– Фолкнер показал?

– Вероятно. Я же не был в его комнате. Полиция пробыла там минут пятнадцать.

– Когда все это случилось?

– С неделю назад.

– В какое время?

– Часов в десять утра.

– Какой у Фолкнера револьвер?

– По-моему, тридцать восьмого калибра. Кажется, он говорил об этом полиции.

– А какого калибра была пуля, которую Фолкнер вытащил из обшивки сиденья?

– Сорок пятого.

– Какие отношения были у Фолкнера с женой?

– Этого я не могу сказать.

– Но какие-нибудь предположения вы все-таки могли сделать?

– Почти никаких. Однажды я, правда, слышал, как он разговаривал с ней по телефону. Таким тоном говорят с хорошо выдрессированной собачкой. Со стороны миссис Фолкнер никаких эмоций в его адрес я не наблюдал.

– До этого случая у вас с Фолкнером тоже были плохие отношения?

– Нельзя сказать, чтобы плохие. Были, разумеется, разногласия, но в общем мы ладили друг с другом.

– А после истории с пулей?

– После этой истории у меня лопнуло терпение. И я потребовал, чтобы он продал мне часть дела – или я продам ему свою.

– И вы действительно были готовы продать свою долю?

– Не знаю. Может быть, и продал бы. Но он предлагал очень низкую цену. Если вы хотите узнать подробности, обратитесь к Уилфреду Диксону.

– Кто это такой?

– Поверенный первой жены Фолкнера, Женевьевы Фолкнер.

– Поверенный в чем?

– Защищает ее интересы в фирме.

– Ей многое принадлежит?

– Треть. Так было оговорено при разводе. В то время Фолкнеру принадлежали две трети акций, а мне одна треть. Во время бракоразводного процесса ей присудили половину совместного имущества.

Мейсон сказал:

– Если вы возненавидели его так сильно, то почему бы вам было не объединиться с миссис Фолкнер и не выкинуть его из фирмы? Я спрашиваю из чистого любопытства.

Карсон ответил искренне:

– Потому что я не мог этого сделать. Это было оговорено при бракоразводном процессе. Согласно решению суда, право голоса осталось за Фолкнером и мной. Миссис Фолкнер – я имею в виду первую жену, Женевьеву Фолкнер, – не могла участвовать в управлении предприятием и принимать какие-либо решения, не обратившись предварительно в суд. Но, с другой стороны, ни я, ни Фолкнер не имели права переходить в своих расходах определенных границ, не могли увеличивать фонд заработной платы. Это привело к тому, что некоторое время прибыль предприятия была ниже, чем до тех пор. И это бесило Фолкнера больше всего.

– Ваше предприятие было прибыльным? – спросил Мейсон.

– Естественно. Понимаете, мы работали не только на комиссионных началах. Мы заключали сделки, действуя от собственного имени, строили дома и платили за них. После этого уже продавали. Да, были у нас и хорошие времена.

– По чьей инициативе это делалось? Фолкнера или вашей?

– По обоюдной. Понимаете, Фолкнер очень хорошо чувствовал, на чем можно сделать деньги. Чуял прибыль буквально за милю. И у него хватало смелости. Но он никогда не давал своей жене больших сумм и сам не тратил денег, кроме как на этих проклятых золотых рыбок. Тут он не считался с расходами. Когда же дело доходило до других трат, на него было жалко смотреть. У него всегда был такой вид, будто с него сдирают кожу. Так же он выглядел и на суде, когда дело дошло до раздела имущества.

– А Диксон? – спросил Мейсон. – Его назначил суд?

– Нет, его наняла Женевьева Фолкнер.

– Фолкнер был богат?

– Да.

– По его квартире этого не скажешь.

Карсон кивнул:

– Он тратил деньги только на золотых рыбок. А что касается флигеля, где они поселились, – я думаю, миссис Фолкнер эта квартира нравилась. Она даже держала приходящую служанку, но Фолкнер, разумеется, считал каждый цент, который выдавал на расходы. В некоторых отношениях он был очень неприятен. Но надо отдать ему должное, мистер Мейсон, он мог провести ночь без сна, чтобы разработать план очередной сделки. Поэтому купить у Фолкнера его долю было очень трудно – он содрал бы с меня три шкуры.

В этот момент раздался настойчивый звонок в дверь. Одновременно в нее стали стучать и дергать за ручку.

– Похоже, полиция, – сказал Мейсон.

– Простите, – сказал Карсон и направился к двери.

– Я, пожалуй, пойду, – заметил Мейсон. – У меня больше нет причин задерживаться здесь.

Когда хозяин открыл дверь, Мейсон стоял позади него. Лейтенант Трэгг, явившийся в сопровождении двух дюжих полицейских, сказал ему:

– Я так и подумал, что перед домом стоит ваша машина. Вы, разумеется, уже ведете следствие?

Мейсон потянулся, зевнул и сказал:

– Хотите верьте, хотите нет, но мой интерес в этом деле, лейтенант, ограничивается лишь несколькими рыбками, которых, собственно, даже нельзя назвать золотыми.

Лейтенант Трэгг телосложением напоминал Мейсона. У него был большой лоб, крупный нос и рот с немного приподнятыми уголками, так что всегда казалось, будто по лицу его блуждает улыбка.

– Верю, верю, Мейсон, – сказал он и добавил: – Только вы проявляете уж очень большой интерес.

– Откровенно говоря, – ответил Мейсон, – мне хочется заполучить некоторую сумму из денег Фолкнера. Довожу до вашего сведения, если это вам неизвестно, что перед смертью Фолкнера женщина по имени Салли Медисон получила от него чек на пять тысяч долларов.

Лейтенант Трэгг испытующе посмотрел на Мейсона.

– Нам это известно. Чек был выдан в среду на имя Томаса Гридли. Вы, конечно, уже говорили с Гридли после этого?

Мейсон покачал головой.

В уголках рта лейтенанта заиграла сардоническая улыбка.

– Хорошо. Вы сами понимаете, Мейсон, сейчас уже поздно, и вам лучше всего отправиться домой и лечь спать. Думается, в этом деле нет никаких фактов, которые заставили бы вас провести бессонную ночь.

– Никаких, – приятельским тоном заверил его Мейсон. – Всего хорошего, лейтенант.

– Спокойной ночи, – ответил Трэгг и в сопровождении полицейских вошел в дом Карсона.

Дверь за ним закрылась.

Глава 9

Мейсона разбудил телефонный звонок. Еще в полусне он ощупью снял трубку.

– Алло! – сказал он сонно.

На другом конце провода послышался голос Деллы Стрит:

– Шеф, вы можете немедленно приехать сюда?

Мейсон сел на кровати.

– Куда? – спросил он.

Заспанные глаза Мейсона уставились на светящийся циферблат часов. Лишь какое-то время спустя он осознал, что в окно уже вливается мутный рассвет и циферблат не светится.

– Приеду немедленно, Делла, – пообещал он. – Что-нибудь срочное?

– Боюсь, что да.

– Салли Медисон с вами?

– Да. Мы в отеле «Келлинджер», в номере 613. Не останавливайтесь у конторки портье. Поднимайтесь сразу же наверх. Не стучите. Дверь будет открыта. Я…

Связь прервалась посреди фразы, словно кто-то перерезал провод ножом.

Перри Мейсон выпрыгнул из постели, сбросил пижаму и оделся. Через две минуты он уже спускался по лестнице, натягивая пальто.

Отель «Келлинджер» выглядел довольно невзрачным. Судя по всему, клиенты здесь останавливались в основном ненадолго.

Мейсон остановил машину у подъезда и вошел в вестибюль. Заспанный ночной дежурный вяло посмотрел на гостя.

– Ключ у меня с собой, – быстро сказал Мейсон и добавил: – Да, тяжелая у вас работенка.

Лифт был автоматический. Мейсон обратил внимание, что в отеле семь этажей. Чтобы не вызывать сомнений у портье, Мейсон нажал кнопку пятого этажа, а на один этаж поднялся по лестнице. Найдя номер 613, он осторожно нажал ручку. Дверь была не заперта. Мейсон бесшумно проскользнул в номер.

Делла Стрит в пижаме и шлепанцах предостерегающе поднесла палец к губам и указала на кровать, стоящую неподалеку от окна.

Салли Медисон лежала на спине. Одна рука высунулась из-под одеяла. Густые волосы рассыпались по подушке. Было видно, что она крепко спит. Сумочка из крокодиловой кожи, которую она перед сном, по-видимому, сунула под подушку, упала на пол, раскрылась, и содержимое ее высыпалось на ковер.

Делла Стрит показала на сумочку.

Мейсон подошел поближе, чтобы посмотреть при свете ночника, что за вещи вывалились из нее, и увидел пачку купюр, склеенную крест-накрест. По краям купюр можно было определить достоинство денег – это были купюры по пятьдесят долларов. Кроме того, из сумочки торчала рукоятка револьвера.

Делла Стрит смотрела на Мейсона. Увидев, что адвокат ознакомился с содержимым сумочки, она вопрошающе подняла брови.

Тот огляделся, выискивая место, где бы они могли поговорить. Девушка поняла, обошла вокруг кровати и открыла дверь в ванную. Она зажгла свет и, когда Мейсон вошел, закрыла за ним дверь.

Адвокат сел на край ванны, и Делла Стрит сразу зашептала:

– Она ни на секунду не выпускала эту сумочку из рук. Я хотела дать ей ночное белье и другие принадлежности, но она сказала, что ей это все не нужно. Потом вяло разделась и заботливо сунула сумочку под подушку. После этого, лежа на кровати, смотрела, как я раздеваюсь. Наконец я потушила свет и юркнула в постель. Она, видимо, заснула не сразу. Я слышала, как она ворочалась и вздыхала.

– Она не плакала? – спросил Мейсон. Делла покачала головой. – Когда она заснула?

– Не знаю. Я наверняка уснула первой, хотя и собиралась не спать до тех пор, пока не буду убеждена, что она уже спит.

– Когда ты обнаружила упавшую сумочку?

– Минут за пять до того, как позвонила вам. Перед тем как окончательно заснуть, она, должно быть, долго еще вертелась на кровати, и сумочка сдвинулась поближе к краю, а потом, когда Салли повернулась во сне, сумочка упала. А проснулась я оттого, что услышала какой-то стук или шум.

– Ты не поняла, что именно тебя разбудило?

– Нет, но я сразу зажгла ночник. Салли спала в том же положении, что и сейчас, но вздрагивала во сне, и губы ее шевелились. Слова, которые она шептала, понять было невозможно. Я слышала какие-то неразборчивые звуки.