— Но это только слова, — сказал Мейсон.

— Слова, которые отражали его душевное состояние, — возразил Гамильтон Бюргер.

Судья кивнул.

— Согласен принять во внимание. Мне кажется, что все это как-то связано между собой и относится к существу дела.

— А что вы сделали потом? — спросил свидетеля Бюргер.

— Закрыл крышку багажника своей машины, включил зажигание, фары и уехал.

— А где был ваш клиент в это время?

— Стоял под дождем около своей машины. У ворот имения Джорджа Белдинга Бакстера.

— А ворота были открыты или закрыты?

— В это время ворота были открыты.

— Вы знали, который был час?

— Знал.

— И сколько же было времени?

— Без десяти минут десять.

— А как вы узнали время?

— Посмотрел на свои часы и запомнил, потому что на этом заканчивался мой рабочий день.

— Итак, когда вы уехали от обвиняемой на станции обслуживания, в ее распоряжении оставалось оружие, которое дал вам ваш клиент?

— Да, сэр.

— Я задам вам еще один вопрос, — сказал Гамильтон Бюргер. — Когда ваш клиент дал вам револьвер, вы осмотрели его?

— Да, сэр.

— И что вы сделали? Что это был за осмотр?

— Я спросил у мистера Граймса, заряжен ли он. Он ответил вполне определенно, что заряжен. И тем не менее по моей привычке обращаться с огнестрельным оружием я открыл барабан и осмотрел его.

— Вы хотите сказать, что посмотрели барабан револьвера?

— Да.

— На патроны в барабане?

— Да.

— Что вы можете сказать в отношении того, был ли револьвер заряжен?

— В барабане было шесть патронов тридцать восьмого калибра.

— На тот момент ни один из патронов не был использован?

— На тот момент — нет.

— Вы не сомневаетесь в этом?

— Нисколько.

Гамильтон Бюргер обратился к Перри Мейсону:

— Пожалуйста, приступайте к перекрестному допросу.

Тон, которым он это сказал, больше походил на вызов, чем на простое приглашение.

Мейсон встал и какое-то время внимательно изучал свидетеля.

— Револьвер «Полицейская модель» довольно популярен, особенно среди шерифов и детективов. Особенно популярна модель у полицейских в штатском, шефов полиции и лиц, которые все время должны иметь под рукой оружие, но не хотят, чтобы оно было тяжелым и бросающимся в глаза, как у полицейских в униформе.

Мейсон подошел к столу, где лежали вещественные доказательства, взял револьвер и подошел к свидетелю.

— А теперь ответьте мне, — сказал он, — есть ли у вас какой-нибудь способ, с помощью которого вы смогли бы идентифицировать или отличить это оружие от другого той же модели, не считая, конечно, того, что к спусковому крючку револьвера привязана бирка, указывающая на то, что в данном случае это вещественное доказательство?

Свидетель стал изучать револьвер, который Мейсон протянул ему.

— Нет, — ответил он.

Мейсон положил обратно револьвер «Полицейская модель» на стол, вернулся и опять остановился перед, свидетелем,

— Вы можете под присягой поклясться, что именно этот револьвер и есть то оружие, которое вы оставили подсудимой?

— Нет, сэр, поклясться не могу. Все, что я могу показать под присягой, так это то, что этот револьвер по внешнему виду похож на тот.

— Вас нанимали для того, чтобы войти в доверие к подсудимой? Выяснить, кому она позвонит по телефону и каковы ее планы? Вы использовали все свое обаяние, когда говорили с ней?

— Я старался завоевать ее доверие.

— Для того чтобы потом это доверие предать?

— Для того чтобы я мог доложить своему клиенту.

— И вы готовы были вступить в любовную связь с обвиняемой, лгать ей и делать все, только для того чтобы добиться своей пели?

— Я должен был выполнить свою работу. В нашей работе мы не всегда можем выбирать средства, с помощью которых добиваемся успеха.

— Отвечайте на мой вопрос: вы готовы были вступить с обвиняемой в любовную связь?

— Да.

— И лгать ей?

— Да.

— Вы понимаете, что ваша работа вынуждает вас время от времени лгать?

— Да.

— И вы могли бы лгать ради денег?

— Только не ради денег.

— А ради чего же?

— Ради информации, которую я должен был раздобыть.

— И вы таким образом зарабатываете себе на жизнь?

— У меня есть профессия.

— И вы зарабатываете деньги с ее помощью?

— Да, на жизнь.

— Отвечайте на вопрос: вы зарабатываете деньги с ее помощью?

— Да.

— И, значит, лжете для того, чтобы заработать деньги?

— Ну да, конечно, если вы уж так хотите.

Мейсон сказал:

— Это все.

— На этом можно закончить дело, ваша честь, — вмешался Гамильтон Бюргер. — Теперь стало совершенно ясно, что произошло, ваша честь. Покойный был жив и здоров в тот момент, когда этот свидетель покинул его без десяти минут десять. А у обвиняемой уже было орудие убийства. Мы знаем, что смерть Гиллетта наступила перед десятью часами-, потому что именно в это время закрывают и запирают ворота владений Джорджа Белдинга Бакстера. Мы знаем также, что обвиняемая имела оружие, которым было совершено убийство. Мы знаем также, что ночью она была у себя дома на Ман-дала-Драйв, потому что Нелл Арлингтон, известная обвиняемой как Нелл Граймс, жена Фелтинга Граймса, заметила бы, если бы обвиняемая уходила из дому ночью. А на следующее утро, когда она показала револьвер свидетельнице Нелл Арлингтон, там под бойком была одна стреляная гильза.

Таким образом, перед нами один из самых интересных случаев в смысле доказательств из всех, которые когда-либо проходили в нашем суде. Объективные обстоятельства говорят громче слов и гораздо более выразительны, чем любые высказывания и отрицания. Обвиняемая обнаружила, что Граймс преследует ее. Она в свою очередь последовала за ним до усадьбы Бакстера. В ту самую минуту, когда свидетель Джаспер уехал, она проникла за ограду, убила Граймса и уехала, прежде чем в десять часов закрылись ворота.

Эти ворота обычно держат закрытыми и запертыми всю ночь. Убийство было совершено около десяти часов вечера. Был только один десятиминутный интервал, в течение которого оно могло произойти, и обвиняемая в этот промежуток времени имела в своем распоряжении оружие.

Эти факты нельзя оспорить или истолковать неправильно. Это реальные факты, и они просто вопят о виновности подсудимой.

— И вы пытаетесь убедить этими фактами суд? — спросил Мейсон.

— Назовите это аргументами, если хотите, — парировал Гамильтон Бюргер. — Я просто суммировал все показания в пользу суда.

— Хорошо, давайте выдерживать установленную процедуру, — прервал их диалог судья Лапорт. — Вы сформулировали свое обвинение, мистер окружной прокурор. Есть ли доказательства у защиты?

— В конце концов, в данный момент суд стремится выяснить, было ли на самом деле совершено преступление, и в этом нет сомнения, а также определить, существуют ли реальные основания связать это преступление с обвиняемой. Представляется, что и здесь нет сомнений, потому что свидетельства совершенно определенно говорят об этом. — И Гамильтон Бюргер, улыбаясь, словно триумфатор, сел на место, предоставляя Мейсону возможность обратиться к судье.

— Если суд позволит… — начал Мейсон, и по его поведению было ясно, что он напряженно думает, как ему быстро сориентироваться при этом новом повороте дела. — Я хочу заявить, что суд правильно выполняет требования закона. Если бы окружной прокурор не вызвал своего последнего свидетеля, то, несомненно, он смог бы доказать причастность обвиняемой к этому преступлению. Но он сделал лишний шаг. И приведенные им доказательства окончательно свидетельствуют о невиновности обвиняемой. Теперь он не может требовать чего-то иного от обвиняемой, несмотря на тот факт, что до этого момента существовали свидетельства, которые могли бы связать ее с совершенным преступлением.

— Так, значит, адвокат считает, что показания последнего свидетеля окончательно доказывают невиновность обвиняемой? — недоверчиво спросил Бюргер.

— Именно так, — ответил Мейсон.

— Приведите же ваши доводы, — попросил Бюргер с преувеличенной вежливостью. — Мне было бы очень интересно услышать, как адвокат на этот раз собирается доказать это абсурдное положение.

— А ответ очень прост, — сказал Мейсон. — Теперь стало ясно, что последний свидетель, Карл Фримен

Джаспер, имел в своем распоряжении оружие, при помощи которого было совершено убийство; что он был последним, кто видел пострадавшего живым, и что хотя он и рассказал нам историю, с помощью которой он пытается как-то объяснить происшедшее, но факт остается фактом: ситуация такова, что этот свидетель владел орудием убийства и находился с покойным за несколько минут до его смерти…

Под давлением этого свидетельства неумолимый перст подозрения неоднократно указывает на этого последнего свидетеля, а не на обвиняемую, — указывает, что револьвер был именно у него. Свидетель признает, что был последним, кто видел убитого живым. И суд должен обратить особое внимание на то, что все время, которое окружной прокурор держал его на кафедре, все это время окружной прокурор задавал ему вопросы об этом револьвере. Но окружной прокурор ни разу не отважился задать один простой вопрос: «Вы убили человека, известного вам под именем Фелтинг Граймс или вы должны были что-то сделать, чтобы содействовать этой смерти?» Окружной прокурор не набрался смелости задать такой вопрос.

Мейсон сел на свое место, а Гамильтон Бюргер с пылающим лицом вскочил на ноги.