Браунли заколебался.

— Отвечайте на вопрос! — сказал Мейсон. — И не вздумайте лгать!

— Да, — очень тихо ответил Браунли. — Я действительно стоял под окном библиотеки и старался услышать, о чем у вас идет речь. Все мне не удалось услышать, но кое-что я разобрал.

— Таким образом, вы знали, что ваш дед намеревается составить утром эти документы, по которым большая часть его состояния переходит в руки девушки, которая живет в его доме как Дженис Браунли?

— Да, — подтвердил Филипп Браунли.

— Таким образом, раз уж речь зашла о мотивах, у вас тоже имелся мотив убить своего деда. Иными словами, его смерть была вам выгодна. Раз он умер до того, как официальное завещание было оформлено, вы наследуете половину состояния деда, конечно, при условии, что Дженис Браунли является подлинной внучкой Ренволда Браунли. А если можно было бы доказать, что она вовсе не его внучка, тогда к вам бы перешло все его состояние. Это верно?

Шумейкер вскочил с места.

— Ваша честь, — закричал он, — я возражаю! Вопрос спорный, не относящийся к делу. Это неправильный перекрестный допрос. Требует у свидетеля его выводов по юридической части.

— Я задал этот вопрос только для того, — сказал Мейсон, — чтобы доказать пристрастность свидетеля.

— Мне думается, — сказал судья Нокс, — что в такой форме вопрос защитника является спорным, поскольку он действительно требует выводов от свидетеля. Если вы желаете все это доказать, вам придется спросить у свидетеля, что именно из разговора было им услышано, выводы же предоставьте сделать суду.

Мейсон пожал плечами и ответил:

— У меня нет больше вопросов к свидетелю.

Шумейкер поколебался, видимо не зная, стоит ли ему еще о чем-то спросить Филиппа Браунли и не даст ли это повод Мейсону возобновить перекрестный допрос, покачал головой и объявил:

— Свидетель может вернуться на место. Вызовите Гордона Викслера.

Гордон Викслер, человек лет сорока пяти, с костлявым лицом, одетый в серый рабочий костюм, поднялся на место для свидетелей и показал, что его зовут Гордоном Викслером, что он яхтсмен, владелец яхты «Решительная», в ту ночь плавал в Каталину на своей яхте. Вернулся оттуда под проливным дождем и позвонил из клуба своему слуге-филиппинцу, чтобы тот встретил его на машине. После этого он занялся всякими делами, связанными с пришвартованием яхты и установкой ее на якоре, чтобы на следующий день без задержки она была полностью готова к выходу в открытое море. Слуга-филиппинец так и не появился, хотя он прождал его больше часа. В это время до него долетел гул автомобильного мотора в районе здания клуба. Он пошел туда проверить, за ним ли пришла машина, решив, что слуга мог сбиться с пути при такой скверной видимости и если учесть, что до этого он всего лишь раз был в яхт-клубе.

Викслер пошел наверчу свету фар автомобиля. Ему бросилось в глаза, что машина едет очень медленно. И тут какая-то женщина, одетая в белый плащ, вышла из тени дома сбоку от дороги, машина остановилась. Женщина поднялась на подножку, о чем-то поговорила с водителем, соскочила на землю, а машина поехала все так же медленно дальше по дороге и почти достигла того места, где в это время находился сам Викслер, свернула в боковую улочку, ведущую к параллельной дороге, чуть ускорила ход и, описав круг, вернулась назад. Машина была почти у того места, где останавливалась, когда из тени вновь возникла женская фигура в белом плаще и вскочила на подножку автомобиля. К этому времени Викслер уже не сомневался, что его слуга-филиппинец по какой-то причине за ним не приехал, поэтому он решил попросить владельца неизвестной машины довезти его хотя бы до ближайшей стоянки такси. Викслер ускорил шаги, точнее, побежал к автомобилю. И в этот момент увидел несколько вспышек и услышал звуки пистолетных выстрелов. Ему показалось, что их было пять, но, возможно, и шесть. Женщина в белом плаще соскочила с подножки и побежала в боковую улицу.

Автомобиль марки «шевроле», стоящий на перекрестке дорог, сорвался с места, сделал крутой поворот и умчался на огромной скорости. Викслер побежал к другому автомобилю. Человек лежал на руле, его голова и левая рука свесились в открытое окошечко машины. Кровь из ран стекала по дверце, собираясь в лужицу на левой подножке. Викслер узнал его. Этот человек был Ренволд К. Браунли. Он был мертв. Викслер встречался с Браунли несколько раз, так что ошибка в этом отношении исключается.

Далее Викслер показал, что он страшно перепугался и растерялся, побежал по дождю, не соображая, что делает.

Неожиданно он наткнулся на машину, за рулем которой сидел человек, которого он не знал. Позднее он выяснил, что это Гарри Каултер, частный детектив. Вместе с ним Викслер стал искать машину Браунли, но они так и не смогли ее найти. Они позвонили в полицию. Вскоре в порт прибыла полиция и продолжила поиски. По мнению Викслера, стрельба происходила примерно в два часа сорок пять минут. В полицию он позвонил где-то в три десять или три пятнадцать минут.

Шумейкер предоставил свидетеля Мейсону для перекрестного допроса.

— Вы были страшно перепуганы? — спросил адвокат.

— Да, сэр. Ужасно. Все произошло так неожиданно, что я совершенно растерялся.

— Почему вы не сели в машину Браунли и не отвезли его в ближайшую больницу?

— Откровенно признаться, я даже об этом не подумал. Когда я увидел, как из дверцы вывешиваются рука и голова человека, и узнал в нем Ренволда Браунли, я буквально утратил способность соображать. Теперь-то мне ясно, что я должен был сделать.

— Вы были сильно расстроены и растеряны уже до того, как узнали Браунли, не так ли? Тот факт, что женщина в светлом плаще чуть ли не у вас на глазах выпускает в упор несколько пуль в водителя машины, вывел вас из равновесия?

— Да, сэр, естественно. Неужели вас это удивляет?

— Нет, это вполне естественная реакция.

Мейсон сцепил кончики пальцев и уставился на них.

— Дождь шел? — спросил он. — Да.

— Сильный?

— Ну, это уже был не такой страшный ливень, как незадолго до этого. Дождь ослабел, но совсем не прекращался ни на минуту.

— Все это произошло неподалеку от яхт-клуба, членом которого вы являетесь?

— Да.

— Территория клуба отделена от шоссе забором?

— Да.

— Уличные фонари имеются?

— Нет.

— Луна светила?

— Нет, сэр, шел дождь.

— И звезд не было видно?

— Нет, сэр. Я понимаю, куда вы клоните, мистер Мейсон. Света было достаточно, чтобы я мог разглядеть то, о чем здесь рассказывают.

— Каков источник света?

— Перед зданием яхт-клуба стоит мачта, на которой установлено прожекторное освещение причалов и места для стоянки автомобилей членов яхт-клуба.

— На каком расстоянии находятся прожекторы от того места, где произошло убийство Ренволда Браунли?

— В трехстах или четырехстах футах.

— Так что дорога была ярко освещена?

— Нет, сэр, я этого не говорил.

— Но все же дорога освещена?

— Да, кое-какой свет имеется.

— Достаточный, чтобы вы могли отчетливо рассмотреть все предметы?

— Поймите, мистер Мейсон, — вдруг довольно враждебно заговорил Викслер, как это случается с людьми, которых заранее предупреждают, чтобы они отвечали осторожно, стараясь избежать многочисленных ловушек, — на этой женщине был белый плащ, который сделал ее весьма заметной, как только она вышла из тени. На дороге было темно, это верно, но, когда женщина поднялась на подножку автомашины, освещения оказалось вполне достаточно, чтобы я разглядел ее очертания. Разумеется, я не мог разглядеть ее лица и не берусь ее опознать, но что я видел, то я видел.

— Таким образом, — все так же спокойно продолжал Мейсон, — ваша идентификация преступницы основывается на том факте, что она была в белом плаще, не так ли?

— Да.

— Откуда вы знаете, что плащ был белым?

— Я видел его.

— Не мог ли он быть светло-розовым? — спросил Мейсон.

— Нет.

— Или чуть голубоватым?

— Нет.

— Нет?

Мейсон внезапно поднял глаза от кончиков своих пальцев, чтобы внимательно посмотреть в глаза свидетелю.

— Можете ли вы присягнуть, что плащ не был светло-желтым?

Свидетель колебался, потом сказал:

— Нет, плащ не был светло-желтым.

— В нем не было никакой желтизны?

— Никакой, сэр.

Мейсон медленно произнес:

— Вы понимаете, что имеется разница между чисто-белым, желтоватым и кремоватым?

— Да, сэр, конечно.

— И иной раз даже при дневном свете трудно отличить один от другого?

— Не особенно. Если я вижу настоящий белый, я его сразу узнаю. На женщине был белый плащ.

— Например, этот кусочек картона, — спросил Мейсон, вытягивая из кармана небольшой прямоугольничек, — он белый или желтый, на ваш взгляд?

— Белый.

Тогда Мейсон вытащил второй прямоугольничек из другого кармана, на этот раз снежно-белого цвета, приставил его к первому и спросил:

— Ну, а этот?

По залу пробежал шепот. Викслер поспешил заявить:

— Это было ошибкой с моей стороны, мистер Мейсон. Первый кусочек картона был с желтизной. Он мне показался белым, потому что вы держали его на фоне своего черного костюма.

Мейсон заметил как бы мимоходом с таким видом, как будто старался помочь свидетелю внести ясность в его показания:

— И если бы кусочек материала от второго плаща был показан на фоне чисто-белой стены, это помогло бы вам заметить в нем примесь желтизны точно так, как эта белая карточка помогла вам точно установить окраску первой, не так ли?

— Вероятно, — поддакнул Викслер, утратив на секунду осторожность. Впрочем, он сразу же спохватился, опустил глаза и отчаянно затряс головой: — Нет, сэр. То есть мне кажется, что был белый плащ.

— Но он мог быть и слегка желтым? — спросил Мейсон. Он помахал двумя картонками, которые высоко поднял над головой, чтобы напомнить свидетелю о его недавней ошибке.