— Скажу, если вы мне расскажите всю правду.

— Скажу. Я выдала Дункану и Грибу долговые расписки в погашении карточного долга. Вчера днем кто-то позвонил мне и сказал, что Сэм Гриб собирается продать эти расписки моему мужу. Еще он сказал, что Фрэнк воспользуется этими расписками, как доказательством того, что я — азартный игрок, и что мне нельзя доверять деньги, а значит, я не могу быть опекуном своей дочери.

— Что же вы сделали?

— Разумеется, отправилась прямо на судно. Хотела попробовать что-нибудь предпринять.

— У вас были деньги?

— Около двух тысяч, все, что мне удалось скопить. Я могла бы уплатить эту сумму в качестве отступного и уговорить их подождать.

— Дальше.

— Я приехала на судно и пошла к Грибу в кабинет. В приемной никого не было. Дверь в кабинет была полуоткрыта. Когда я прежде приходила к Грибу, он заранее слышал сигнал и выглядывал в глазок, кто идет.

— Когда-нибудь раньше вы заставали дверь в кабинет полуоткрытой?

— Нет, она всегда была заперта, а засовы задвинуты.

— Что же вы сделали?

— Несколько секунд постояла перед дверью в ожидании появления Гриба. Он не вышел, тогда я постучала в дверь и сказала: — «Это Сильвия Оксман. Можно мне войти?» — Мне никто не ответил. Тогда я толкнула дверь и… Я его сразу увидела.

— Вы хотите сказать, что он был мертв?

— Да. Точно такой, каким вы его застали.

— Что вы сделали?

— Бросилась было бежать. Потом вдруг сообразила, что бумага на столе вполне могут быть моими расписками. Мне как будто показалось, что это они и есть. Знаете, в такие минуты все, что видишь, словно врезается в память. Я на цыпочках подошла к столу. Мне не хотелось дотрагиваться до бумаг, ведь я не была уверена, что это мои расписки. Я наклонилась над столом, чтобы рассмотреть их повнимательнее, убедилась, что это и в самом деле они, и уже потянулась за ними, и тут вы вошли в коридор. В кабинете неожиданно раздался сигнал, и я страшно испугалась. Но все-таки я хотела схватить расписки, спрятать их, а потом объявить, что выкупила их у Гриба. Однако, тут же сообразила, что в сейфе может не оказаться семи с половиной тысяч долларе» наличными. Поэтому я решила выскочить в соседнюю комнату и оставить дверь полуоткрытой, как я сама ее нашла. Я хотела увидеть, кто пришел. Потом я каким-либо образом отвязалась бы от посетителя, вернулась бы в кабинет и взяла эти расписки. Так я и сделала: вышла в приемную, уселась в кресло и притворилась, что читаю какой-то журнал. Ну, а потом вошли вы.

Мейсон нахмурился и пристально поглядел на Сильвию.

— Почему вы не разрешили заглянуть в вашу сумочку?

— Потому что у меня там был пистолет, — твердо сказала она, открыто взглянув на него.

— Что вы с ним сделали?

— Вышла на палубу и бросила его за борт. Я не осмелилась признаться, что у меня есть оружие.

— Что это было за оружие?

— «Смит и Вессон» калибра 32.

Мейсон внимательно посмотрел на нее из-под полузакрытых век и вдруг резко сказал:

— Сильвия, вы лжете.

Она резко выпрямилась, лицо ее под слоем грима сперва вспыхнуло, потом побледнело.

— Не смейте обвинять меня во лжи, Перри Мейсон, — сказала она.

Адвокат сделал небрежный жест рукой.

— Ладно. В таком случае, я сам вам укажу, где в вашем рассказе не сходятся концы с концами.

— Попробуйте, — сказала она с вызовом.

— Во-первых, я шел довольно быстро. Та секция пола в коридоре, которая снабжена сигнализацией, находится всего в тридцати футах от двери в кабинет. На эти тридцать футов мне потребовалось шесть секунд. То, что вы делали, по вашим словам, в кабинете, должно было отнять у вас гораздо больше времени, чем эти шесть секунд.

— Но ведь на самом деле вы не сразу открыли дверь кабинета, вы выжидали две-три минуты.

— Все это отняло у меня не более шести секунд, — сказал Мейсон, пожимая плечами.

— Ноя лучше знаю, как все было, — настаивала она. — Я услышала сигнал. Он меня испугал. Сначала я просто не в силах была пошевелиться. Потом все-таки решила, что стоит попробовать выскользнуть в приемную. Я постаралась очень осторожно приоткрыть дверь. Потом уселась в кресло, взяла журнал и притворилась, что читаю. На все это потребовалось две-три минуты.

— Вы были взволнованы, — сказал Мейсон, не сводя глаз с нее. — Вы могли ошибиться во времени…

— Не будем говорить о времени, — упрямо сказала она. — Остается тот факт, что вы вовсе не прошли по коридору прямо в кабинет, а выждали у двери одну-две минуты.

Мейсон покачал головой. Она упрямо сжала губы.

— Я слышала сигнал.

— Минуточку, — сказал Мейсон. — Может быть, кто-то прятался в приемной?

— Это исключено.

— Вы уверены?

— Да.

— Ладно, пусть пока останется так. Вы говорите, что у вас в сумочке был пистолет.

— Да. Именно поэтому я вам не дала до нее дотронуться.

— А потом вы вышли на палубу и выбросили его?

— Да.

— Но вы не убивали Гриба?

— Я? Разумеется, нет.

— Тогда зачем вы выбросили пистолет?

— Я ведь была в той комнате, а Гриба кто-то застрелил. Я не хотела, чтобы кто-то подумал, что это я застрелила его, поэтому я и решила избавиться от оружия.

— И теперь хотите, чтобы я все-таки доказал, что вы не убивали Гриба?

— Но ведь людям вовсе не обязательно знать, что у меня был пистолет.

— Сколько времени он был у вас?

— Совсем недолго. Поскольку я часто проводила вечера за игрой, у меня иногда бывали некоторые суммы наличных денег, и мне хотелось на всякий случай быть вооруженной.

Несколько минут Мейсон задумчиво дымил сигаретой, потом сказал:

— В вашей истории чересчур много уязвимых мест. Ни один суд присяжных в жизни не поверит в нее. Но у меня есть все-таки опыт и умение разбираться в людях. Глядя на вас во время вашего рассказа, я почувствовал, что вы говорите правду. Я буду защищать вас, Сильвия, но дай Бог, чтобы вам никогда не пришлось ничего подобного рассказывать присяжным.

— Но мне и не придется… Ведь никто не знает, что я там была… кроме вас.

Он покачал головой и сказал:

— Не говоря уж о предательстве Белграйда, вы там оставили отпечатки пальцев, Сильвия. На письменном столе. Когда вы наклонились над столом, чтобы разглядеть расписки, вы оперлись о стекло левой рукой и оставили на нем отпечатки вашей кисти и пальцев.

— Нельзя ли заявить, что это было сделано раньше? — спросила она нахмурясь.

— Нет. Они ведь люди опытные. Поверх этого отпечатка не было никаких других. И он даже не смазан.

— Ол-райт, — сказала она. — Придется мне испить всю чашу. Но только не думайте, что сумеете уговорить меня дать ложные показания. Я все равно скажу всю правду, даже если в этом моя гибель.

— Возможно, так оно и случится, — мрачно сказал Мейсон. — Почему вы все-таки убежали от меня, Сильвия?

— Я ведь уже сказала. Какой-то мужчина сказал мне, что мой муж на борту.

— Вы его встречали раньше?

— Раньше не встречала, но вчера вечером я заметила его, он мне раза два попадался на глаза. Мне… мне кажется, что он вообще преследовал меня.

— Что же он вам сказал?

— Берегитесь, Сильвия, ваш муж на борту или что-то в этом роде…

— Не могли бы вы его описать?

— На нем был черный шелковый костюм, черные туфли на толстой подошве, галстук в черно-синюю полоску и булавка с опалом. Ему лет пятьдесят, густые черные волосы, пышные черные усы. Не очень высокий, но плотного сложения.

— Вы с ним разговаривали в тот вечер?

— Нет.

— Но вам кажется, что он вас преследовал?

— Знаете, как это бывает, когда в игорном зале появляется женщина без спутника. Иногда ко мне просто приставали.

— Так вы думаете, что и он преследовал такие же цели?

— Сама не знаю.

— По-видимому, он знает вашего мужа?

Она кивнула.

— И по какой-то причине предупредил вас, что муж ваш на судне?

Она снова кивнула.

— Вы сами видели мужа?

— Нет.

Мейсон аккуратно загасил в пепельнице сигарету, облокотился о собственные колени, оперся на руки подбородком и задумчиво уставился на ковер.

— Не думал я, что все будет так сложно, Сильвия. Теперь же все стало просто опасным: и дела идут все хуже и хуже и хуже.

— Что же мне делать? Я вам рассказала всю правду…

Мимо прошел рассыльный, неся кипу свежих газет, и Сильвия вдруг замолкла на полуслове.

— В чем дело? — спросил Мейсон.

— Заголовки… заголовки в газетах, которые пронес мальчик…

Мейсон быстро поднялся, пересек холл и подошел к газетному киоску, на стойку которого рассыльный только что свалил всю кипу. Купив два выпуска, он развернул газету и на первой странице прочел: «ОКСМАН ОБВИНЯЕТ ЖЕНУ В УБИЙСТВЕ, ПРОИСШЕДШЕМ НА ИГОРНОМ СУДНЕ».

Сунув газету под мышку, Мейсон вернулся в тот угол, где сидела Сильвия, и сказал, усаживаясь рядом с ней:

— Плохо дело, Сильвия. Думаю, что это удар под вздох, который вы должны встретить мужественно. И, пожалуйста, не проявляйте никаких эмоций, может быть, кто-то за нами наблюдает.

Холодные кончики ее пальцев скользнули по его руке, когда она взяла у него газету. Мейсон развернул свою и тоже начал читать:.

«В своем удивительном заявлении, сделанном сегодня полиции, Фрэнк Оксман, известный биржевик и клубмен, сообщил факты, которые, как считает полиция, полностью разрешают загадку убийства Сэма Гриба, владельца игорного судна «Рог изобилия». До того как Оксман сделал свое заявление, это событие представлялось всем загадочным и трудноразрешимым. Прежде всего, в этом деле немалую роль играет вопрос юрисдикции, так как судно в момент убийства находилось за пределами двенадцатимильной зоны. Поэтому в разборе этого дела принимают участие одновременно и местные полицейские и контора шерифа, в сотрудничестве с федеральными властями. Федеральные власти, по обыкновению, отказывается давать прессе какие бы то ни было сведения, кроме того, что дело продвигается успешно. Однако в поисках наступил успех.