— Никаких, — сказал Мейсон. — Мне бы потом хотелось задать свидетельнице вопрос на ту же тему.

Миссис Фейлмен зло взглянула на адвоката и повысила голос:

— Я просто была убеждена, что это шантаж и что кто-то использовал это имя для давления на моего мужа.

— У меня все, — сказал Рескин.

— Прошу вас, — предложил Сеймур Мейсону.

— Благодарю вас, ваша честь. Мне бы хотелось спросить у свидетельницы, что такое было в ее прошлом, натолкнувшее ее на мысль, что ее девичья фамилия используется кем-то для шантажа ее мужа.

— Минуту, — вскочил Рескин. — Свидетельница не говорила ничего подобного. Этот вопрос не подходит для перекрестного допроса — он аргументирован.

— Напротив, — сказал Мейсон. — Эту тему начало обвинение, спросив свидетельницу о ее мыслях. Я настаиваю на том, что мой вопрос основан на правильной интерпретации ее ответа.

— Я думаю, что обвинение может затрагивать какие-то темы, — сказал судья Сеймур, — но это не значит, что мы должны тратить время на обсуждение вопросов, не имеющих отношения к делу. Однако, исходя из характера допроса, я разрешаю защитнику задать только этот вопрос.

— Могу я просить прочесть этот вопрос? — спросила миссис Фейлмен.

Секретарь суда прочел записанный вопрос. Свидетельница была в нерешительности.

— Вы поняли вопрос? — спросил Мейсон.

— Я не уверена, что поняла.

— Что было в вашем прошлом, заставившее вас думать, что ваша фамилия может быть использована для шантажа?

— Ничего! — выкрикнула она. — Абсолютно ничего!

Мейсон вежливо улыбнулся.

— Благодарю вас, — сказал он, — я закончил.

— У меня тоже все, — сказал Рескин.

Свидетельница, все еще сердитая, встала со свидетельского места и, проходя мимо стола адвокатов, взглянула на Мейсона.

Тот повернулся к Джейнис Вейнрайт, сидевшей позади него, и успокаивающе прошептал:

— Это несколько подпортило образ скромной вдовы, содрогнувшейся от горя.

Рескин, поняв тактику Мейсона и уловив, что картина, которую он хотел создать в представлении членов жюри, поколеблена гневом миссис Фейлмен, вызвал на свидетельское место лейтенанта Трэгга.

Лейтенант Трэгг в профессиональной манере описал сцену убийства. Он объяснил, что его направили сотрудничать с людьми из офиса шерифа, потому что он работал еще над делом об исчезновении Фейлмена.

Спокойно и объективно он описал здание, использовавшееся под контору. Там был диван, который можно было превратить в двуспальную кровать, туалет и душ, стол, несколько кресел, стойка во всю длину помещения и шкаф, в котором были старые контракты и проспекты.

Тело убитого лежало лицом к полу, правая рука была слегка поднята к голове, левая — у левого бедра.

Трэгг сообщил, что тело было совершенно остывшим. Явление, известное под названием «ригор мортис», — посмертное окоченение тела, вызванное химическими изменениями в мышечной ткани, — полностью проявилось во всем теле.

— В котором часу вы увидели первый раз труп? — спросил Рескин.

— В семь часов двадцать семь минут, — ответил Трэгг.

— Это было в среду, четвертого числа?

— Совершенно верно.

— Вы сами обнаружили труп?

— Нет.

— Вы погните, когда вас впервые известили об этом?

— Да, это было незадолго до шести часов.

— Был диван раскрыт?

— Нет, сэр, он был опять сложен.

— Откуда вам известно, что он был опять сложен? Разве вы знаете, что его раскладывали?!

— Нет, не знаю, — сказал Трэгг, подумав.

— У меня все, благодарю вас, — сказал Мейсон.

— Доктор Ломбард Г. Джаспер, — объявил Рескин.

Доктор Джаспер вышел вперед, был приведен к присяге и засвидетельствовал, что он был ассистентом хирурга, производившего вскрытие, что он обследовал тело Морли Фейлмена на месте преступления и это обследование проводилось примерно в 7.30 в среду, четвертого числа. По его мнению, смерть наступила между 12 и 5 часами утра.

— Перекрестный допрос, — объявил Рескин.

— Как вы установили время смерти? — спросил Мейсон.

— С помощью различных факторов, которые помогают специально обученным судебным патологоанатомам, — сказал доктор.

— А каковы эти факторы? — спросил Мейсон.

— Один из них — посмертная окраска Тела.

— А кроме того?

— Развитие фактора «ригор мортис» — время его появления, продолжительность и время исчезновения.

— Теперь, — сказал Мейсон, — оставьте профессиональный жаргон, доктор, и объясните это так, чтобы было понятно жюри. Что это за посмертная окраска тела?

— Ну, это определенная окраска трупа, обусловленная осаждением и последующим свертыванием крови в капиллярах.

— Насколько я понимаю, вы так и не смогли этого сделать, — сказал Мейсон. — Может быть, мне удастся помочь вам прояснить эти вещи, доктор. При жизни человека существует кровяное давление, верно?

— Да.

— После смерти оно становится равным нулю? — Да.

— Так что кровь естественно задерживается в нижних частях тела умершего.

— Да.

— А раз кровь прекращает циркулировать, она начинает свертываться.

— Да.

— И тогда, нижние части тела умершего приобретают определенную сине-багровую окраску, вызванную осаждением и свертыванием крови?

— Да.

— Через какое время после смерти появляется эта окраска? Когда она становится заметной?

— Ну, она становится очевидной через два часа после смерти.

— И как долго остается после смерти?

— В течение значительного периода времени.

— Часов двенадцать?

— Да.

— Двадцать четыре часа?

— Да.

— Следовательно, — сказал Мейсон, — когда вы ссылаетесь на посмертную окраску тела как на указатель времени смерти, она показывает только, что человек мертв больше двух часов. Верно?

— Нет. Посмертная багровость продолжает развиваться. И цвет является показателем времени смерти.

— Есть какая-нибудь разница между посмертной окраской через пять часов и через десять часов?

— По истечении пяти часов, я полагаю, посмертная окраска проявляется полностью.

— И посмертная багровость полностью проявилась в том теле, которое… которое вы видели?

— Да.

— Так что все, что вы можете сказать по поводу посмертной багровости тела мужчины, которое вы видели, это то, что он лежит там больше чем пять часов и что смерть наступила раньше чем пять часов назад. Верно?

— Ну… есть еще другие факторы.

— Оставим пока в стороне другие факторы, — сказал Мейсон. — Я говорю только о посмертной окраске тела. По окраске тела в том состоянии, в котором вы его застали, можно определить только, мертв этот человек пять часов или больше, да?

Доктор явно колебался.

— Да или нет? — спросил Мейсон.

— Да, — ответил доктор после некоторого колебания.

— Теперь обратимся к явлению, которое вы определили как «ригор мортис». Можете вы описать его жюри так, чтобы было понятно?

— Это окоченение тела, обусловленное химическими изменениями в мышечной ткани. Тотчас после смерти тело еще мягко. Потом начинает развиваться окоченение мышц лица, челюстей, а затем мышц шеи, груди, рук, брюшной полости, и наконец в этот процесс вовлекается все тело.

После определенного периода, который в разных случаях бывает различным, «ригор мортис» начинает покидать тело в том же самом порядке, в каком появился. Сначала становятся мягкими шея и лицо, затем все остальные части тела, пока все оно не станет мягким.

— И в том теле, которое вы видели, «ригор» был полностью развит?

— Именно так.

— И когда, по вашему мнению, наступила смерть?

— Между 12 и 5 часами утра.

— Появление «ригора» — это постоянный фактор? — спросил Мейсон.

— Нет, не всегда.

— Обычно в каких пределах времени он развивается?

— В пределах от 8 до 12 часов.

— Значит, человек, в теле которого «ригор мортис» был полностью развит в 7.30 вечера, мог умереть даже в 10.30 утра?

— Да, мог.

— И это было бы в нормальных пределах времени? — Да.

— А нет ли таких факторов, которые могли бы ускорить наступление «ригор мортис»? Не было ли таких случаев, когда в теле человека, убитого в состоянии физической активности или в момент борьбы, «ригор» наступал гораздо раньше?

— Да, я полагаю, что так бывало.

— И температура тела тоже фактор?

— Да.

— Бывали случаи, когда «ригор» наступал почти немедленно, доктор?

— Ну, во всяком случае, за очень короткий период времени.

— Почти немедленно?

— Это зависит от того, что вы понимаете под словом «немедленно».

— Через несколько минут, допустим, через десять — пятнадцать?

— Да, я думаю, что так бывает.

— Итак, доктор, — сказал Мейсон, — когда я спросил, как вы определили время смерти, вы заявили, что судебный'патологоанатом располагает некоторыми факторами, позволяющими ему это сделать, и назвали два: «ригор мортис» и посмертную окраску тела. Затем мы установили, что посмертная окраска тела проявляется в течение двух часов после смерти и что в отношении тела, которое вы осматривали, означает только то, что смерть произошла, по вашему мнению, не раньше чем пять часов назад. А поскольку «ригор мортис» тоже не является постоянным фактором, я хочу спросить вас: какие другие факторы помогли вам установить время смерти?

— Никаких других медицинских, факторов не было.

— Не было? — Мейсон спросил это недоверчивым тоном.