Сопровождая свои слова легким подталкиванием, подводя девушку к двери в другом конце кухни, Мейсон открыл эту дверь и чиркнул спичкой. Колеблющийся язычок пламени осветил выключатель. Он нажал на кнопку, и комната озарилась светом, который показался ослепительным. Мебель представляла собой ту не поддающуюся описанию неразбериху, которая лишала комнату ее индивидуальности. Он сразу понял: это просто дом, меблированный, очевидно, при сдачи его в аренду.

— Где же она? — коротко бросил Мейсон.

— Там… в коридоре! — еле шевелящимися губами ответила девушка.

В столовой было две двери, одна из них открывалась в коридор, другая — в гостиную. Коридор шел по всей длине дома, переходя в прихожую у входной двери. Мейсон включил освещение. Справа оказались две двери, которые, очевидно, вели в спальные комнаты с ванной между ними. Мейсон продолжал осторожно продвигаться по коридору, спросив:

— В какой спальне?

— Ближней.

Мейсон продолжал слегка подталкивать девушку вперед.

Он открыл дверь спальни, о которой она говорила, нажал на кнопку выключателя и остановился, вглядываясь. Опал Санли сделала попытку задержаться у входа.

— Не могу, — сказала она. — Нет! Не пойду! И не заставляйте!

— Ладно, — согласился Мейсон, — но успокойтесь.

Лежавшая на полу перед туалетным столиком женщина явно упала перед смертью с гобеленовой скамейки. Она, очевидно, собиралась выйти на улицу, так как была в пальто и даже в шляпе, съехавшей набок при падении. Она лежала на левом боку, левая рука была вытянута и судорожно сжимала ковер: короткие пальцы, напоминающие обрубки, коротко остриженные некрашеные ногти. Правая рука — на животе поперек туловища, пальцы правой руки мертвой хваткой сжимали грозный короткоствольный револьвер. Очевидно, она успела выстрелить один раз — пуля прошла чуть-чуть в стороне от левой груди.

Мейсон решительно прошел через комнату, нагнулся и приложил указательный палец к левому запястью мертвой женщины.

Опал Санли застыла в дверях, глядя широко открытыми глазами, как бы разрываясь между стремлением убежать, желанием закричать истошным голосом и жаждой не пропустить ни одного движения из того, что происходило сейчас здесь.

Произведя осмотр, Мейсон выпрямился.

— Все! — сказал он. — Теперь необходимо уведомить полицию.

— Нет, нет, нет! — закричала она. — Не надо! Только не это!

— Почему же?

— Это… Они не поймут. Это…

— Не поймут — что?

— Как я оказалась здесь.

— А как вы оказались здесь?

— Она мне позвонила и сказала, чтобы я пришла.

— И мне она позвонила и сказала, чтобы я пришел, — сказал. Мейсон.

— Она… она сказала, что ей надо признаться.

— Когда она вам звонила? — спросил Мейсон.

— Около часа назад. Может, чуть меньше.

— И что она сказала вам еще?

— Сказала, чтобы я подошла к парадной двери, вошла, включила свет и ждала ее, если ее там не окажется.

— Она не говорила вам, где она находилась, когда звонила, и что делала?

— Она за кем-то следила. Я не совсем, правда, поняла. Сама-то она со мной не говорила.

— Как это понимать — не говорила?

— Нет… Пойдемте отсюда! Я не могу говорить здесь, не могу…

— Одну минуту, — сказал Мейсон. — Вы знаете, кто это?

— Ну да, конечно.

— Кто?

— Миссис Пэрлин, экономка Хоксли.

— Она здесь жила?

— Нет. Она жила в квартире с мистером Хоксли. Я не знаю, как она здесь очутилась.

— А вообще вы ее сегодня видели?

— Я не желаю, мистер, чтобы меня допрашивали и заставляли отвечать на этот вопрос.

— Это вы так считаете. — Голос Мейсона стал жестким. — Вас все равно будут допрашивать, так что от ваших «желаю — не желаю» просто уши вянут… Так кто звонил вам?

— Я не знаю. Женщина приятным голосом сказала, что Сара поручила ей передать мне, чтобы я оставила машину за полквартала от дома, наверху, на склоне. Потом я должна была пройти пешком к этому дому и сразу войти. Если бы Сары не было, я должна была включить свет и расположиться как дома. Так она сказала. Сказала, что Сара появится буквально в считанные минуты после моего прибытия. Еще сообщила, что Сара следит за кем-то, кто может попытаться обмануть ее, и что она не будет долго отсутствовать и обязательно придет поговорить со мной.

— Вам не пришло в голову, что это заранее расставленная ловушка?

— Тогда — нет, не пришло.

— А не говорила ли вам звонившая, чтобы вы ни в коем случае не сообщали что-либо в полицию?

— Говорила.

— И вам даже после этого не показалось, что это капкан, в который вас заманивают? Другими словами, вы не почувствовали некоторого недоверия к тому, что вам предлагалось посетить незнакомый дом и войти в него так запросто в два часа ночи, включить свет и располагаться как дома?

— Я же говорю, что в то время — нет. Позже — да.

— Насколько позже?

— Когда я добралась до дома, то стала думать о том, что мне предстоит сделать. Эта женщина сказала, что парадная дверь не будет заперта. Я решила посмотреть, была ли дверь открытой. Если да, то я вошла бы. Иначе — даже не хотела звонить…

— И когда вы дернули дверь, она была отперта?

— Да, и я вошла. В доме, казалось, никого не было. Я подумала, что надо найти ванную комнату.

— В чем хотела признаться миссис Пэрлин?

— Она ничего не говорила… То есть та, которая звонила мне, ничего по этому поводу не сказала. Она просто поставила меня в известность, что Сара велела передать мне: мол, она хочет признаться и попросить прощения.

— Попросить у вас прощения?

— Да.

— И вам совершенно неизвестна та женщина, которая звонила?

— Нет. Она сказала, что Сара занята и…

— Да. Вы об этом уже говорили… Но не намекала ли эта женщина вам о том, кто она сама?

— Нет. У меня сложилось такое впечатление, что она работает официанткой в каком-то ресторане, где Сара устроила наблюдательный пункт. Ну, знаете, где бы она могла стоять у двери и подсматривать, ожидая. Вот и по телефону она сказала, что Сара стоит у окна и смотрит, не обманет ли ее тот человек, которому она звонила перед тем, как связаться со мной.

— У вас есть своя машина?

— Да. То есть… нет, она не моя. Просто машина, которой я пользуюсь, когда мне надо.

— И вы оставили ее в полуквартале от этого дома, выше по склону?

— Да.

— Она вам ясно сказала — поставить ее за домом, выше по склону, так?

— Да, так.

— Смерть наступила мгновенно после выстрела, — констатировал Мейсон. — Пульс совершенно не прощупывается. По расположению раны и направлению пули можно сказать, что она не мучилась, даже не успела осознать… Но почему она совершила это самоубийство?

— Я же говорю, мистер, что не знаю.

— А почему вы не можете рассказать всей правды полиции?

— Потому что… потому что у меня ужасный сумбур в голове, мистер Мейсон. Сара была единственной, кто мог бы поручиться за меня в случае… ну, в случае, если бы полиции удалось что-то раскрыть.

— И вы хотите, чтобы я сделал вид, будто ничего не произошло. — Мейсон широким жестом обвел комнату, посмотрел на труп миссис Пэрлин. — Только ради того, чтобы оградить вас от допроса полиции?

— Это ничему не послужит помехой, мистер Мейсон, если вы сделаете для меня благое дело, — сказала она. — Все равно уже ничем не помочь случившемуся, не изменить ничего.

Мейсон, задумавшись, изучающе посмотрел на Опал. Наконец спросил ее:

— А эта миссис Пэрлин, у нее что — солидный опыт работы в качестве экономки? Или когда-то у нее, возможно, были свои деньги, а потом ее постигла неудача, и ей после этого пришлось идти работать экономкой?..

— Нет, насколько я знаю, она долгие годы работала экономкой. Помню, я заглядывала в ее профессиональную учетную карточку, когда мистер Хоксли нанимал ее на работу.

Мейсон вернулся по коридору обратно в столовую. Руки — глубоко в карманах, голова — вперед. Санли последовала за ним с опаской и немой мольбой в глазах. Неожиданно Мейсон обернулся.

— Понимаете ли, о чем просите? — сурово спросил он.

Она ничего не ответила.

— Вы просите о невозможном — замолчать преступление! — возмущался Мейсон. — Чтобы я подставил свою шею в петлю!.. И вы это делаете с таким невинным видом, будто спрашиваете, могу ли я купить вам мороженого или поставить свой автограф в вашем альбоме!

Она продолжала смотреть на него с немой мольбой. Ее руки потянулись, чтобы коснуться рукава его пальто.

— Если я выйду из этого дома, — сказал Мейсон, — и не позвоню в полицию, то сяду в большую лужу. Вы просто берете меня за глотку. Так скажите хотя бы, насколько глубоко вы замешаны в этом деле?

Она отрицательно покачала головой.

— Ну, говорите же!

— Я вообще не имею к нему ни малейшего отношения.

— Это вы так думаете. Вы ведь звонили вчера утром в полицию, так?

— Нельзя ли поговорить в другом месте?

— Нет, нельзя, потому что нам надо поговорить сейчас же!

— Но ведь здесь опасно находиться.

— Опасно как раз другое — уйти.

— Вчера я пришла, как всегда, на работу, — нехотя начала Опал Санли. — В квартире Хоксли никого не было. Обычно миссис Пэрлин находится там почти всегда, готовит к моему приходу записи на пластинках.

— Пластинках? — переспросил Мейсон.

— Да, знаете, такие восковые пластинки, на которые наговаривается текст.

— А-а!