Имя «Ле-Гейт» осталось непроизнесенным — предупреждающий взгляд и наморщенный лоб девушки заставили меня умолкнуть.

— Сходство с той особой, о которой мы спорили, — вставила она, успокоительно взмахнув рукой. — Да, у них много общих черт. Заметьте, в частности, что у нее редкие волосы, тонкие и иссеченные, хотя она молода и недурна собой.

— Да, для женщины ее возраста шевелюра скудновата, — согласился я. — И к тому же тусклая.

— Совершенно верно. Узел на затылке не больше ореха… А теперь оцените изгиб ее спины. Видите, как она сидит, — необычный изгиб, правда?

— Весьма. Это и не сутулость, и уж тем более не горб, но, несомненно, странная конфигурация позвоночника.

— И это напоминает нашу приятельницу, не так ли?

— В точности!

Хильда Уайд отвернулась, чтобы не привлекать внимание пациентки.

— Так вот, эту женщину доставили сюда полумертвую, потому что на нее напал ее собственный муж, — продолжала она, с оттенком ненавязчивой демонстрации.

— Таких пострадавших мы видим много, — вставил Треверс небрежно, как истинный медик, — случаи весьма интересные, и сестра Уайд указала мне на одну особенность: почти все подобные пациентки имеют сходные черты внешности.

— Невероятно! — воскликнул я. — Еще можно понять, что мужчины определенного типа могут быть склонны к нападению на своих жен, но чтобы существовал тип женщин, на которых нападают? Простите, не верю!

— Это потому, что вам известно по данному вопросу меньше, чем сестре Уайд, — ответил Треверс с малоприятной улыбкой превосходства.

Наша наставница перешла к другой койке, попутно мягко коснувшись рукою лба одной из пациенток. Та ответила благодарным взглядом.

— Вон там еще, — Хильда указала нам, куда смотреть, еле заметным кивком. — Номер 74. Волосы у нее почти такие же — редкие, слабые и бесцветные. И спина аналогично изогнута, и почти тот же агрессивный, напористый характер. А на вид энергичная, верно? Прирожденная домашняя хозяйка!.. Вот и ее тоже позавчера муж ночью сбил с ног и избил до полусмерти.

— Очень странно, — признал я, — они обе действительно похожи на…

— На даму со званого обеда! Да, чрезвычайно. Вот посмотрите… — Хильда вытащила из кармана карандаш и наскоро начертила в своем блокноте контур женского лица. — Вот это — основные и самые существенные черты этого типа. Вот такой у них обычно профиль. Женщины с такими лицами всегда подвергаются нападению.

Треверс глянул на рисунок поверх ее плеча.

— Все верно, — подтвердил он, важно склонив голову. — Сестра Уайд показывала мне таких десятками. Буквально многими десятками! Они все относятся к этой разновидности. В общем, теперь, когда к нам привозят женщину такого типа, с травмами, я сразу спрашиваю: «Муж?» — и неизменно слышу в ответ: «Так и есть, сэр: мы немного поговорили…» Воздействие устной речи, дорогой коллега, часто приводит к удивительным последствиям!

— Слова наносят болезненные уколы…

— И оставляют открытые раны, которые требуется перевязать, — добавил Треверс, не подозревая о подоплеке нашего разговора. Практичный человек наш Треверс!

— Но почему они подвергаются нападению, эти женщины? — спросил я, все еще недоумевая.

— К номеру 87 только что пришла мать, — вмешалась моя колдунья. — Самый свежий случай домашнего насилия: привезли вчера вечером, множественные ушибы и синяки в области головы и плеч. Поговорите с матерью. Она вам все объяснит.

Мы с Треверсом направились к указанной койке. Треверс начал издалека:

— Ну что же, сегодня ваша дочь выглядит неплохо, несмотря на вчерашнее приключение…

— Ага, она покрасивше нынче, благодарствуйте, — ответила мать, разглаживая свое замусоленное черное платье, позеленевшее от долгой службы. — Она скоро будет вовсе молодцом, даст Бог. Но Джо ее чуть вовсе не прикончил.

— Как же это все случилось? — спросил Треверс развязным тоном, подгоняя неторопливую мамашу. Та приступила к докладу, который впору было переводить на нормальный английский язык, так ужасен был ее лондонский говор.

— Значится, было эт' вот как, сэр. Щас все узнаете. Дочка моя, она такая дамочка, ей палец в рот не клади, как говорится, в общем, верховодит. Она гордая, и неспроста: дом содержит как следовает и за малышней приглядывает. Она не какая-нибудь гулёна. Но язычок у ей… Ой-ой, эт' язычок такой… — Тут мать понизила голос, опасаясь, как бы «дамочка» не услышала. — Чего уж там, врать не стану, иной раз сказанет, будто бритвой полоснет. Сама я, бывало, страдала. И когда нападет на нее стих, как пойдет она чесать, Боже вас упаси, ей-ей, нету ей удержу!

— Значит, она сварлива, не так ли? — Треверс изучал этот «случай» со всей тщательностью. — Пожалуй, так оно и есть.

— Эт' вы верно приметили, сэр, такая уж она. А Джо, он мухи не обидит — эт' когда трезвый, ни-ни, Джо ни за что. Да только пошел он, значится, погулять и воротился поздненько, малость навеселе, в общем, посидел с дружками. А доченька моя, понимаете, возьми да сказани усё, чего про него думает. Ох и высыпала же она ему! А Джо наш мужчина смирный, когда не выпивши только; он ей скорее друг, нежели муж, Джо-то. Но тут не стерпел, можно сказать, по причине подпития, вот он ее и отдубасил легонько, да и зубы ей выбил. Тогда мы, эт' самое, ее к вам в больничку и привели.

Раненая женщина приподнялась на постели — я сразу заметил тот же «рыбий» изгиб спины, как и у других пострадавших, — и издала мстительный вопль, тут же сменившийся радостным блеском победы.

— Но мы его в каталажку упекли! — Она неприкрыто наслаждалась своим торжеством. — Лучше того, за мной-то последнее слово осталось, ага! Соседи передавали, получил он шесть месяцев за это. А уж когда выйдет, Боженька свидетель, я ему припомню!

— Судя по всему, вы способны наказать его, — вырвалось у меня. Я содрогнулся, вспомнив, что на лице миссис Ле-Гейт заметил мельком точно такое же выражение, когда муж случайно наступил на шлейф ее платья, выходя из гостиной.

Прекрасная колдунья отправилась дальше в обход, мы последовали за нею.

— Итак, что вы скажете теперь? — спросила она, бесшумно скользя между кроватями, на ходу поправляя подушки и одеяла.

— Да что говорить? — ответил я. — Это просто чудо! Вы вполне убедили меня.

— Вы бы сразу убедились, — заметил Треверс, — если бы наведывались в это отделение так же часто, как я, и наблюдали за их физиономиями. Признак безошибочный. Раньше или позже, но непременно женщины этого типа получают взбучку.

— В низших слоях общества, возможно, — я все еще отказывался верить, — но не в нашем кругу, разумеется. Джентльмены не пинают своих жен ногами и не выбивают им зубы.

— Конечно нет, здесь классовое различие сказывается, — с улыбкой согласилась моя Сивилла. — У них раздражение накапливается дольше, и провоцируют их мучительнее. Они стараются сдерживаться. Но в конце концов, в один несчастный день, когда их подстрекают сильнее, чем они в состоянии выдержать… Обычный ножик, заржавленный древний меч, ножницы — все, что может оказаться под рукой, вроде виденного нами сегодня кинжала. Один яростный удар — почти спонтанный — и готово! Двенадцать добрых и справедливых граждан сочтут это намеренным убийством.

Мне стало по-настоящему страшно.

— Но можем ли мы как-то предупредить беднягу Хьюго?

— Боюсь, что нет, — ответила Хильда. — В конечном счете, столкновение характеров неизбежно. Хьюго взял в жены эту женщину, и ему придется смириться с последствиями. Ведь все мы в жизни поневоле страдаем, обреченные нести бремя нашего собственного темперамента!

— Выходит, что мужчины, нападающие на своих жен, не составляют отдельного типа?

— Как ни удивительно — нет. Добрые и злые, возбудимые и флегматичные — все могут быть доведены до исступления рано или поздно. Те, кто способен на вспышку ярости, бьют ножом или кулаками; флегматики придумывают какой-нибудь тихий способ избавиться от невыносимого ига.

— Но мы должны предупредить Ле-Гейта об опасности!

— Бесполезно. Он нам не поверит. Мы не можем постоянно находиться рядом, чтобы удержать его руку в недобрый час. Когда это случится, никого не будет поблизости, вот в чем беда. Ибо женщины подобного темперамента — прирожденные придиры, коротко говоря, к этому все сводится — никогда не позволят себе придираться в присутствии посторонних, тем паче если они — дамы, изысканные и изящные, как наша. Для публики они — совершенство; все говорят: «Какая очаровательная собеседница!» Они, как в пословице, «ангел на улице, дьявол дома». Однажды вечером, когда они останутся одни, она доведет его до взрыва, и он, не в силах более терпеть… И тогда, — девушка провела рукой по своему нежному горлу, — миг — и все будет кончено.

— Вы так думаете?

— Уверена. Мы, человеческие существа, бредем, подобно овцам, прямиком к назначенной нам природой судьбе.

— Но… это фатализм!

— Ничуть. Это просто понимание сути темперамента. Фаталисты верят, что в нашей жизни все предопределено заранее силами, действующими извне; волей-неволей вы вынуждены поступить так-то и так-то. Я же уверена, что в этом мире, где властвует соперничество, жизнь человека определяется в основном его характером во взаимодействии с характерами окружающих людей. Темперамент срабатывает обязательно. Наша судьба складывается из наших собственных дел и поступков.


На протяжении нескольких месяцев после этой встречи ни Хильда Уайд, ни я не виделись с Ле-Гейтами. В конце сезона они уехали в Шотландию; и когда все куропатки были должным образом умерщвлены и все лососи подцеплены на крючок, они перебрались в графство Лестер, где открывался период охоты на лис. Потому они вернулись в Кэмден-Хилл только после Рождества. Тем временем я переговорил с доктором Себастьяном о мисс Уайд, и по моей рекомендации он нашел для нее вакансию в нашей больнице.