Ветераны, закаленные во многих судейских битвах, подтвердят, что это самый зловещий признак. Поначалу внимание присутствующих бывает устремлено на обвиняемых. Они с любопытством вытягивают шеи, следят за выражением лиц обвиняемых, пытаясь подметить на них какие-либо чувства. Обычным людям просто нравится наблюдать за обвиняемым, представлять его в той обстановке, в какой было совершено преступление, и пытаться угадать, виновен или не виновен подсудимый, исходя при этом из личных впечатлений.

Потом, когда судебный процесс уже набрал ход, внимание аудитории переключается на раскрытие самого преступления, на прения сторон. Она наблюдает за свидетелями, за судьей, за адвокатами, изощряющимися в юридической аргументации. И до тех пор, пока исход дела не ясен, аудитория будет продолжать следить за этими актерами разворачивающейся перед ними драмы.

Но если что-то возводит свидетельские показания в ранг непреложной истины, исчезает элемент неизвестности, зрители убеждаются в виновности подсудимого, и их взгляды автоматически переместятся на него. Теперь они не пытаются представить его в момент преступления, а глядят на него с тем нездоровым любопытством, с каким люди смотрят на приговоренного к смерти. Им нравится тешить себя мыслями о том утре, когда безжалостные руки вырвут заключенного из его камеры и поволокут в последнюю дорогу.

Приговор толпы. Это то, чего страшатся все адвокаты. Большие пальцы опущены вниз. И это означает, что все решено. Преступник осужден.

Не бывало того, чтобы адвокат-ветеран, собаку съевший на распутывании сложнейших дел, не оценил этого критического момента переключения внимания. Подсудимые не понимают этого ужасного предзнаменования, часто они улыбаются, видя, что на них направлены взоры всех присутствующих. Но адвокат, сидящий за столом, спокойный и серьезный, в окружении томов юридической литературы, в душе содрогается от этого молчаливого приговора.

В этом деле молчаливый приговор означал: оба подсудимых виновны в убийстве первой категории, ходатайства присяжных о смягчении наказания не последует.

Ровный голос судьи Маркхэма нарушил напряженную тишину зала.

— На свидетельском месте находился мистер Дон Грейвз, — напомнил он, — и подвергался перекрестному допросу. Дело было отложено слушанием на прошлой неделе в соответствии с соглашением о проведении следственного эксперимента при участии этого свидетеля. Эксперимент был предложен защитой, и обвинение дало свое согласие.

Джентльмены, как я понимаю, результаты этого эксперимента должны послужить вещественным доказательством?

Клод Драмм поднялся со своего места и произнес усмехаясь:

— Этот эксперимент был проведен со всей беспристрастностью по отношению к защите, по требованию защиты и в соответствии с соглашением. В нем участвовал свидетель в обстановке, идентичной той, что была во время совершения преступления, и я прошу, чтобы это было признано вещественным доказательством.

Судья Маркхэм посмотрел на Перри Мейсона.

Перри Мейсон поднялся со своего места.

— Если суд позволит, — сказал он, — то с нашей стороны нет возражений. Это, однако, не является частью моего перекрестного допроса. То есть это должно стать следствием повторного прямого допроса этого свидетеля, а значит, этот вопрос, собственно, не стоит перед судом в данный момент. Но, когда этот вопрос встанет перед судом и если окружной прокурор решит допросить этого свидетеля по результатам эксперимента, я со своей стороны не стану возражать при условии, однако, что мне будет предоставлено право провести перекрестный допрос различных свидетелей по вопросу о фактах, имевших место при проведении эксперимента.

Про судью Маркхэма говорили, что не родился еще адвокат, который смог бы вызвать удивленное выражение на его лице, когда тот заседает в суде. Теперь же судья Маркхэм уставился на Перри Мейсона так, будто силился прочесть, что же скрывается в голове этого адвоката защиты, и взгляд судьи стал задумчивым.

Перри Мейсон спокойно и бесстрастно выдержал этот взгляд.

— Могу я продолжить перекрестный допрос свидетеля? — спросил он.

— Продолжайте, — резко ответил судья Маркхэм.

— Вы знакомы с деловыми операциями Эдварда Нортона? — монотонным голосом поинтересовался Перри Мейсон.

— Мне они известны в полном объеме, — ответил Дон Грейвз.

— Значит, вам известно, когда истекает срок страхового полиса, лежавшего на столе Эдварда Нортона? — спросил Перри Мейсон.

— Да.

— Когда же истекает срок этого страхового полиса?

— Двадцать шестого октября сего года.

— Так! Значит, страховой полис истек всего три дня спустя после убийства Эдварда Нортона?

— Верно.

— Это верно, мистер Грейвз, что вы враждебно и предубежденно относитесь к обвиняемой Фрэнсис Си-лейн из-за того, что она вышла замуж за Роберта Глисона?

Вопрос прозвучал неожиданно, и в зале послышался шум, указывающий на мгновенный всплеск внимания.

— Это неправда! — взволнованно запротестовал Дон Грейвз. — Я все сделал для того, чтобы имя Фрэнсис не упоминалось. Я даю показания только потому, что меня вызвали в суд.

— И вы не чувствуете предубеждения по отношению к Фрэнсис Силейн по какой-либо другой причине?

— Никакого.

— Или против Роберта Глисона?

— Нет. Я не испытываю дружеского расположения к Роберту Глисону, потому что я с ним едва знаком. Что касается мисс Силейн, то это другое дело. Я бы не сказал ни слова в этом зале, что могло бы связать ее имя с убийством Эдварда Нортона, если бы не знал, вне всяких сомнений, что все, что я сказал, — истинная правда.

— Больше вопросов нет, — сказал Перри Мейсон и уселся с видом человека, потерпевшего поражение.

Клод Драмм поднялся и произнес с легкой торжествующей насмешкой:

— У меня есть несколько вопросов в порядке повторного прямого допроса. При перекрестном допросе, мистер Грейвз, вас спрашивали, проводили ли вы когда-нибудь эксперимент в условиях, идентичных тем, что сопутствовали убийству Эдварда Нортона, с целью определить, способны ли вы различить людей в той комнате, где был убит Эдвард Нортон.

— Да, — подтвердил Дон Грейвз, — мне задавали этот вопрос.

— Раз вам задавали подобный вопрос, — настаивал Клод Драмм, — то ответьте, пожалуйста, проводили ли вы такой эксперимент в идентичных условиях?

— Да, — ответил Дон Грейвз.

— Опишите обстановку, в которой проводился эксперимент, и расскажите о его результатах, — предложил Клод Драмм.

— Эксперимент проводился ночью, — медленно тихим голосом начал рассказывать Дон Грейвз, и зрители затаили дыхание. — В кабинете Эдварда Нортона находились трое мужчин и две женщины. Одна из женщин была в черном платье, другая — в розовом. На дном из мужчин был костюм из голубой саржи, на втором — из твида, на третьем — клетчатый шерстяной костюм. Я был знаком с каждым из мужчин, но женщин прежде никогда не видел. Присутствовали представители прессы, а также мистер Драмм, помощник окружного прокурора, и Перри Мейсон, адвокат защиты.

— Что произошло? — спросил Клод Драмм.

— Потом, — продолжал Грейвз все тем же тихим напряженным голосом, — мы сели в автомобиль и поехали вверх по извилистой дороге, которая пересекает холмы в направлении проспекта. Когда судья Перли доехал до того места, где в ночь убийства я издал восклицание, он дал сигнал. Я оглянулся и продолжал смотреть до тех пор, пока машина не свернула за поворот, а дом не скрылся из виду.

— Что вы увидели? — продолжал допрос Клод Драмм.

— Я увидел женщину, ту, что в розовом платье. Она стояла точно так же, как стояла Фрэнсис Силейн, когда убили мистера Нортона, и я увидел мужчину в костюме из голубой саржи. Он держал дубинку над стулом, на котором сидел мистер Нортон в ночь убийства.

— Приступайте к перекрестному допросу, — торжествующе предложил Клод Драмм.

Перри Мейсон спросил, растягивая слова:

— Вы не все рассказали. Не так ли, мистер Грейвз?

— Все, сэр, все, что важно.

— Разве там не было какого-то репортера, который мешал вам и немного вас задержал? — подсказал Перри Мейсон.

— Верно, сэр. Там был парень, которого звали Не-верс, насколько я припоминаю, который настаивал на изменениях в проведении эксперимента. У меня не было полномочий на изменение условий эксперимента. Они были оговорены между вами и мистером Драимом, и я так ему и сказал. Но он продолжал цепляться ко мне и даже ухватил меня за пальто.

— Где находились мы в это время? — спросил Перри Мейсон.

— Вы сидели внизу в автомобиле.

— Как вам удалось в конце концов от него освободиться? — поинтересовался Мейсон.

— Я обратился к мистеру Драмму, и он сказал мне совершенно определенно, что никаких изменений в условиях эксперимента не будет. Когда этот репортер услышал, что сказал мистер Драмм, он, похоже, понял, что не прав, и отпустил меня.

Зрители, изо всех сил вытягивавшие шеи, чтобы не пропустить ни слова, теперь удивленно переглядывались.

— У меня все, — сказал Перри Мейсон.

— Вызывайте следующего свидетеля, мистер Драмм, — велел судья Маркхэм.

— Минутку, ваша честь, — перебил Перри Мейсон. — Прежде чем мы продолжим, мне бы хотелось вызвать Артура Кринстона для повторного перекрестного допроса.

— Хорошо, — согласился судья Маркхэм. — Процедура не совсем обычная, но при данных обстоятельствах, поскольку ход процесса находится под контролем и в ведении суда, я разрешу вам вызывать для перекрестного допроса любого свидетеля, какого вы захотите. Суд не прошел мимо того факта, что вскрылись новые обстоятельства после вашего очень короткого перекрестного допроса других свидетелей.