– Я приказал ее отбуксировать, чтобы мы могли доставить на борт нужное нам оборудование. Это было необходимо.

– Вы заметили точное место, в котором находилась яхта, когда ее нашли?

– Не могу сказать, что совершенно точное. Разумеется, я запомнил его приблизительно.

– Но с двадцатью футами спущенной якорной цепи вы не могли перемещать яхту.

– Мы подняли якорь и закинули его на борт яхты.

– А потом ее отбуксировали?

– Да.

– И вы не знаете точного места, где находилась яхта в момент ее обнаружения?

– Я знаю его приблизительно.

– Но не точно.

– Если вы говорите о том, чтобы показать абсолютно точное место, то я его не знаю.

– Как высоко стояла вода в это время?

– Не могу сказать со всей определенностью. Начинался отлив, но вода еще стояла очень высоко.

– Вы когда-нибудь возвращались на это место во время отлива, чтобы осмотреть участок дна рядом с тем местом, где стояла яхта?

– Нет.

– Почему?

– Потому что на борту яхты уже задолго перед этим никого не было. Ее сносило по течению. Какое-то время она дрейфовала без руля, а потом зацепилась якорем за дно залива.

– Откуда вы это узнали?

– На основании наблюдений, сделанных нами на месте обследования. Шлюпка была еще привязана к яхте, а якорь болтался на конце якорной цепи длиной двадцать футов.

– И все-таки откуда вам это известно?

– Мы знаем об этом на основании косвенных свидетельств.

– Откуда вы знаете, что яхта не была нарочно приведена на это место и поставлена кем-то на якорь?

– Не было никаких причин ставить ее на якорь в этом месте.

– Но если у кого-нибудь были такие причины?

– Мы внимательно обследовали всю береговую линию. Мы не обнаружили никаких признаков, что к берегу причаливало какое-нибудь судно. И мы решили, что яхта дрейфовала с опущенным якорем до тех пор, пока во время прилива не застряла там, где мы ее нашли.

– Следовательно, вы пришли к такому заключению?

– Да, на основании косвенных свидетельств.

– И вы не знаете точно, где была найдена яхта?

– Разумеется, знаю. Мы нашли ее примерно в трехстах пятидесяти ярдах от…

– Вы замерили расстояние? – перебил Мейсон.

– Нет.

– Когда вы говорите о трехстах пятидесяти ярдах, вы имеете в виду приблизительную оценку, на глазок?

– Да.

– И вы не можете вернуться назад и точно показать, где это место?

– Нет, я это уже сказал.

– Вы знаете, как долго яхта находилась на этом месте к тому времени, как вы ее нашли?

– Она дрейфовала во время прилива, поэтому я предполагаю, что то же самое происходило во время предыдущего прилива ночью.

– На чем основано ваше предположение, шериф?

– Мы почти точно знаем, когда умер Джилли. Его видели на причале возле клуба. Его отвозили к яхте. В своей комнате он ел консервированные бобы. Смерть наступила примерно через два часа после того, как он съел свой последний обед. После этого яхту, по всей видимости, без руля носило по волнам. Ветра в тот день практически не было.

Мейсон предложил:

– Давайте разберемся с приливами и отливами, шериф. Я покажу вам карту приливов. Как вы можете видеть, на ней показано, что десятого числа самая высокая точка прилива приходилась скорее на раннее утро следующего дня, то есть одиннадцатого числа, в час тридцать пополуночи.

– Совершенно верно.

– Следующий пик прилива был одиннадцатого числа в два часа тридцать две минуты пополудни.

– Да, сэр.

– Значит, вы нашли яхту во время отлива?

– Вода убывала очень быстро. Но это был еще не совсем отлив.

– И вы быстро поднялись на яхту и взяли ее на буксир?

– Перед тем как покинуть судно, я распорядился отбуксировать яхту в такое место, где мы могли бы с ней работать.

– Пока все, – сказал Мейсон.

Хастингс заявил:

– С позволения суда, следующим свидетелем я вызываю Стилсона Л. Келси. Этот человек не отличается хорошей репутацией. Я не могу поручиться за его примерное поведение, но его показания чрезвычайно важны для дела.

– Хорошо, – кивнул судья Хобарт. – Вызывается мистер Келси.

Келси выглядел теперь немного иначе по сравнению с тем, каким видел его Мейсон в квартире Евы Эймори. Он аккуратно постригся, надел новый костюм и новые ботинки. Его вид выражал полную уверенность.

– Как ваше имя? – спросил окружной прокурор.

– Стилсон Келси.

– Чем вы занимаетесь?

– Я отказываюсь отвечать.

– На каком основании?

– На том основании, что мой ответ может мне повредить.

– Вы знакомы – или, вернее, вы были знакомы с покойным Уилмером Джилли, когда он был жив?

– Был.

– Вы были связаны с ним какими-нибудь деловыми отношениями?

– Да.

– Были ли эти отношения как-то связаны с той сделкой, которая должна была достигнуть своей кульминации вечером десятого числа?

– Да, сэр. У нас были такие отношения.

– Чем вы занимались десятого числа этого месяца, мистер Келси? Мой вопрос касается только этого конкретного дня.

– Никаких постоянных занятий у меня не было.

– Чем вы зарабатывали себе на жизнь?

Келси глубоко вздохнул и сказал:

– Я получал денежные пожертвования от различных людей.

– Ну-ну, смелее, – поторопил его Хастингс. – Какова была природа ваших занятий? Чем были вызваны эти пожертвования?

Келси поерзал на месте, скрестил ноги и ответил:

– Шантаж.

– У вас были какие-нибудь договоренности с Уилмером Джилли по поводу шантажа, направленного против одного из членов семьи Бэнкрофт?

– Протестую: вопрос неправомочен, несуществен и не имеет отношения к делу, – заявил Мейсон.

– Я пытаюсь выстроить логическую связь и хочу поднять вопрос о мотивах преступления, – возразил Хастингс. – Эти свидетельские показания являются ключом ко всему делу. Я докажу, что упомянутая сделка имеет к нему прямое отношение. Я настаиваю на том, что показания этого свидетеля чрезвычайно важны и чрезвычайно существенны для расследования всего дела. Поэтому я намерен не выдвигать против свидетеля обвинения в шантаже с тем условием, что он поможет нам в расследовании этого убийства.

– Протест отклоняется, – решил судья Хобарт. – Суд должен выяснить все до конца. Продолжайте.

– Отвечайте на вопрос, – напомнил Хастингс.

Келси сказал:

– Джилли сообщил мне кое-какую информацию.

– Какую именно?

– Протестую на том же основании, – возразил Мейсон.

– Я докажу, что это напрямую связано с фактом преступления, – сказал Хастингс.

Судья Хобарт нахмурился:

– Эта информация как-то связана с вашими деловыми отношениями с Джилли?

– Да, ваша честь.

– Свидетель может продолжать, – разрешил судья Хобарт. – Возможно, впоследствии мы вычеркнем его слова из протокола, но сейчас я хочу услышать о мотивах преступления.

Келси продолжил:

– Джилли свел дружбу с одним из жильцов того дома, где жил сам.

– О каком доме идет речь?

– Дом в Аякс-Делси.

– Хорошо, продолжайте.

– Джилли сказал, что он подружился с одним человеком по имени Ирвин Виктор Фордайс. У Фордайса в прошлом была какая-то история, и в конце концов он рассказал ее Джилли. Джилли – единственный, кому он ее поведал, потому что Фордайс считал его своим другом и думал, что может ему доверять.

– В связи с этим вы решили предпринять некоторые действия?

– Совершенно верно.

– Эти действия были прямо связаны с теми деловыми отношениями, которые установились между вами и Джилли?

– Да.

– Расскажите вкратце, в чем состояла информация, которую сообщил вам Джилли.

– Протестую, – сказал Мейсон, – на том же основании. Вопрос неправомочен, несуществен и не имеет отношения к делу.

– Отклоняется, – заявил судья Хобарт. – Я хочу услышать о мотивах преступления.

– Джилли сказал, – продолжал Келси, – что Фордайс жил под вымышленным именем, за которым на самом деле скрывался человек, связанный с высшими кругами общества. Если бы кто-нибудь узнал о настоящем имени Фордайса и его уголовном прошлом, то предполагаемый брак между Розиной Эндрюс, членом семьи Бэнкрофт, и Джетсоном Блэром, членом уважаемой семьи Блэр, никогда бы не состоялся.

– И что вы предприняли в связи с этим?

– Ничего не сказав Фордайсу, который не имел никакого понятия о том, как мы собираемся распорядиться этой информацией, Джилли и я решили использовать эти сведения для собственной выгоды и превратить их в деньги.

– Что вы стали делать, приняв это решение?

– Я постарался побольше разузнать об обеих семьях и выяснил, что у Бэнкрофтов полно денег, тогда как Блэры известны скорей своим положением в обществе, чем богатством. Я подумал, что будет легче выбить деньги из Бэнкрофтов.

– На какую сумму вы рассчитывали?

– Полторы тысячи долларов с одного лица и тысячу с другого.

– Это все, что вы хотели получить?

– Разумеется, нет. Для начала мы хотели просто проверить информацию, которая у нас была. Мы прикинули, что полторы штуки баксов с одного и штука с другого – деньги немаленькие, но в то же время не такие уж большие, чтобы слишком напугать Розину Эндрюс. Мы хотели посмотреть, подходящая ли у нас наживка. Если бы она согласилась заплатить полторы тысячи долларов, а ее мать – еще тысячу, тогда мы подождали бы неделю и потребовали бы еще больше денег, и так стали бы брать снова и снова, пока не достали бы до дна. По крайней мере, так мы запланировали с Джилли.

– Что случилось дальше?

– Мы написали письмо и положили его на переднее сиденье в машине Розины Эндрюс. Мы не хотели отправлять его по почте. У Джилли была пишущая машинка, и он хорошо на ней печатал. Сам я печатать не умею. Поэтому Джилли написал письмо. Потом он показал мне его, и я одобрил.

– Каковы были ваши условия?

– Розина должна была передать нам полторы тысячи долларов согласно инструкциям, которые мы дадим ей по телефону. Мы предупредили, что иначе информация будет предана огласке и навлечет позор на ее семью.