– Но рассказ твоей клиентки просто не может быть правдой! – воскликнул Дрейк.

– Тогда моя задача найти правду.

– Причина, по которой она лжет, заключается в том, что твоя клиентка просто боится посмотреть правде в глаза.

– Ты имеешь в виду, что Элеонора убила Хепнера?

– Не исключено. Или ее в капкан загнала целая цепь обстоятельств.

– Если Элеонора убила Хепнера – ей конец. Если нет – то только правда спасет ее. Она боится, что присяжные не поверят ей. Мой долг – раскрыть правду, а затем проследить, чтобы ее узнали присяжные и поверили в то, что это и есть правда.

– Да, твой долг – показать Этель Белан лгуньей, Сьюзен Грейнджер – контрабандисткой, а Элеонору – невинной девочкой в беленьком платьице, – саркастически заметил Дрейк.

– Элеонора почему-то поступает таким образом, что разрушает у других веру в себя. Сьюзен Грейнджер излучает уверенность, и у всех создается впечатление, что это серьезная, целеустремленная женщина и уж точно говорит правду, сидя в свидетельской ложе. Она гордится собой, обладает аристократическими манерами. Она с презрением смотрит на любые увертки и махинации. Кажется, что она не имеет за собой никаких грехов. С другой стороны, именно Элеонора трясла револьвером, врала о замужестве, заявляла, что убьет любимого, если он ей изменит, и что если он не достанется ей, то никто его не получит. Она предавала себя каждый раз, когда раскрывала рот. Как только она признается из свидетельской ложи, что знала, что Дугласа Хепнера убили из ее револьвера и… Тут все понятно без объяснений.

Пол Дрейк взглянул на часы.

– Да, Перри, наверное, ей придется готовиться в газовую камеру, – вздохнул сыщик. – Конечно, страшно неприятно, что Гамильтон Бергер одолел тебя на этот раз, но ничего не поделаешь.

– Дело – как по специальному заказу окружного прокурора, – заметил Мейсон. – Неудивительно, что Гамильтон Бергер ходит такой счастливый. Он уже несколько лет ждет победы надо мной. На этот раз все складывается в его пользу.

– Но что ты все-таки намерен делать, шеф? – спросила Делла Стрит.

– Не представляю, – признался Мейсон. – Элеонора – моя клиентка, и я собираюсь ее защищать в меру своих сил и возможностей. Гамильтон Бергер, несомненно, провел обеденный перерыв в беседе с Уэбли Ричи. Если Сьюзен Грейнджер наврала, то Ричи, конечно, не станет ее поддерживать, а следовательно, Бергер объявит о завершении представления версии обвинения, как только заседание суда откроется вновь. Если же, наоборот, окажется, что Ричи готов подтвердить все, что рассказала Сьюзен Грейнджер, Бергер пригласит его на место дачи показаний.

– Но ты не в состоянии растягивать перекрестный допрос Ричи дольше нескольких минут, – заметил Дрейк. – Если, конечно, он только подтвердит тот разговор.

– Мне необходимо найти где-то изъян. Моя единственная надежда – это то, что Гамильтон Бергер объявит о завершении представления версии обвинения без приглашения Ричи в качестве свидетеля. В таком случае я точно буду знать, что с рассказом Сьюзен Грейнджер что-то не так. Если он вызовет Ричи – дело Элеоноры безнадежно. Ричи – барометр.

Мейсон, Пол Дрейк и Делла Стрит вернулись во Дворец правосудия, сели в лифт и поднялись в зал, где слушалось дело по обвинению Элеоноры Корбин.

Клиентка Мейсона определенно проплакала весь обеденный перерыв. Ее глаза опухли и покраснели, что, бесспорно, совсем не способствовало победе адвоката.

Делла Стрит посмотрела на суровые мрачные лица двенадцати мужчин и женщин и на то, как они без всякого сочувствия оценивали обвиняемую, и склонилась к Мейсону:

– Боже, шеф, я сейчас сама готова разрыдаться. Ты только взгляни на лица присяжных.

– Знаю, – ответил Мейсон.

Улыбающийся Гамильтон Бергер в сопровождении помощников с победным видом вернулся в зал суда. Через несколько секунд судья Моран занял свое место и объявил заседание открытым.

– Обвинение готово? – обратился судья Моран к окружному прокурору.

– Сейчас все решится, – прошептал Мейсон Делле Стрит.

Гамильтон Бергер поднялся на ноги.

– Ваша честь, – повернулся он к судье, – мы хотели бы пригласить еще одного свидетеля. Мы не предполагали, что он готов подтвердить версию мисс Грейнджер, пока мисс Грейнджер не заявила, что ее разговор с обвиняемой слышал еще один человек, что крайне удивило нас. Поскольку я не догадывался, что подобная ситуация имела место, я не спрашивал об этом разговоре ни мисс Грейнджер, ни мистера Ричи. В своей беседе со мной точно так же, как во время дачи показаний из свидетельской ложи, мисс Грейнджер говорила, что тогда присутствовали только она и Элеонора Корбин, и я не стал это уточнять. Мне просто не пришло в голову спросить, слышал ли их разговор кто-то, кто не присутствовал во время него. Я упоминаю все это, чтобы объяснить суду и адвокату защиты свою позицию. Мистер Уэбли Ричи, пройдите, пожалуйста, вперед. Вы уже принимали присягу, так что прямо садитесь в свидетельскую ложу.

Ричи направился к месту дачи показаний с чувством собственного достоинства, сел на предназначенный для свидетелей стул и покровительственно посмотрел на Мейсона, потом, повернувшись к Гамильтону Бергеру, приподнял брови в немом вопросе. Все его манеры показывали, что он благосклонно разрешил окружному прокурору допросить его.

– Вы слышали разговор между обвиняемой и Сьюзен Грейнджер пятнадцатого числа текущего года? – обратился Гамильтон Бергер к свидетелю.

– Да, сэр.

– Где происходил тот разговор?

– У дверей квартиры триста шестьдесят.

– Кто присутствовал во время того разговора?

– Мисс Грейнджер и обвиняемая.

– Перескажите нам, пожалуйста, суть разговора, – попросил Гамильтон Бергер.

– Минутку, – перебил Мейсон. – Мне хотелось бы задать предварительный вопрос.

– Я не думаю, что вы имеете на это право, – заметил Гамильтон Бергер. – Вы можете выступить с возражением, если желаете.

– Хорошо. Я возражаю на основании того, что для ответа на поставленный вопрос требуется вывод свидетеля. Свидетель только что заявил, что во время разговора присутствовали два человека, следовательно, он сам не присутствовал.

– Но он может дать показания о том, что слышал, – сказал судья Моран.

– При условии, что он идентифицирует голоса, а никакого должного обоснования заложено не было.

– О, если вы так хотите!.. – с раздражением воскликнул Бергер и повернулся к свидетелю: – Вы знакомы с обвиняемой, мистер Ричи?

– Да, сэр.

– Вам приходилось с ней разговаривать?

– Ну… при случае.

– Вы знаете ее голос?

– Да. Я прекрасно знаю ее голос.

– И она была одной из участниц того разговора?

– Да, сэр.

– А второе лицо?

– Это была мисс Грейнджер.

– А ее голос вы знаете?

– Отлично.

– Продолжайте. Опишите нам, что происходило.

– Мисс Грейнджер заявила, что не позволит никому за ней шпионить, ей это не нравится, она независимый человек, сама оплачивает свои счета и не допустит, чтобы кто-то следил за ее действиями.

– Что на это ответила обвиняемая?

– Элеонора Корбин заявила, что Сьюзен Грейнджер пытается украсть ее парня.

– Парня или мужа?

– Парня.

– Продолжайте, пожалуйста.

– Обвиняемая сказала, что не намерена оставаться в стороне, пока у нее уводят парня, а если Сьюзен Грейнджер и дальше будет вмешиваться, то она застрелит ее, а если обвиняемой не удастся заполучить своего парня назад никакими средствами, то она проследит, чтобы он вообще никому не достался.

– Она объяснила, как она намерена обеспечить подобное?

– Да. Пообещала, что убьет его.

– И показала револьвер?

– Я не видел, что происходило. Я только слышал, что говорилось. Однако из произносимого я понял, что она показала какое-то оружие мисс Грейнджер и сказала что-то вроде: «Вы видите, что я готова выполнить свое обещание».

– Вы можете проводить перекрестный допрос, – повернулся Гамильтон Бергер к Мейсону.

Адвокат взглянул на часы. Ему требовалось срочно разработать какую-то стратегию, благодаря которой самый обычный, ничем не примечательный свидетель превратится в ключевую, противоречащую самому себе фигуру, а в результате процесс растянется и слушание будет перенесено на следующий день.

– Вы в дальнейшем высказывали неудовольствие сторонам, участвовавшим в том разговоре, в связи с устроенной сценой?

– Да, я беседовал с мисс Грейнджер на эту тему.

– В своей официальной должности?

– Конечно.

– Вы работаете дежурным в доме «Белинда», а поэтому считаете, что вашим долгом является поддержание порядка и репутации дома?

– Совершенно верно.

– И именно поэтому вы беседовали с мисс Грейнджер и даже укоряли ее, не так ли?

– Да, сэр.

– Что вы ей сказали?

– Многоквартирный дом «Белинда» имеет прекрасную репутацию, и нам не нравится, когда жильцы устраивают сцены в коридоре.

– Что вы сказали обвиняемой?

– Я с ней не разговаривал. Она ушла практически сразу же после перебранки.

– Почему вы не поговорили с ней позднее?

– Ну… понимаете, мне официально не сообщалось, что Элеонора Корбин является жильцом дома «Белинда». Она находилась там в качестве гостя квартиросъемщицы. На самом деле она договорилась о финансовой стороне дела с мисс Белан, но предполагалось, что это конфиденциально. Никто не должен был знать, что мисс Белан сдала часть своей квартиры в субаренду. Обвиняемая считалась гостем. В таком случае от нее не требовалось регистрироваться.

– Понятно. Кто поставил вас в известность о существующей договоренности?

– Мисс Белан.

– Не обвиняемая?

– Нет.

– В таком случае вы лично никогда не разговаривали с обвиняемой?

– Я видел ее время от времени.

– Но не разговаривали с ней?

– Официально я старался не замечать, что она стала квартиросъемщиком в доме «Белинда».

– В таком случае вы не разговаривали с ней?