— Думаю, что это не случайно.

— Ну хорошо, — сказала она. — Я тоже думаю, что это не случайно. И я поняла это сразу, как только прочитала письмо. Г1оэтому-то я и прибежала к вам.

— И вы знаете, чем это вызвано?

Она покачала головой слишком энергично: было видно, что она лжет.

Мейсон улыбнулся.

— Вы слишком поспешно отрицаете такую возможность. А что вы скажете об отце ребенка?

— Разве я сказала, что был ребенок?

— Нет. Вы очень тщательно избегали этого вопроса. Но вы сказали, что запаниковали и что были против аборта. Путем логических размышлений можно прийти к выводу, что вы все-таки родили ребенка и что в настоящее время этому ребенку уже девятнадцать лет. В свое время вы совершили ошибку по молодости, но с тех пор прошло столько лет! У вас другое положение в обществе теперь, ответственность, карьера… А потом, и времена изменились. Сейчас уже смотрят иначе на внебрачных детей. Так что причиной вашей паники было, видимо, что-то другое. Полагаю, это был не сам ребенок, а что-то, связанное с ним.

— Вы… вы слишком логичны, мистер Мейсон, черт побери, — произнесла она.

— Но я догадался?

— Догадались… Я защищаю его — своего\(альчика…

— Значит, это был сын, — цроизнес Мейсон.

— Да, сын…, И я хочу защитить его.

— От кого?

— От его отца.

— Ребенок имеет право на отца, — сказал Мейсон.

— Когда он рос, ему нужен был настоящий отец, с которого он мог бы брать пример, уважать, а не этот вертопрах, который убежал от него в Европу и оставил свою милую беременной, предоставив ей самой выпутываться из создавшегося положения. Я не могу рассказать об этом сыну. Я обязана защитить его от этого.

— Вы не хотите, чтобы он узнал, что он внебрачный ребенок?

— И это тоже.

— Мне кажется, будет лучше, если вы расскажете ему всю правду, — сказал Мейсон.

Официантка вновь принеслажоктейли и меню.

Они заказали три бифштекса, и официантка удалилась.

Эллен Эйдер поднесла бокал к губам и отпила добрую половину.

— Не пытайтесь загнать меня в угол, — произнесла она.

— Отнюдь не пытаюсь этого сделать, — ответил Мейсон. — Я только хочу получить информацию, которая мне необходима, чтобы я мог помочь вам.

— Ладно! — сказала она. — Я расскажу йам еще кое-что. Я была молодой, глупой, несмышленой, но красивой девчонкой. И вот я забеременела и получила за это тысячу долларов. Теперь я понимаю, что имел в виду тот человек, который улаживал для фирмы все склочные дела. Он считал, что эти деньги позволят мне уехать из дома и сделать аборт, а потом я снова вернусь в отчий дом, приготовив для родителей какую-нибудь сентиментальную историю.

— Но вы этого не сделали.

— Нет. Хотя мне и пришлось убежать из дома, но в действительности я поступила на работу.

— На какую?

— Нанялась в прислуги.

— А дальше?

— Женщина, к которой я пошла в услужение, оказалась очень внимательной и вскоре обнаружила, что я беременна. Они жили с мужем вдвоем, детей у них не было, и они собирались усыновить ребенка. Вот эта женщина и предложила мне, чтобы, когда придет время рожать, мы отправились с ней в Сан-Франциско, где я лягу в больницу под ее именем и, когда ребенок родится, свидетельство о рождении будет тоже выдано на ее имя. Они обещали относиться к нему, как к родному. Это были очень милые люди.

— Вы так и поступили? — спросил Мейсон.

— Да, я так и поступила.

— И ребенок считает их своими родителями?

— Да.

— А вас он знает?

Эллен Эйдер залпом допила коктейль.

— Это уже к делу не относится, мистер Мейсон, — сказала она. — Я и так рассказала вам вполне достаточно, чтобы вы, могли понять мое положение. И теперь вам должно быть понятно, почему я прошу о помощи. Я в состоянии оплатить ваш гонорар. Единственное, чего я хочу, — чтобы эти люди никогда, никогда; никогда не нашли меня.

— Точнее говоря, чтобы эти люди никогда, никогда, никогда не нашли вашего сына?

— Это одно и то же.

— Отец мальчика стал владельцем довольно большой фирмы после того, как умер его отец? — спросил Мейсон.

— Думаю, что да.

— Тогда, следовательно, сейчас он довольно богат?

— Думаю, да.

— А ведь он мог бы дать вашему сыну блестящее образование?

— Он мог бы дать ему и блестящее образование, и вообще быть большой поддержкой, но сын должен был бы приноравливаться к его образу жизни. А моему сыну уже девятнадцать лет, и все те преимущества, которые он мог бы получить, с лихвой покрывались бы недостатками.

— Но представьте себе, что отец мальчика внезапно умирает, — сказал Мейсон.

— Вот-вот, — подхватила она. — Видимо, опытные адвокаты вроде вас всегда умеют нащупать самое больное место.

— Не понимаю, — произнес Мейсон.

— Дело в том, что — настоящий отец мальчика в данный момент холост и не имеет детей, но у него есть два брата, которых не интересуют дела фирмы, и если он умрет, не оставив завещания, то они будут наследниками. Если же окажется, что он имел ребенка, пусть даже внебрачного, то ситуация будет совсем другая. Если человек оставляет завещание, в котором сообщает, что у него есть основания полагать, что у него где-то есть сын или дочь и что основную часть денег он завещает этому ребенку… Ну, в общем, в этом случае его братья останутся, как говорится, ни с чем.

— А что это за люди? — спросил Мейсон.

— Это не имеет значения… Да я их и не знаю. Но вы должны понять, что произойдет в этом случае. — Она отодвинула бокал. — Больше ничего не могу сказать вам, мистер Мейсон. Ваша задача заключается только в том, чтобы оградить меня и моего сына от всяких поползновений извне. Пусть другие считают, что я не существую. А отцу желательно дать понять, что сын его умер.

Мейсон медленно покачал головой.

— Вы не согласны?

— У вашего ребенка есть определенные права.

— Я — его мать.

— Но у него есть и отец.

— Он недостоин называться отцом.

— Достоин или недостоин, — ответил Мейсон, — но у него тоже есть права. И у ребенка есть права. И я по-, пытаюсь сделать все, чтрбы они не нашли вас, во всяком случае в настоящее время, но я не собираюсь делать ничего, что шло бы вразрез с моей совестью.

— Меня это не устраивает, — отрезала она.

— Как угодно, — ответил Мейсон. — Вы заплатили мне двадцать долларов, так что вы мне ничего не должны и Я вам тоже. Вы вольны подыскать себе другого адвоката.

— Но вы ведь истратили на меня гораздо больше… Наняли детективов…

— Это не должно вас беспокоить, — ответил Мейсон. — Пусть это будет моим вкладом в дело.

Она на мгновение задумалась, потом внезапно отодвинула свое кресло.

— Будучи адвокатом, вы должны сохранить в тайне все, что я вам рассказала. Вы не имеете права разглашать что-либо, касающееся этого дела. Я не знаю, сколько денег вы истратили на детективов, но я вам могу дать сейчас двести долларов. Вот они… Возьмите. И можете считать, что вы закончили это дело или что дело закончено для вас. Думайте, как хотите. Чем больше я наблюдаю за вами, тем больше убеждаюсь, что вы чрезмерно совестливы. В этом деле есть еще факты, о которых вы ничего не знаете… Не буду больше злоупотреблять вашим временем. Я не голодна. Вернее, у меня пропал аппетит. Всего хорошего!

И с высоко поднятой головой она величественно вышла из кабинета.

Мейсон посмотрел на две стодолларовые бумажки, которые она оставила на столе, а потом перевел взгляд на Деллу Стрит.

— Гордая женщина, — сказал он. — Ну, а мы будем дожидаться наших бифштексов.

Глава 4

На следующее утро, ровно в девять часов, Пол Дрейк условным стуком постучал в дверь конторы Мейсона. Дверь открыла Делла Стрит. Пол Дрейк, стройный мужчина с небрежными манерами, без приглашения уселся в Кресло для посетителей, обхватив колено сплетенными пальцами, и с улыбкой обратился к Мейсону:

— Снова будешь ломать себе шею?

— Буду, — ответил Мейсон.

— Ну и ломай на здоровье, — сказал Дрейк. — Самое пустяковое дело, как только ты возьмешься за него, сразу перерастает в дело об убийстве.

— Что еще случилось? — спросил Мейсон.

— Я, конечно, не хочу совать в твои дела нос, меня это не касается, но должен предупредить, что тебя ждут большие неприятности.

— Говори же, в чем дело?

— Эта твоя подсадная утка… Вчерашняя женщина…

— Что с ней?

— Она, конечно, доказала все свои способности и пустила свору гончих по ложному следу.

— Продолжай!

— Ты, наверное, обращал внимание, — произнес Дрейк, — что на машинах, которые сдаются напрокат, зеркальца заднего обзора окрашены в разные цвета.

— В разные цвета? — удивился Мейсон.

— Я имею в виду обратную сторону зеркальца, — сказал Дрейк. — Они помещаются над ветровым стеклом, и если ты смотришь на них с места шофера, то видишь все, что делается сзади. Но если ты смотришь на них спереди, то видишь только металлическую тыльную сторону. Так вот, различные фирмы, сдающие машины напрокат, окрашивают эти зеркальца в разные цвета, и по цвету зеркальца можно определить, какой фирме принадлежит машина.

Мейсон кивнул.

— И что дальше? ~

— „Ну, моя сотрудница вышла от тебя с заданием, и за ней сразу увязался тот лысый коренастый человек, который приходил к тебе, а потом, когда она вышла на улицу, ее уже поджидал второй, тощий высокий человек с широкими скулами, лет этак под шестьдесят.