— Право дать отвод кому-либо из присяжных предоставляется обвинению, — строго объявил судья Маркхэм.

Клод Драмм откинулся на спинку стула и принялся шепотом советоваться со своим помощником. Потом он посмотрел на судью и спросил:

— Могу ли я просить высказать свое мнение позже?

— Хорошо, — согласился судья.

Эверли вопросительно посмотрелЧт Перри Мейсона и уловил огонек в глазах адвоката.

Мейсон наклонился к нему и шепнул:

— Драмм хочет вывести из состава присяжных третий номер, но он подозревает, что мы собираемся вывести девятый и одиннадцатый. Мы имеем право заявить вдвое больше отводов, чем он, поэтому он раздумывает, не пропустить ли свою очередь и не придержать ли свой отвод в запасе, пока он не увидит, каким станет состав присяжных.

— Он пойдет на это? — спросил Эверли.

— А это, — ответил Мейсон, — мы сейчас увидим.

Какое-то мгновение стояла напряженная тишина,

затем Драмм встал и поклонился суду.

— Обвинение — сказал он, — пропускает свою очередь.

Судья Маркхэм посмотрел на Перри Мейсона и собрался произнести стандартную фразу: «Право на отвод имеет защита».

Но эти слова так и не были произнесены.

Перри Мейсон повернулся и посмотрел на присяжных привычным оценивающим взглядом и с таким видом, словно это вопрос только сейчас привлек его внимание, а затем отчетливо произнес:

— Ваша честь, этот состав присяжных полностью удовлетворяет защиту. Мы отказываемся от своего права на отвод.

Клод Драмм был застигнут врасплох. Те, кто разбирался в юридических тонкостях, заметили, как он вздохнул, инстинктивно собираясь заявить протест, но подсознательно понимая, что это бесполезно.

Послышался голос судьи Маркхэма.

— Пусть присяжных приведут к присяге.

Вступительная речь обвинения в лице Клода Драмма удивила всех своей краткостью.

— Джентльмены, — начал он, — мы надеемся представить доказательства того, что ровно в одиннадцать часов тридцать две минуты вечером двадцать третьего октября сего года Эдвард Нортон встретил свою смерть; что смерть его наступила в результате удара по голове, нанесенного дубинкой, находившейся в руках обвиняемого, Роберта Глисона; что в момент убийства присутствовал активный соучастник, им являлась обвиняемая, Фрэнсис Силейн; что в момент убийства у Эдварда Нортона при себе имелась крупная сумма денег в тысячедолларовых купюрах.

Мы надеемся представить доказательства того, что в одиннадцать часов четырнадцать минут вечера того же дня Эдвард Нортон позвонил в полицейский участок и сообщил, что у него украли один из автомобилей, а именно «бьюик» типа «седан»; что Фрэнсис Силейн фактически вскоре после этого, в одиннадцать часов тридцать две минуты, находилась в кабинете Эдварда Нортона в день убийства, но, с целью доказать алиби и зная, что Эдвард Нортон заявил о краже «бьюика» в одиннадцать часов четырнадцать минут, вышеупомянутая обвиняемая, Фрэнсис Силейн, тотчас же по собственной воле дала ложные показания о том, что она отсутствовала на месте преступления, находясь за рулем вышеупомянутого «бьюика», примерно с десяти сорока пяти до примерно двенадцати пятнадцати.

Мы надеемся доказать, что сразу же после совершения преступления обвиняемые оставили окровавленную дубинку, при помощи которой было совершено убийство, и две тысячедолларовые купюры из тех, что были взяты с тела покойного, в комнате некоего Пита Дево, который в этот момент спал, находясь в состоянии алкогольного опьянения; что это было сделано намеренно с целью бросить подозрение на вышеупомянутого Пита Дево.

Мы также докажем, что обвиняемые взломали окно и оставили отпечатки ног на земле под окном, пытаясь направить полицию по ложному следу, заставить поверить в то, что в дом забрались грабители.

Мы также надеемся доказать, что сразу же после этого обвиняемый Роберт Глисон сбежал с места преступления; что оба обвиняемых давали ложные и противоречивые показания относительно своих действий; что дубинка, с помощью которой Эдварду Нортону нанесли удар, является прогулочной тростью и принадлежит обвиняемому Роберту Глисону.

Мы надеемся доказать, что имеется свидетель, который своими глазами видел, как совершалось преступление, и узнает в Роберте Глисоне мужчину, который нанес удар, а во Фрэнсис Силейн — молодую женщину, одетую в розовое домашнее платье или неглиже, которая помогала и содействовала совершению преступления.

Клод Драмм какое-то время стоял, молча уставясь на присяжных, а затем сел. Судья Маркхэм вопросительно посмотрел на Перри Мейсона.

— Если суд позволит, — сказал Перри Мейсон, — мы воздержимся от заявления до того момента, когда начнутся прения сторон.

— Хорошо, — кивнул судья Маркхэм. — Можете продолжать, мистер Драмм.

Клод Драмм принялся излагать дело с той спокойной и строгой тщательностью, которой он славился. Ни одна мельчайшая деталь не ускользала от его внимания; ни одно звено в цепи доказательств не было пропущено.

Первым свидетелем выступил инспектор, который зарисовал и сфотографировал место преступления. Он представил суду выполненные в масштабе планы, на которых были изображены комната, где было обнаружено тело, расстановка мебели и расположение окон.

Затем он показал фотографию с общим видом комнаты и фотографии отдельных частей комнаты. Каждая из этих фотографий сличалась с общим планом комнаты. Затем были представлены фотографии дома и в конечном итоге предъявлена карта, на которой был показан дом по отношению к извилистой дороге, ведущей к проспекту. Затем последовала контурная карта, на которой была отмечена высота окон в доме по отношению к той же дороге, по которой в ту ночь ехал автомобиль.

— Таким образом, — вкрадчиво произнес Драмм, указывая на карте место, где был отмечен поворот дороги, — как вы думаете, для человека, едущего на машине по этому участку дороги, было бы совсем нетрудно оглянуться назад и рассмотреть внутренность комнаты, отмеченной на карте цифрой «1» — «Вещественное доказательство «А».

Прежде чем инспектор смог ответить на этот вопрос, Перри Мейсон вскочил и обратился с протестом.

— Минутку, ваша честь, — сказал он. — Это наводящий вопрос. Он подталкивает свидетеля к определенному выводу. А этот вывод должны сделать сами присяжные. Это один из тех пунктов, на которых строится наша защита. Мог ли…

Молоток судьи с грохотом опустился на стол.

— Возражение принято, — объявил он. — Нет необходимости аргументировать, мистер Мейсон.

Мейсон снова сел на свое место.

Драмм снисходительно улыбнулся Мейсону, точно человек, который, даже потерпев поражение, рассчитывает на победу.

— Адвокат, — произнес он, — можете приступать к перекрестному допросу.

Чувствуя устремленные на него взоры всех присутствующих и полностью отдавая себе отчет в драматичности момента и том интересе, с которым будет встречен его первый вопрос, Перри Мейсон подошел к карте, которая была приколота кнопками к доске. Приложив указательный палец правой руки к линии, обозначавшей дорогу, ведущую от дома к проспекту, а указательный палец левой руки — к тому месту на карте, где был обозначен кабинет, адвокат произнес с вызовом:

— Уточните, пожалуйста, на каком расстоянии находится точка, на которую я указываю пальцем правой руки и которая обозначает поворот дороги, от точки, на которую я указываю пальцем левой руки и которая обозначает место, где было обнаружено тело?

— Если, — спокойно ответил свидетель, — указательный палец вашей правой руки показывает точно на то место, где дорога сворачивает на юг, а левый указательный палец показывает на точку, обозначающую точное место расположения трупа, то расстояние между этими точками соответствует двумстам семидесяти двум футам и трем с половиной дюймам.

Перри Мейсон обернулся к свидетелю, лицо адвоката выражало удивление.

— Двести семьдесят два фута и три с половиной дюйма? — недоверчиво воскликнул он.

— Да, — ответил свидетель.

Мейсон опустил руки с таким видом, что все решено и не о чем больше говорить.

— Это все, — сказал он. — У меня нет больше вопросов к свидетелю.

Судья Маркхэм посмотрел на часы, и в зале суда послышался легкий шум, точно листья зашуршали при порыве ветра.

— Наступило время перерыва, — объявил судья. — Суд соберется завтра в десять часов утра. В течение этого времени присяжным надлежит помнить о том, что они не имеют права обсуждать это дело ни между собой, ни в присутствии посторонних, ни с посторонними людьми.

Молоток с грохотом обрушился на стол.

Перри Мейсон хитро улыбнулся и обратился к своему помощнику:

— Драмму следовало бы продолжать свой допрос до самого перерыва. Позволив мне задать этот единственный вопрос, он тем самым дал материал для газетных заголовков.

Эверли в раздумье наморщил лоб.

— Двести семьдесят два фута — это большое расстояние, — заметил он.

— По ходу процесса, — мрачно заверил его Мейсон, — меньше оно не станет.

Глава 20

Все газеты предсказывали, что первым, главным свидетелем обвинения будет либо Артур Кринстон, деловой партнер убитого, либо Дон Грейвз, единственный очевидец убийства.

Это доказывало, что газетчики недооценили хитроумную тактику главного обвинителя. Драмм не стал бы разрабатывать сценарий этого процесса, не оставив напоследок лакомого кусочка для присяжных, так же как и драматург не станет писать пьесу без кульминационного момента в третьем акте.

Вместо этого он вызвал для дачи свидетельских показаний судью Б.К. Перли.

Шеи вытягивались по мере того, как судья шествовал вдоль по проходу с видом человека, полного достоинства и осознающего важность занимаемого им положения.