— Колдовство, да и только! — сказал я, увидев ее впервые, на обеде у Лe-Гейта.

Она улыбнулась, и улыбка ее и впрямь околдовывала, хотя на колдунью девушка ничуть не была похожа. Это была искренняя, открытая улыбка с едва заметным оттенком естественного женского торжества.

— Нет, не колдовство, а память, — ответила она, взяв своими тонкими пальцами жареную миндалину с блюда венецианского стекла, — с добавлением еще, пожалуй, некоторой врожденной остроты восприятия. Не сочтите за хвастовство, но мне еще не приходилось встретить человека с такой же глубиной памяти, как моя.

— С глубиной, но не со стариной, наверно, — шутливо возразил я, потому что выглядела она лет на двадцать пять, не более, и щеки у нее были как спелый персик, такие же розовые и покрытые едва заметным пушком.

Хильда снова улыбнулась, открыв ряд блестящих белизной зубов. Она была, несомненно, очень и очень привлекательна. Ей было присуще то неопределимое, непередаваемое и не поддающееся анализу качество, которое называют «очарованием».

— Конечно, о старине речь не идет. Иногда может показаться, действительно, что я помню события, случившиеся еще до моего рождения (скажем, приезд королевы Елизаветы в Кенилворт). Однако это — всего лишь работа воображения. Я очень ярко и отчетливо представляю все, о чем читала или слыхала. Но я хотела лишь сказать, что память моя очень цепкая. Вы сами могли только что убедиться, как я вспоминаю даже мелкие и случайные факты, когда что-то вызывает эту необходимость.

Хильда Уайд действительно ошарашила меня с первого же момента, когда я подал ей свою карточку: «Доктор Хьюберт Форд Камберледж, клиника Св. Натаниэля». Она мельком взглянула на нее и воскликнула почти сразу же, не задумываясь:

— Ах, конечно, вы наполовину валлиец, как и я!

Быстрота и очевидная непоследовательность ее утверждения озадачили меня.

— М-м-м-м… да, я действительно наполовину валлиец… Моя мать родом из Карнарвоншира[28]. Но почему же «конечно»? Я не возьму в толк, каким путем шли ваши рассуждения!

Хильда негромко и весело рассмеялась, как будто подобные вопросы были ей не внове.

— Как можно спрашивать у женщины, «каким путем шли ее рассуждения»! Ведь здесь работает только интуиция! Сразу видно, доктор Камберледж, что вы — обыкновенный мужчина. Муж науки, о да, но отнюдь не психолог. Отсюда следует также, что вы — холостяк. Женатый мужчина привыкает к проявлениям интуиции и не ждет никаких разумных объяснений… Ну, сегодня, только для вас, я попытаюсь восстановить последовательность. Если я не ошибаюсь, ваша мать умерла около трех лет назад?

— Правильно. Так вы были знакомы с моей матерью?

— О, что вы, нет! Я ее даже не встречала никогда. Однако вы хотите знать… — Ее взгляд стал лукавым. — Но, как мне кажется, она родом из Хендри Коуд, близ Бангора.

— Уэльс — большая деревня! — воскликнул я, затаив дыхание. — Каждый валлиец, по-видимому, знает все про всех прочих валлийцев.

Моя новая знакомая снова улыбнулась. Смеющееся лицо в облаке воздушных оборок… Когда Хильда улыбалась, ей невозможно было сопротивляться!

— Желаете узнать, откуда у меня эти сведения? — спросила она, наколов десертной вилочкой глазированную вишню. — Нужно ли открывать тайну трюка, как это Делают фокусники?

— Ничего они не объясняют, — возразил я. — Они говорят: «Как видите, это делается так-то и так-то», потом взмахивают руками — и оставляют публику в прежнем неведении. Не объясняйте, как фокусники, расскажите лучше, как вы догадались!

Она прикрыла глаза, будто прислушиваясь к внутреннему голосу.

— Около трех лет назад, — начала она медленно, как бы вспоминая с усилием полузабытую историю, — я прочла заметку в «Таймс», в разделе «Рождения, смерти и бракосочетания». Там было написано: «Сего 27-го октября…» — я не перепутала, 27-го?

Ее ясные карие глаза открылись на мгновение, в них мелькнул вопрос.

— Так точно, — кивнул я в ответ.

— Я так и думала. Значит, «Сего 27-го октября, Эмили Ольвен Джозефина, вдова покойного Томаса Камберледжа, полковника в отставке 7-го Бенгальского пехотного полка, дочь Йоло Гвин Форда, эсквайра, мирового судьи из Хендри Коуд близ Бангора скончалась в Бринморе, Борнемут». Все верно? — Девушка раскрыла глаза и выжидательно посмотрела на меня из-под темных ресниц.

— Досконально, — подтвердил я с удивлением. — И это на самом деле все, что вы знали про мою мать?

— Абсолютно. Как только я увидела вашу карточку, у меня мелькнула мысль: «Форд, Камберледж; что эти два имени напоминают? Между ними есть какая-то связь! Ах, да! Некая миссис Камберледж, супруга полковника Томаса Камберледжа, из 7-го Бенгальского, была урожденная Форд, дочь некоего Форда, из Бангора! Понимаете, это просто вспыхивает в памяти, как молния! Дальше я уже рассуждала так: «Доктор Хьюберт Форд Камберледж, должно быть, ее сын». Вот вам и вся логическая цепочка. Женщины способны рассуждать логически — иногда. Но мне все-таки пришлось хорошо подумать, прежде чем я вспомнила источник информации — ту заметку из «Таймс».

— И так вы можете определить любого человека?

— Кого угодно! Однако не стоит ожидать от меня слишком многого! Я не посвящаю все свое время чтению, конспектированию и усвоению объявлений в газетах. Я не претендую на то, чтобы меня считали «Книгой пэров», знатоком духовенства и справочником «Весь Лондон» в одном пакете. Ваше семейство запомнилось мне так живо, без сомнения, из-за старинных валлийских имен, Ольвен и Йоло Гвин Форд — они красивые и необычные. Меня неизменно привлекает все, что касается Уэльса. Валлийские корни во мне преобладают. Но в моей памяти хранятся, словно разложенные по полкам, сотни — да, скорее, тысячи — подобных фактов. Если кто-то еще пожелает меня проверить, — она обвела взглядом стол, — можем испытать пределы моих способностей…

Несколько гостей приняли ее вызов и стали называть имена своих сестер или братьев; в трех случаях из пяти моя колдунья сумела припомнить либо их свадебные объявления, либо другие опубликованные сведения. Правда, в случае с Чарли Виром она поначалу ошиблась, и то в одной лишь мелкой подробности: в газете сообщалось о присвоении звания лейтенанта в Уорвикском полку не самому Чарли, а его брату Уолтеру. Однако стоило указать ей на эту оплошность, как Хильда исправилась и тут же добавила:

— Ох, как же это глупо! Я спутала два имени. Чарльз Кэссилис Вир был назначен в тот же самый день на должность в родезийской конной полиции, не так ли?

Данные оказались точными…. Но я все время забываю, что еще не представил вам мою колдунью.

Когда я впервые увидел Хильду Уайд, она была удивительно красивой, веселой и грациозной девушкой, Каких я до того не встречал. Ее привела сестра Ле-Гейта. У нее были карие глаза, каштановые волосы, а лицо бело, как воск или сливки, но не холодно, как мрамор — таким теплым казался легкий бархатистый пушок на щеках. Я хочу сразу подчеркнуть, что в ней не было ничего сверхъестественного. Несмотря на редчайший дар, который неразумные люди воспринимали как что-то таинственное или волшебное, она была, по сути, обычной английской девушкой — живой, отлично воспитанной, благоразумной, обаятельной — и играющей в теннис. Жизнерадостная душа уводила ее далеко за пределы среды обитания — довольно унылой в целом. Но самое главное — она была цельной, искренней и сияющей, как лучик солнечного света. Она не претендовала на обладание тайными силами; она не общалась с потусторонними духами; она просто была сильной и обаятельной личностью с поразительно цепкой памятью и редкостной даже для женщины интуицией. Хильда рассказала мне, что такую память унаследовала от своего отца, в роду которого многие прославились этим чудесным свойством. С другой стороны, импульсивный темперамент и быстрота реакции достались Хильде, по ее мнению, от матери и ее валлийских предков.

На первый взгляд она казалась барышней, каких много — немного легкомысленной, миловидной, большой поклонницей спорта на свежем воздухе (особенно верховой езды) и любительницей природы. Но порой можно было заметить особый блеск в ее темных глазах — признак скрытых движений, глубокой задумчивости, которые заставляли предположить наличие особых душевных качеств. Не скрою, что с первых же часов нашего знакомства Хильда Уайд чрезвычайно заинтересовала меня. Я был воистину околдован. Ее лицу была присуща странная особенность: оно невольно притягивало взгляд; в нашем родном языке нет слова для этого свойства, но все распознают его. Не заметить Хильду было немыслимо. Она была из тех девушек, которых, раз увидев, не забудешь.

Званый обед, где мы встретились, давал Ле-Гейт — впервые после того, как женился во второй раз. Веселый, пышнобородый, он просто светился от радости. Он гордился своей женой и недавно полученным званием королевского адвоката. Новая миссис Ле-Гейт сидела во главе стола, красивая, умелая, отлично владеющая собой — яркая, энергичная женщина и образцовая хозяйка дома. Еще совсем молодая, она была крупной и властной особой. Она произвела благоприятное впечатление на всех гостей.

— Бедные осиротевшие дети обрели новую мать! — хором твердили дамы. И она, в самом деле, выказывала все качества хорошей хозяйки.

Сидя рядом с мисс Уайд у столика с мороженым, я высказал свое мнение по этому поводу вполголоса — ведь обсуждать хозяев дома у них за столом неучтиво.

— Похоже, Хьюго Ле-Гейт сделал отличный выбор. Мэйзи и Этти повезло, о них будет заботиться такая разумная и умелая мачеха! Что вы об этом думаете?

Милая колдунья взглянула на хозяйку, словно стрелу метнула, подняла стоявший перед нею бокал с вином, снова опустила и тихо, так, чтобы мог слышать только я, но отчетливо и твердо произнесла слова, потрясшие меня до глубины души:

— Я думаю, не пройдет и года, как Ле-Гейт убьет ее.