Седой, величественный, с выпяченной грудью и животом, он поднял правую руку, когда произносил присягу; затем он занял место для свидетелей. В его манере поведения сочетались уважение к суду, терпимое отношение к юристам и присяжным, а также невозмутимое игнорирование беспокойных зрителей.

— Вас зовут Б.К. Перли? — спросил Клод Драмм.

— Да, сэр.

— В настоящее время вы являетесь избранным, правомочным, действующим судьей муниципального суда в этом городе?

— Это так.

— И ночью двадцать третьего октября вы оказались поблизости от места жительства Эдварда Нортона?

— Да.

— Судья Перли, когда вы появились у дома Эдварда Нортона?

— Ровно в шесть минут двенадцатого.

— А в какое время покинули это место?

— Ровно в полдвенадцатого.

— Не объясните ли вы присяжным, судья Перли, почему вы с такой точностью определяете время своего прибытия и отбытия?

Перри Мейсон разгадал западню, но у него не было иного выхода, кроме как шагнуть в нее.

— Протестую, ваша честь, — заявил он. — Свидетель дал свои показания. Его мыслительные процессы несущественны и не относятся к делу. В крайнем случае они могут явиться предметом для перекрестного допроса.

— Принято, — объявил судья Маркхэм.

Клод Драмм иронически улыбнулся.

— Я снимаю свой вопрос, ваша честь, — сказал он. — С моей стороны это было ошибкой. В конце концов, если адвокат Мейсон желает разобраться в этом вопросе, он волен это сделать при перекрестном допросе.

— Продолжайте, — сказал судья Маркхэм, ударяя молотком по столу.

— Кто был вместе с вами при вашем визите? — спросил помощник окружного прокурора.

— Когда я подъехал к дому, со мной в машине находился мистер Артур Кринстон, а когда уезжал, в машине вместе со мной находились мистер Артур Кринстон и мистер Дон Грейвз.

— Что произошло, пока вы находились рядом с домом, судья Перли?

— Я подъехал к дому, остановился, чтобы высадить мистера Кринстона, развернул машину, выключил двигатель и стал ждать.

— Чем вы занимались во время своего ожидания?

— Сначала минут десять — пятнадцать просто сидел и курил, а остальное время нетерпеливо посматривал на часы, — сказал судья Перли.

И он с ноткой торжества посмотрел на Перри Мейсона. Манера поведения судьи ясно указывала на то, что, будучи полностью знакомым с судебной процедурой, он намерен дать роковые показания независимо от того, нравится это защите или нет. Он то и дело смотрел на часы. Из этого следовало, что время своего отъезда он знал с точностью до минуты, а он был достаточно искушен, чтобы довести это до сведения присяжных, не нарушая судебной процедуры.

Перри Мейсон равнодушно взирал на свидетеля.

— Что произошло потом? — спросил Клод Драмм.

Из дома вышел мистер Кринстон и присоединился ко мне. Я завел машину, и в этот момент в юго-восточном крыле дома открылось окно, и мистер Нортон высунул голову… Это было окно его кабинета.

— Минутку, — вмешался Клод Драмм. — Вы сами знаете, что это был кабинет мистера Нортона?

— Нет, сэр, — ответил судья Перли. — Я только знаю, что комната в юго-восточном крыле на втором этаже — это и есть та комната, которая обозначена на карте и плане цифрой «1», то есть кабинет мистера Нортона.

— Так, — заключил Драмм, — значит, это та комната, которая фигурирует в первом вещественном доказательстве обвинения под цифрой «1», обведенной кружком?

— Да, сэр.

— Очень хорошо, — сказал Драмм, — что же сказал мистер Нортон?

— Мистер Нортон обратился к мистеру Кринстону и сказал, насколько я припоминаю, следующее: «Артур, не подбросите ли Дона Грейвза к себе домой, чтобы он забрал там документы? А я пришлю за ним шофера, и он привезет его обратно».

— И что произошло потом? — спросил Драмм.

— Мистер Кринстон сказал, если мне память не изменяет: «Это не моя машина, а моего друга. Я должен спросить у него, не будет ли он против».

— Что произошло потом?

— Мистер Нортон сказал: «Что ж, спросите, и дайте мне знать» — и убрал голову из окна.

— Что произошло потом?

— Потом мистер Кринстон подошел ко мне и сказал, что мистеру Грейвзу нужно забрать какие-то документы…

— Возражаю, — поспешно заявил Мейсон. — Без присутствия обвиняемого при том, что говорится, это может быть лишь частью принятых к сведению обстоятельств, только при большом воображении это можно назвать прямыми уликами.

— Возражение принято, — объявил судья Маркхэм:

— Хорошо. Что произошло потом? — спросил Драмм вкрадчивым тоном, улыбаясь присяжным так, словно говорил: «Видите, как действует защита в этом деле, леди и джентльмены?»

— Затем, — продолжил судья Перли, — мистер Кринстон встал под окном кабинета и крикнул, если мне не изменяет памятй: «Все в порядке, Эдвард. Он может ехать с нами». Почти в этот же момент открылась входная дверь, и мистер Грейвз сбежал по ступенькам. Мистер Грейвз сказал «Я готов», или что-то в этом роде.

— А потом что произошло?

— Мы втроем сели в мой автомобиль. Мистер Крин-стон сидел на переднем сиденье рядом со мной, мистер Грейвз — на заднем. Я завел машину и начал подниматься вверх по дороге, обозначенной на плане, именуемом «Вещественное доказательство «Б», как «извилистая дорога». Мы ехали по этой дороге, пока не достигли поворота…

— Минутку, — перебил Клод Драмм. — Можете взять карандаш и указать точное место на повороте, где вы были, когда произошло известное событие, относительно которого вы даете показания?

Судья Перли кивнул в знак согласия, поднялся, величественно прошествовал к доске, открыл карту и указал на небольшой продолговатый предмет, отмеченный на повороте дороги.

— Вот здесь примерно находился автомобиль.

— И что произошло, когда автомобиль находился в этой точке? — спросил Клод Драмм.

— Мистер Грейвз, оглянувшись на дом, воскликнул…

— Возражаю, — подал реплику Перри Мейсон. — Показания с чужих слов, недостоверные, не относящиеся к делу, невещественные, не могут быть приняты к сведению. Их нельзя связать с обвиняемым.

— Принято, — объявил судья Маркхэм.

Клод Драмм беспомощно развел руками.

— Но, ваша честь, в свете последующих событий…

— Возражение, — холодно заметил судья Маркхэм, — принято. Вы можете в надлежащий момент вызвать мистера Дона Грейвза для дачи свидетельских показаний по поводу того, что он видел. В отношении того, что говорилось или делалось в отсутствии обвиняемого, и того, что не является частью обстоятельств, связанных с фактом, возражение принято.

— Хорошо, — согласился Драмм, поворачиваясь к присяжным и чуть не кланяясь, — в надлежащий момент я вызову мистера Дона Грейвза, и он даст свидетельские показания о том, что он видел.

— Продолжайте, судья Перли, и расскажите присяжным, что происходило в это время и в этом месте, и опишите свои действия в отношении управления автомобилем.

— Ничего особенного в моих действиях не было. Я продолжал ехать по этой извилистой дороге, что отмечена на карте. Проехав несколько десятков метров, я увидел, что дорога стала шире и я могу развернуться. Я развернулся, спустился вниз по дороге и вновь остановился перед домом Эдварда Нортона.

— И что вы сделали потом?

— Потом мистер Грейвз и мистер Кринстон вошли в дом, и по их просьбе я их сопровождал. Втроем мы поднялись по лестнице и вошли в комнату, отмеченную цифрой «1» в кружке на плане, именуемом «Вещественное доказательство «А». Там мы увидели тело, лежащее поперек стола. Впоследствии я узнал, что это тело Эдварда Нортона. У него была разбита голова. В момент моего появления Эдвард Нортон уже не подавал признаков жизни. На столе стоял телефон и лежали документы, среди которых был и страховой полис на автомобиль.

— Не заметили ли вы, судья Перли, на какой автомобиль был выписан этот полис?

— Возражаю. Вопрос неправомочен и не относится к делу, — заявил Перри Мейсон.

— Ваша честь, — обратился Драмм к судье, — это необходимый вопрос, и я намерен увязать его с остальными доказательствами. В этой части версия обвинения предполагает, что подсудимая Фрэнсис Силейн сделала заявление с целью убедить следствие в том, что именно она была за рулем «бьюика» той ночью; что это заявление было сделано после того, как ей сообщили о том, что полицию известили о краже «бьюика». Другими словами, она знала, что Эдвард Нортон позвонил в полицию и сообщил о краже автомобиля. Фрэнсис Силейн, зная это…

— Хорошо, — согласился судья Маркхэм, — в дальнейшей аргументации по части отношения данного вопроса к делу нет необходимости, адвокат. Основываясь на заверениях обвинения, что данный вопрос будет увязан с остальными доказательствами, я отклоняю возражение и разрешаю ответить на вопрос, оставляя за защитой право заявить протест-, если впоследствии этот вопрос не будет иметь должной связи с остальными доказательствами.

— Однако это решение имеет в виду только обоснованность данного вопроса. Конечно, очевидно, что свидетельские показания по данному вопросу не являются бесспорным доказательством вины. Сам по себе автомобильный страховой полис доказывает только то, что в нем написано, но на этот счет, похоже, не поступало никаких возражений.

И судья Маркхэм вопросительно посмотрел на Перри Мейсона.

Тот слегка улыбнулся.

— Нет, ваша честь, — ответил он, — на этот счет у меня нет никаких возражений.

— Хорошо, — объявил судья Маркхэм, — протест в том виде, в каком он был сделан, отклоняется. Отвечайте на вопрос.

— Страховой полис, — сказал судья Перли, — как я заметил в тот момент или несколько минут спустя, был выписан на «бьюик» типа «седан», заводской номер 6754093, номерной знак 12М1834.