Мейсон, внимательно глядя на нее, сказал:

— Мы будем очень вам благодарны за сотрудничество с нами, миссис Блевинс. Мы охотно возместим за причиненное вам беспокойство, которое…

— Да, мистер Дрейк говорил мне об этом, но есть вещи, которые не купишь за деньги.

— Не могли бы вы намекнуть попрозрачнее? — спросил Мейсон.

Она замешкалась.

Мейсон улыбнулся и сказал:

— Вы ведь уже были замужем и…

— Ну ладно, — выпалила она. — Я была дурой. Я позволяла Алану гипнотизировать меня. Если у меня болела голова, он погружал меня в сон на минуту или две, а когда я просыпалась, головная боль исчезала и я чувствовала себя просто великолепно, полностью отдохнувшей. Иногда, если, понервничав, я не могла заснуть, он устраивал короткий сеанс гипнотического лечения с постгипнотическим внушением. После этого я становилась такой сонной, что даже голову не могла удержать и… в общем, вот так все и происходило. А затем, как я вам уже сказала, прошло время, чары рассеялись, и… ну, я продолжала работать и… я не знаю, как вам об этом рассказать.

— Появился другой мужчина? — спросил Мейсон.

— Алан считал, что появился.

— А на самом деле?

— Алан считал, что появился, — повторила она без всякого выражения.

— Продолжайте, — сказал Мейсон, — что произошло дальше?

— Ну, однажды ночью, когда Алан работал, у меня неожиданно возникло сумасшедшее желание написать все о моей личной жизни, то, о чем я никогда и никому не стала бы рассказывать. Мне вдруг захотелось все это записать и спрятать написанное на дно ящика, под кипой фотографий… Я просто не могла удержаться от этого. Я много чего написала о моей личной жизни и о том, что у меня было, и спрятала все это под фотографии в ящик.

— И что потом? — настаивал Мейсон.

— На следующее утре я вдруг сообразила, какую сделала глупость, и решила достать эти бумаги и сжечь. Я поспешила к ящику и… в общем, вы уже догадались — там ничего не было.

— Вы думаете, что сделали это в результате постгипнотического внушения?

— Верно. Я даже не знала, что он меня загипнотизировал. Я до сих пор не знаю, когда он успел меня загипнотизировать, но постгипнотическое внушение осталось. Таким образом, мне стало известно, что у него есть эти бумаги, и все, что там было написано, он мог бы использовать как свидетельство против меня.

— В случае развода?

Она вспыхнула:

— Да.

— И что вы предприняли?

— Черт возьми, я просто чуть с ума не сошла от ярости, я думала, что убью его, но к тому времени я была уже ученая. Есть такие игры, в которые можно играть вдвоем. Я и виду не подала, что знаю о пропаже этик листков. Я подождала пару дней, а потом принялась обыскивать весь дом. Я отпросилась на день с работы и, можете мне поверить, перетряхнула весь дом сверху донизу. В конце концов я нашла их.

— Где?

Она засмеялась:

— Он был хитер. Он оторвал угол коврового покрытия на полу, засунул под него бумаги и приделал все обратно.

— И что вы сделали с этими листками?

— Уничтожила, а сразу после этого ушла из его дома, направилась к юристу и написала заявление о разводе. Обратно я уже не вернулась и постаралась сделать так, чтобы у Алана никогда больше не было возможности уставиться на меня своими серо-стальными глазами.

— Он мог быстро вас загипнотизировать?

— Очевидно, ему было достаточно щелкнуть пальцами, и я уже попадала под его влияние.

— Продолжайте, — сказал Мейсон.

— Ну, Алан считал что я у него в руках. Он думал, я ничего не смогу предпринять, но когда он пошел за своим козырем, там ничего не оказалось и… в общем, я обвинила его в духовном насилии, и поскольку он был заинтересован в том, чтобы на поверхность не всплыло слишком многое, то… ну, в общем, я получила решение суда о разводе.

— И вторично вышли замуж? — спросил Мейсон.

Она слегка покраснела и сказала:

— Еще нет. Решение пока не вступило в законную силу.

— А когда оно вступит?

— На следующей неделе.

— И тогда вы снова собираетесь выйти замуж?

— Да.

— За мужчину, которого вы знали уже какое-то время?

— Да.

— Я полагаю, он-то не гипнотизер? — спросил с улыбкой Мейсон.

— Нет, мистер Мейсон. Можете спорить на любые деньги.

Мейсон раскрыл свой бумажник, достал четыре пятидесятидолларовые банкноты и сказал:

— Здесь двести долларов, миссис Блевинс, — компенсация за потраченное время и причиненное вам беспокойство. Это пригодится вам в качестве приданого.

Она взяла деньги, сложила их, спрятала в свой кошелек и взглянула на Мейсона глазами, полными благодарности.

— Мистер Мейсон, это… Ну, в общем, это так мило с вашей стороны.

— Мы, разумеется, высоко оценили вашу откровенность, — сказал Мейсон, — а теперь скажите нам: не случалось ли, что Алан когда-нибудь гипнотизировал вас и заставлял вспомнить то, чего не было на самом деле?

— О да. Это был един из его любимых трюков. Он гипнотизировал кого-нибудь и плел всякие небылицы о том, что якобы произошло, а потом приказывал человеку проснуться и не думать об этом в течение часа или двух, но сохранить в памяти все, что ему было внушено, словно бы это произошло с ним на самом деле, а потом, через два часа, в результате постгипнотического внушения, начать об этом рассказывать.

— И это у него получалось?

— С некоторыми — да. Конечно, не каждого можно загипнотизировать, мистер Мейсон, и…

— Понимаю. Да, вот еще что: вы не знаете, доводилось ли ему когда-нибудь гипнотизировать Джозефину Кемптон, экономку мистера Эддикса?

— Я думаю, доводилось. Я помню, он как-то раз упомянул о том, что с ее помощью продемонстрировал что-то мистеру Эддиксу.

— Известно ли вам еще что-нибудь, что могло бы нам помочь? — спросил Мейсон.

— Нет.

— Ну что ж, огромное спасибо. Я думаю, нет больше никакой надобности вас задерживать, миссис Блевинс, но возможно, потом у нас возникнет необходимость побеседовать с вами.

— В любое время, — сказала она, — в любое время после четырех часов. Вы мне позвоните, и я приду когда вам угодно. У мистера Дрейка есть мой номер.

— Благодарю вас, — сказал Мейсон.

Она встала со стула и направилась к двери, потом неожиданно сделала крюк, подошла к Мейсону и взяла его за руку.

— Вы просто прелесть, — сказала она. — Да, вот еще что, может, это вам пригодится. Его настоящая фамилия не Эддикс. Мне точно известно — Алан его как-то раз загипнотизировал и узнал, что его на самом деле зовут Барнуэлл. Если вам еще что-нибудь будет нужно, вы только дайте мне знать.

И, глядя на Мейсона благодарными глазами, она широко улыбнулась, затем открыла дверь и так стремительно повернула, выходя в коридор, что ее юбка взметнулась вверх с озорным хлопком.

— Ну что, был хоть какой-то прок от нее? — спросил Дрейк.

Мейсон усмехнулся и сказал:

— Пол, за последние несколько минут я действительно узнал массу полезного. Отдай приказ — пусть твои ребята начинают работать в Неваде, а сам иди домой, погрейся хорошенько в горячей ванне, залезай в кровать и отсыпайся.

— Ты серьезно? — спросил в изумлении Дрейк.

— Серьезнее не бывает, — сказал Мейсон и быстро вышел из офиса Дрейка.

Пройдя по коридору, Мейсон открыл дверь своего личного кабинета.

Делла Стрит, стоявшая у его стола и перебиравшая какие-то бумаги, взглянула на адвоката.

Мейсон подскочил к ней двумя огромными прыжками, обхватил ее, оторвал от пола, потом развернул и прижал к себе.

— Малышка, — сказал он, — мы напали на золотую жилу.

Она посмотрела на него с легкой печалью:

— Только на счет которой, я полагаю, и можно отнести это неожиданное проявление восторга.

— Это не восторг, — сказал Мейсон, прижимая ее к себе, — это страсть.

— Ну что ж, — сказала она, — значит, это чрезвычайно важная информация.

— До газет дозвонилась? — спросил Мейсон.

— Да. Репортеры уже едут сюда. Я сказала, что это не терпит отсрочки, и они мчатся на всех парах.

— Молодец, — сказал Мейсон и пристально посмотрел ей в глаза.

Она положила руки ему на плечи, и ее лицо запрокинулось. Мейсон нежно склонился над ней.

Их губы слились в долгом поцелуе, потом она неожиданно оттолкнула его, вытащила из косметички бумажный носовой платок и вытерла с его губ помаду.

— Шеф, — воскликнула она, — ты что, забыл, что целая свора наблюдательных, глазастых газетчиков может ворваться сюда в любую минуту?

Мейсон улыбнулся, потрепал ее по плечу и сказал:

— Хорошо, Делла. Мы им выдадим такое, что хорошенько встряхнет мистера Сиднея Хардвика и поставит его на место.

— Отлично. Надеюсь, так оно и будет. Как мой рот? Помада смазалась? А, ты все равно ничего не замечаешь!

— Я все замечаю ничуть не хуже любого глазастого газетчика, — сказал Мейсон.

Она рассмеялась, подошла к зеркалу, чуть тронула губы помадой и сказала:

— Кто-то стоит у двери в приемную.

— Я буду разговаривать с репортерами там, — сказал Мейсон.

Он вышел следом за ней в приемную и поприветствовал двух прибывших одновременно газетчиков. Пока он угощал их сигаретами, подошел третий, а потом и четвертый.

— Ну и что за грандиозные новости вы собираетесь нам сообщить? — спросил один из репортеров. — Надеюсь, это действительно интересно. Ей-богу, мы чуть шеи себе не свернули, пока мчались сюда. Ваша секретарша заявила, что это просто сенсация.

— Так оно и есть, сенсация, — подтвердил Мейсон.

— Ну и в чем дело?

— Вам известно о собственноручно написанном Бенджамином Эддиксом завещании?

— Черт побери, конечно. Я надеюсь, вы не собирались сообщить нам эту новость. «Хардвик, Карсон и Реддинг» дали информацию об этом два часа назад. Она уже попала в последний выпуск.

— Прекрасно, — сказал Мейсон, — но завещание недействительно.

— Что вы имеете в виду, почему это недействительно?