и отошла к другой стенке вымыть руки.

– А сумочка осталась на столе под зеркалом?

– Да. Пока я мыла руки, Рут все еще стояла перед зеркалом, а Сандра, кажется, отошла отдать женщине свой палантин[71]; потом она вернулась к зеркалу, а Рут пошла мыть руки. Тут я сама еще раз подошла к зеркалу и стала поправлять волосы.

– Выходит, и та и другая могли незаметно раскрыть твою сумочку и что-то туда сунуть.

– Да, но ведь, когда я обнаружила пакетик, яда в нем уже не было. Значит, яд сначала всыпали Джорджу в шампанское, а потом уже подложили мне пустую бумажку. И вообще, по-моему, ни Рут, ни Сандра на такое не способны.

– Ты слишком идеализируешь людей. Сандра – фанатичка; живи она в Средние века, она бы собственноручно сжигала своих врагов на костре. Что касается Рут, то из нее, на мой взгляд, вышла бы первоклассная отравительница, которая умеет все предусмотреть заранее и не оставляет следов.

– Но если это Рут, то почему она никому не сказала, что видела, как я уронила бумажку?

– Тут я сдаюсь. Действительно, если Рут намеренно подсунула тебе обертку из-под цианистого калия, в ее интересах было проследить, чтобы эта бумажка оставалась при тебе. Да, похоже, что это все-таки не она… Остается официант – мы снова возвращаемся к официанту. У официанта больше всего возможностей. Ах проклятье! Будь это хотя бы какой-нибудь посторонний, временный официант, нанятый на один вечер… Так нет же!

Айрис вздохнула:

– Я рада, что рассказала тебе. Больше ведь никто не узнает? Мы с тобой – и все, правда?

Энтони посмотрел на нее в некотором замешательстве:

– Нет, Айрис, так не пойдет. Возьми себя в руки. Сейчас мы сядем в такси, и я отвезу тебя к старику Кемпу. Такое скрывать не полагается.

– Нет, нет, Энтони, я не поеду! Они решат, что я убила Джорджа.

– Безусловно, решат, если потом выяснится, что ты столько времени просидела набрав в рот воды и ни словом не обмолвилась об этом эпизоде. Вот тогда твои объяснения прозвучат неубедительно. А если ты явишься к ним сейчас и добровольно обо всем расскажешь, тебе, конечно же, поверят.

– Энтони, я тебя прошу!

– Айрис, пойми, твое положение сейчас очень уязвимо. И помимо всего прочего, существует еще такое понятие, как истина. Ты печешься о собственном спокойствии и благополучии, в то время как надлежит вершить правосудие!

– Ну что ты, в самом деле, читаешь мне проповедь, будто в церкви?

– Молодец, – сказал Энтони, – ловко ты меня поддела! А теперь собирайся – мы едем к Кемпу! Немедленно!

Она неохотно вышла вслед за ним в холл. Он взял со стула пальто, которое она сбросила, вернувшись, и помог ей одеться.

В ее глазах он прочел молчаливый протест, смешанный со страхом, однако не проявил ни малейшего снисхождения, только сказал:

– Перейдем через площадь и там возьмем такси.

Они уже собрались выходить, когда услышали звонок – от парадной двери он был проведен в нижний этаж, в помещение для прислуги.

– Господи, совсем вылетело из головы! – воскликнула Айрис. – Это Рут. Она сказала, что зайдет после работы и мы окончательно решим все про похороны. Они назначены на послезавтра. Я согласилась, что лучше все обсудить, пока тети Люсиллы нет дома. Она вносит одну только путаницу.

Энтони прошел вперед и открыл дверь, опередив горничную, со всех ног бежавшую снизу.

– Не беспокойтесь, уже открыли, – сказала Айрис, и горничная повернула обратно.

У Рут был утомленный и даже какой-то растрепанный вид. В руке она держала портфель довольно внушительных размеров.

– Простите, я опоздала, но в метро сегодня страшная давка, а потом мне пришлось пропустить целых три автобуса – невозможно было сесть. И, как назло, ни одного такси.

«Извиняться, оправдываться – все это как-то не в ее стиле, – подумал Энтони. – Где ее обычная четкость, где ее почти нечеловеческая выдержка? Да, очевидно, смерть Джорджа и здесь не прошла без последствий».

– Я не могу сейчас поехать, Энтони, – сказала Айрис. – Я обещала Рут, что мы с ней все обсудим.

– Боюсь, что наше дело важнее, – ответил Энтони тоном, не допускающим возражений. – Извините, мисс Лессинг, что я нарушаю ваши планы, но Айрис придется поехать со мной, – у нас неотложное дело.

– Что вы, что вы, мистер Браун, – поспешно сказала Рут, – ничего страшного. Я дождусь миссис Дрейк и все с ней улажу. – Она улыбнулась краешком губ. – Не беспокойтесь, я с ней отлично справлюсь.

– Не сомневаюсь, мисс Лессинг, что вы можете справиться с кем угодно, – галантно заметил Энтони.

– Может быть, Айрис, у вас есть какие-нибудь свои соображения и пожелания?

– Право, никаких. Я просто решила, что мы вдвоем обсудим все быстрее, потому что у тети Люсиллы семь пятниц на неделе и с ней трудно договориться. Мне вас жалко – вам и так столько приходится делать. Что касается самих похорон, то мне вся эта процедура безразлична. Это тетя Люсилла обожает похороны, а я их ненавижу. Я понимаю, что без похорон не обойдешься, но зачем устраивать вокруг этого столько шума? Ведь тому, кто умер, уже все равно. Он уже далеко, вся эта суета ему не нужна. Мертвые не возвращаются.

Рут ничего не ответила, и Айрис с каким-то странным упорством и вызовом повторила:

– Мертвые не возвращаются.

– Пошли, пошли, – сказал Энтони и потянул ее через порог.

Площадь как раз медленно огибало свободное такси. Энтони остановил его и помог Айрис сесть. Он велел шоферу ехать к Скотленд-Ярду и повернулся к Айрис:

– Скажи-ка мне, красавица, чей дух тебе явился сейчас в холле? Почему ты столь настойчиво твердила, что мертвые не возвращаются? Кто тебе привиделся – Джордж или Розмэри?

– Никто! Никто мне не привиделся! Просто я ненавижу похороны. Ты мне веришь?

Энтони вздохнул.

– Да, – сказал он, – дело плохо. Пора идти к психиатру.

В небольшом кафе за круглым мраморным столиком, накрытым на три персоны, сидела мужская компания.

Полковник Рейс и инспектор Кемп пили крепчайший чай, а перед Энтони стояла чашка какой-то бурды, которую в Англии принято выдавать за кофе. Раз уж это пойло было заказано, приходилось его пить – Энтони готов был принести и не такие жертвы ради того, чтобы быть допущенным с правом голоса на это совещание в верхах.

Инспектор Кемп, после того как Энтони вручил ему свои верительные грамоты, скрепя сердце согласился признать в нем коллегу.

– Если хотите знать мое мнение, – начал инспектор, бросая сахар в свой почти черный чай и тщательно размешивая его ложечкой, – судебное дело нам возбудить не удастся. Мы никогда не соберем необходимое количество улик.

– Вы так думаете? – спросил Рейс.

Кемп утвердительно кивнул и с блаженным видом отхлебнул глоток чая.

– Я все надеялся получить какие-либо свидетельства о том, что один из пяти подозреваемых покупал или где-то доставал цианистый калий. Но узнать ничего не удалось. Это дело из категории тех, где ты знаешь, кто убийца, но доказать ничего не можешь.

– И что же, вы знаете, кто убийца? – Энтони взглянул на него с любопытством.

– Думаю, что да. Леди Александра Фарадей.

– Вот кто, по-вашему! – сказал Рейс. – А основания?

– Основания? Пожалуйста. Прежде всего она относится к тому типу женщин, которых ревность доводит до безумия. Кроме того, она властная и деспотичная. Помните, была такая королева… Элеонора[72], кажется… Та самая, которая выследила прекрасную Розамунду, явилась к ней и предложила на выбор кинжал или чашу с ядом.

– Вся разница в том, что у прекрасной Розмэри выбора не было, – заметил Энтони.

Инспектор Кемп продолжал:

– Дальше события развиваются так. Кто-то посылает Джорджу анонимные письма. У него возникают подозрения – я бы сказал, весьма определенного свойства. Чего ради он стал бы бросаться деньгами и покупать загородный дом, если бы не имел тайной цели – поближе присмотреться к Фарадеям? Очевидно, леди Александру насторожила его назойливость, в особенности эти подчеркнутые приготовления к вечеру, то, как он буквально вынудил их принять приглашение. Ждать сложа руки не в ее правилах. Она привыкла быть хозяйкой положения. Она идет на этот вечер – и Бартон погибает. Вы, конечно, скажете, что все это домыслы, что я исхожу только из особенностей характера подозреваемой. Но не забывайте, что если у кого-то за столом и был реальный шанс подсыпать яд в бокал Бартона, так только у его соседки справа – у той же леди Александры.