Это было нудное и утомительное занятие. Иногда мне удавалось разглядеть эпизоды семейной жизни человека, за которым я шпионил, но зачастую я целыми днями ничего не видел. В конце концов я пришел к выводу, что Пола глубоко несчастна.

И все же, несмотря на все мои планы, я не достиг цели. Дождавшись темной ночи, подходящей для моих намерений, я пробрался на участок дома моего врага. Я твердо решил убить его и вернуть мою жену. Экономке я передал письмо для моего адвоката, куда вложил завещание. Если бы что-нибудь случилось со мной, я хотел быть уверен, что мои дела в порядке.

Задняя дверь дома оказалась незапертой. Клинтон Фоули держал полицейскую овчарку, Принца, который выполнял функцию сторожевого пса, но Принц знал меня, так как я дружил с Клинтоном Форбсом в Санта-Барбаре. Вместо того чтобы залаять, он подбежал ко мне и лизнул меня в руку. Я погладил его по голове и потихоньку двинулся через заднюю часть дома в сторону библиотеки, когда внезапно столкнулся с моей женой. Она уставилась на меня и вскрикнула. Я схватил ее и пригрозил задушить, если она не замолчит.

Пола едва не потеряла сознание от страха. Я заставил ее сесть и попытался успокоить. Она сообщила, что у Клинтона Форбса давняя связь с его экономкой Телмой Бентон, которая началась еще раньше его связи с ней, что Форбс куда-то уехал с Телмой и она одна в доме, так как А Вонг, повар, как обычно, ушел провести вечер с друзьями-китайцами.

Я сказал ей, что собираюсь убить Форбса и хочу, чтобы она уехала со мной. Пола заявила, что я не должен этого делать, что она разлюбила меня и никогда не будет со мной счастлива. Она угрожала позвонить в полицию и предупредить о моих намерениях. Когда Пола бросилась к телефону, я попытался ее удержать. Она снова закричала, и я задушил ее.

Я никогда не смогу объяснить те чувства, которые испытывал в этот момент. Я страстно любил жену и понял, что она больше меня не любит. Она сопротивлялась мне, спасая человека, который предал меня и которого я ненавидел. Я перестал ощущать происходящее и стиснул руками ее шею изо всех сил. Когда я осознал, что делаю, она уже была мертва.

Клинтон Форбс сооружал пристройку к своему гаражу. Оставалось только залить цементом пол. Я пошел в гараж, взял кирку и лопату, вырыл узкую могилу там, где вскоре должны были залить цемент, и похоронил в ней мою жену, засыпав могилу грязью, которую привез в тачке. Дожидаться Клинтона Форбса я не осмелился – то, что я сделал, полностью выбило меня из колеи, и я дрожал как осиновый лист. Потеряв голову, я убил женщину, которую любил больше всего на свете. Но я понимал, что мое преступление не будет открыто. Рабочие собирались залить цемент, который должен был скрыть все следы. Я поехал в другой район города, снял комнату под вымышленным именем и жил там с тех пор.

Это признание я пишу, чувствуя, что должен так поступить. Я убил мою жену, но не убивал Клинтона Форбса, хотя собирался это сделать и он заслужил смерть.

Найти меня не удастся. Никто никогда не сумеет проникнуть в тайну моей новой личности.

Искренне Ваш».

Перри Мейсон подождал, пока девушка кончит печатать, вытащил лист из машинки и внимательно прочитал текст.

– Превосходно, – кивнул он.

Делла посмотрела на него. Ее лицо было бледным и напряженным.

– Что ты собираешься с этим сделать? – спросила она.

– Использовать в качестве образца завещание Артура Картрайта, – ответил Мейсон, – и подделать его подпись на этом документе.

Несколько секунд Делла продолжала смотреть на него, потом подошла к столу, где находились ручка и чернила, обмакнула ручку в чернильницу и протянула ему. После этого также молча она направилась к сейфу, набрала комбинацию цифр, открыла дверцу, вынула завещание Картрайта и передала его адвокату.

Не говоря ни слова, Перри Мейсон сел за стол, попрактиковался на чистом листе, затем тщательно изобразил на признании подпись Артура Картрайта. Сложив бумагу вдвое, он протянул Делле Стрит конверт с маркой:

– Адресуй это заведующему отделом репортажей «Кроникл».

Мейсон положил назад в кейс портативную машинку.

– Что ты теперь будешь делать? – спросила Делла.

– Отправлю письмо, – ответил он, – отвезу машинку туда, где полиция ее никогда не найдет, потом возьму такси и поеду домой.

Делла Стрит молча направилась к двери, но, взявшись за ручку, повернулась и снова подошла к Мейсону.

– Я бы не хотела, чтобы ты так поступал, шеф, – сказала она.

– Как именно?

– Шел на такой риск.

– Я должен.

– Это неправильно, – настаивала Делла.

– Все зависит от результатов.

– На какие результаты ты рассчитываешь?

– Я хочу, чтобы взломали цементный пол пристройки к гаражу и тщательно обыскали то, что находится под ним.

– Тогда почему бы не обратиться к властям и не попросить их об этом?

Адвокат саркастически усмехнулся:

– Потому что они вряд ли что-нибудь предпримут. Власти меня на дух не переносят. Они стараются добиться осуждения Бесси Форбс и не сделают ничего, что бы ослабило их позиции перед присяжными. По их мнению, она виновна, и они не станут слушать ничего, противоречащего их теории, а если я о чем-нибудь попрошу, естественно, подумают, что я пытаюсь обвести их вокруг пальца.

– А что произойдет, когда ты отправишь письмо в «Кроникл»? – спросила Делла.

– Ясно что – пол взломают.

– Каким образом они этого добьются? Получат у кого-то разрешение?

– Не говори глупости. Дом с участком приобрел Форбс. Он мертв. Бесси Форбс – его жена. Если ее оправдают, она унаследует его собственность.

– А если не оправдают?

– Ее оправдают, – мрачно заверил Мейсон.

– А почему ты думаешь, что под полом спрятан труп? – осведомилась Делла Стрит.

– Давай посмотрим на это с разумной точки зрения и перестанем шарахаться от фактов, которые ничего не означают. Ты помнишь, как Артур Картрайт впервые пришел к нам?

– Конечно.

– Помнишь, что он сказал? Он хотел составить завещание таким образом, чтобы его собственность отошла к женщине, которая тогда проживала в качестве жены Клинтона Фоули в доме на Милпас-драйв.

– Ну?

– Потом Картрайт составил завещание и прислал его мне, однако оно выглядело по-другому.

– Почему?

– Потому что он знал, что бесполезно оставлять собственность женщине, которая уже мертва. Каким-то образом он выяснил, что ее нет в живых.

– Значит, он не убивал ее?

– Я этого не утверждаю, но думаю, что не убивал.

– Но разве не преступление подделать такое признание?

– При определенных обстоятельствах, может быть, и нет, – отозвался Перри Мейсон.

– Не вижу, какие это могут быть обстоятельства, – заявила Делла.

– Мы займемся этим, когда придет время.

– И ты думаешь, Артур Картрайт знал, что его жена мертва?

– Да. Картрайт очень любил жену. Он разыскивал ее десять месяцев, а два месяца прожил с ней по соседству, шпионя за человеком, которого ненавидел, и пытаясь выяснить, счастлива ли она. Приняв решение убить Клинтона Форбса, Картрайт чувствовал, что его казнят за это преступление. Он хотел оставить собственность своей жене – не жене Форбса, а Поле Картрайт, – но не осмеливался составить завещание в пользу Полы Картрайт до совершения убийства, опасаясь, что это повлечет за собой расследование. Поэтому Картрайт составил или решил составить завещание таким образом, чтобы его собственность отошла к женщине, живущей под именем Эвелин Фоули.

Картрайт стремился избежать любого скандала. Он собирался убить Фоули, признаться в убийстве и пойти на казнь. Ему хотелось, чтобы завещание выглядело так, будто его собственность отходит к вдове убитого им человека, чтобы не возникло никаких вопросов и ее подлинная личность никогда не стала известна, а позорные факты не были преданы огласке.

Делла Стрит стояла неподвижно, глядя на кончики своих туфель.

– Да, – сказала она наконец, – думаю, я поняла.

– А потом, – продолжал Перри Мейсон, – что-то произошло, и Артур Картрайт изменил свои намерения. Он знал, что теперь бессмысленно оставлять собственность его жене Поле, но хотел завещать ее кому-то, так как не рассчитывал остаться в живых. Несомненно, Картрайт контактировал с Бесси Форбс и знал, что она в этом городе, поэтому оставил свою собственность ей.

– Почему ты думаешь, что он контактировал с Бесси Форбс? – спросила Делла Стрит.

– Потому что шофер такси утверждает, что Бесси Форбс велела ему позвонить по номеру Паркрест 6-2945, номеру Картрайта, и передать ему, чтобы он приехал к дому Клинта. Это показывает, что она знала, где находится Картрайт, и ему это было известно.

– Понимаю. – Помолчав несколько секунд, Делла осведомилась: – Ты уверен, что миссис Картрайт не сбежала с Артуром Картрайтом, бросив Клинтона Форбса, как бросила Картрайта в Санта-Барбаре?

– Абсолютно уверен, – ответил Мейсон.

– Что вселяет в тебя такую уверенность?

– Записка, оставленная в доме Фоули, была написана не почерком Полы Картрайт.

– В этом ты тоже уверен?

– Полностью. Почерк почти такой же, как на бланке телеграммы, отправленной из Мидуика. Я получил присланные из Санта-Барбары образцы почерка миссис Картрайт – они не совпадают с запиской.

– А в окружной прокуратуре об этом знают?

– Едва ли.

Делла Стрит задумчиво посмотрела на Перри Мейсона.

– Не был ли это почерк Телмы Бентон? – спросила она.

– У меня есть несколько образцов ее почерка, и они совсем не похожи на почерк в записке и на телеграфном бланке.

– А как насчет миссис Форбс?

– Нет, это не ее почерк. Я заставил миссис Форбс написать мне письмо из тюрьмы.

– Ты видел редакционную статью в «Кроникл»? – спросила Делла.

– Нет. Что в ней?

– Там говорится, что, учитывая эффектный сюрприз, в результате которого показания водителя такси подверглись сомнению, твой долг вызвать свою клиентку в качестве свидетеля и позволить ей объяснить свою связь с этим делом. Статья утверждает, что тактика таинственного умолчания подходит закоренелому преступнику, в виновности которого никто не сомневается и который старается воспользоваться своими конституционными правами, но не такой женщине, как миссис Форбс. Это что-нибудь изменит в твоих планах?