– В котором часу он просил вас перезвонить? Повторите, пожалуйста.

– В десять часов.

– Вы в этом уверены?

– Абсолютно.

– И вы ему перезвонили?

– Да, конечно.

– Когда?

– Ровно в десять. Он ответил, что все в порядке и что у него через десять минут важная встреча, которая, по его мнению, продлится не более десяти минут, после чего он освободится и будет ждать моего звонка.

– Во сколько же вы ему перезвонили? – снова спросил Киттеринг.

– Ровно в десять, – ответил Серл.

– Можете начинать перекрестный допрос, – сказал довольный Киттеринг, посмотрев на Перри Мейсона.

Мейсон задал вопрос тоном человека, ведущего обыкновенную беседу:

– Значит, вам показалось, что Олден Лидс что-то сообщил в полицию, и она из-за этого нагрянула в вашу контору?

– Я считал, что такое вполне возможно.

– И Миликант разделял ваше мнение?

– Да, он также полагал, что это вполне возможно. Мы знали, что Лидс будет охотиться за Конвэем, пытаясь устранить его со своего пути, только Лидс не подозревал, что Конвэй и Миликант – это один и тот же человек. И он не узнал в Миликанте Хогарти, считая, что Хогарти мертв. Хогарти говорил, что собирался пригласить Лидса и сказать ему, что он – Конвэй.

– Скажите, вам было сложно уговорить Миликанта встретиться с вами?

– Вовсе нет. Он считал, что было бы нечестно подкладывать свинью, продавая мне дело.

– Все эти волнения сказались как-нибудь на вашем аппетите? – поинтересовался Мейсон.

– На моем аппетите? – изумился Серл.

– Да, – подтвердил адвокат.

– Нет. Если все против вас, значит, все против вас. Тогда не стоит вести себя как ребенок, а надо воспринимать все так, как оно есть.

– А разве вы не намекнули мне восьмого числа этого месяца за ленчем в «Домовой кухне», что, если Олден Лидс выплатит вам определенное вознаграждение, вы измените свои показания, и получится, что вы разговаривали с Конвэем по телефону после того, как Лидс ушел от него.

– Это неправда! – воскликнул свидетель. – И вы сами знаете, что это неправда.

– Так делали вы такое предложение? – настаивал Мейсон.

– Нет! Это вы пытались меня подкупить, но я ответил, что у Олдена Лидса не хватит денег, чтоб заставить меня изменить свои показания. Это вы пытались меня подкупить, угрожали и запугивали!

Судья Кнокс хмуро взглянул на Перри Мейсона, но тот уже задавал следующий вопрос:

– Мистер Серл! Вы были арестованы в ночь убийства по обвинению в уголовном преступлении, не так ли?

– Да.

– Вы когда-нибудь до этого обвинялись в уголовном преступлении?

Киттеринг поднял руку.

– Протестую, – сказал он. – Вопрос некорректный, несущественный и не относящийся к делу. Это не способ, чтобы выразить свидетелю недоверие. Только в том случае, если свидетель был признан виновным в совершении уголовного преступления, можно поднимать на перекрестном допросе вопрос о его отводе.

– Я не ставлю вопрос об отводе свидетеля, – уточнил Мейсон.

– Протест отклоняется, – вынес решение судья Кнокс.

– Меня не пытались привлечь по этому делу, – ответил Серл, – так как никакого дела не было. Полиция приехала потому, что им что-то сказал Олден Лидс. Никаких улик не было.

– Дело в том, – сказал Мейсон, – что вы быстро сообразили, если изменить свои показания так, чтобы оказалось, что вы звонили не в десять тридцать, а в десять, то это понравится людям окружного прокурора. Вы так и сделали. Разве не факт, что телефонный разговор, состоявшийся, по вашим словам, в десять часов, на самом деле произошел на тридцать минут позже?

– Я звонил ровно в десять вечера! – выкрикнул Серл.

– И, рассказывая все это в участке, а потом мне в «Домовой кухне», вы не упомянули, что Хогарти говорил вам о встрече, которая должна была состояться через десять минут и продлиться минут десять.

Серл нервно оглянулся, но голос его оставался спокойным.

– Я вспомнил некоторые детали разговора после того, как у меня появилась возможность его обдумать. Но это Хогарти действительно мне говорил… Вы знаете, как это бывает. Вначале не помнишь, например, того, что тебе сказали по телефону, и стараешься вспомнить разговор…

– Выйдя из дома Конвэя, вы сразу же направились в круглосуточно работающий зал для игры в пул, – да или нет?

– Нет.

– Не сразу? – попросил уточнить адвокат.

– Нет.

– Сколько времени прошло с того момента, как вы вышли из квартиры Конвэя, до того, как вошли в зал?

– Сейчас я уже не помню. Думаю, минут пятнадцать-двадцать.

– А что вы делали в этот промежуток времени?

– Много чего, – угрюмо ответил Серл.

– Ну, например?

– Звонил по телефону.

– Кому?

– Другу.

– Кто этот друг?

Серл замолчал и выжидательно посмотрел на Киттеринга. Тот поднялся и сказал:

– Ваша честь, я протестую. Перекрестный допрос не может вестись таким образом. Адвокат должен был проверить показания свидетеля только на предмет правильности указанного им времени. Прошу отметить, что остальные вопросы в данном случае неуместны. Очевидно, дело защиты доказать, что телефонный разговор состоялся после ухода Лидса, а дело обвинения – доказать обратное.

Судья Кнокс взглянул на Перри Мейсона.

– Я хотел бы, чтобы вы немного повременили с этим вопросом, адвокат, и для начала обосновали, что он имеет отношение к делу. Суду не хотелось бы ставить в неудобное положение непричастных к делу людей, оглашая их имена, если без этого можно обойтись.

Мейсон по-прежнему корректно продолжил перекрестный допрос:

– А разве не факт, что, войдя в зал для игры в пул, вы сказали знакомым о своем намерении позвонить Конвэю в десять тридцать?

– Возможно, – неопределенно ответил Серл. – Я уже не помню.

– Может быть, вы им сказали неправду?

– Никому я не врал. Просто не вижу причин распространяться о своих делах перед партнерами по игре.

– Несмотря на то, что, войдя в игровой зал, вы знали, что будете звонить Биллу Хогарти, или Луи Конвэю, в десять часов, вы тем не менее сказали знакомым, что должны сделать это в десять тридцать? Это так?

– Да.

– А рассказывая первый раз эту историю окружному прокурору, вы не сказали ему, что звонили Конвэю в десять тридцать?

– Нет.

– Ваша честь! – вмешался Киттеринг. – Я хотел бы, чтобы убитого называли Хогарти, а не Конвэй. Это поможет избежать путаницы в протоколе, и…

Судья Кнокс его перебил:

– Пока у суда нет достаточных оснований, чтобы удовлетворить вашу просьбу, господин помощник окружного прокурора.

Мейсон сказал таким тоном, будто говорил о чем-то совершенно несущественном:

– А я думаю, здесь все в порядке. Я докажу, что его настоящее имя – Хогарти, так что называйте его, как просит помощник прокурора.

– Очень хорошо, – заключил Киттеринг.

Судья Кнокс недовольно посмотрел на Перри Мейсона:

– Определение его личности может оказаться весьма полезным для установления мотивов преступления, адвокат.

– Верно! – беззаботно согласился Мейсон. – Я знаю, он утверждал, что некоторое время жил под именем Хогарти, и, если Киттеринг имеет доказательства на этот счет, то я сэкономлю время на объяснениях.

– У меня есть такие доказательства, – заявил Киттеринг.

– Очень хорошо, – произнес судья Кнокс. – Продолжайте перекрестный допрос, мистер Мейсон.

– Рассказывая первый раз свою историю окружному прокурору, вы сообщили ему, что звонили в десять часов?

– Я не упоминал времени.

– Понятно, – произнес адвокат, – вы сказали ему, что звонили Хогарти. Там вам объяснили, что необходимо назвать точное время. Если это было после десяти тридцати, то Олдена Лидса нельзя обвинить в убийстве. Это так?

– Да, между нами был разговор: я им что-то сказал, и они мне что-то ответили.

– Они обратили ваше внимание на то, что необходимо точно установить время до того, как вы сказали, когда звонили?

– Да.

– И сразу же сообразили, что это сулит вам некоторые выгоды, заявив, что у вас нет причин помогать людям, которые обыскивали вашу контору и арестовали вас по обвинению в уголовном преступлении, не так ли?

– Да, действительно. Я не испытывал к этим людям добрых чувств.

– И один из офицеров службы окружного прокурора сказал, что это можно урегулировать? – подсказал адвокат.

– Да. Он объяснил, что, если свидетель обвинения откажется выступать в суде, у него могут быть неприятности.

– Хорошо, – вздохнул Мейсон, – давайте снова вернемся к тому, что вы делали, выйдя из квартиры Хогарти. Вы сказали, что разговаривали по телефону со своим другом. А не была ли этим другом официантка из ресторана «Домовая кухня» Хейзл Стикланд?

Лицо Серла выразило тревожное недоумение.

– Почему?.. Я…

– Не забывайте, – предупредил Мейсон, поднимая указательный палец, – что вы находитесь под присягой.

– Да, я звонил ей, но не в ресторан.

– И что вы ей сказали?

– Я протестую! – снова вмешался Киттеринг. – Вопрос неправомерный, несущественный и не имеет отношения к делу. Перекрестный допрос ведется неправильно.

– Протест принимается, – согласился судья Кнокс. – Устанавливайте время разговора, адвокат, его содержание выходит за рамки перекрестного допроса.

– Ваша честь, я считаю, что это важно, – ответил Мейсон.

– А я – нет. Сейчас этот вопрос неуместен. Вы проводите перекрестный допрос и, следовательно, имеете право задавать наводящие вопросы. Если полагаете, что тема так же важна, обоснуйте это.

Повернувшись к Серлу, Мейсон поинтересовался:

– Разве не правда, что вы попросили Хейзл Стикланд собрать вещи и уехать из города? Что вы ее встретите, дадите денег и все объясните?

– Аналогичный протест! – сказал Киттеринг.

Судья Кнокс хмуро посмотрел на Перри Мейсона:

– Есть ли у вас основания, адвокат, полагать, что это связано с данным преступлением?