Эрл Стенли Гарднер - Дело о сбежавшем трупе

– И дальше?

– Это все, больше я не могу ничего сказать в настоящий момент.

– Ну что же, как я считаю, мы понимаем друг друга, – выдохнул Мейсон.

– И вы хотите увидеться с обвиняемой?

Мейсон подтвердил свое требование.

– Я лично приехал сюда, – заговорил Вэндлинг, – потому что хотел познакомиться с вами и не чинить препятствий для свидания… В нашем округе мы не сторонники допросов третьей степени, мы разрешаем обвиняемым встречаться с их защитниками, поэтому миссис Дейвенпорт ожидает вас в зале свиданий. И я даю вам слово, помещение не оборудовано никакими подслушивающими устройствами. Если миссис Дейвенпорт пожелает встретиться со мной, я задам ей кое-какие вопросы. А не захочет на них отвечать, это ее право. Вы ее адвокат, в нашем округе мы будем относиться к вам с подобающим уважением и станем охранять права обвиняемой с таким же рвением, как и вы.

– Благодарю, – поклонился Мейсон.

– Но если улики будут доказывать преднамеренное отравление, я потребую для нее смертного приговора, – добавил Вэндлинг.

Мейсон согласился:

– Все правильно.

– А если ее оправдают здесь, то прокурор из Лос-Анджелеса намерен обвинить ее в отравлении мисс Гортензии Пакстон.

Мейсону и тут оставалось только кивнуть в знак согласия.

– Я подумал, что мне необходимо все это вам сказать, – продолжал Вэндлинг, – в особенности если ваша подзащитная признает себя виновной. Сейчас, учитывая бегство от полиции свидетеля защиты, если миссис Дейвенпорт по вашему совету добровольно признает себя виновной, я ограничусь для нее требованием пожизненного заключения, а не смертной казни.

– После чего ее переведут в Лос-Анджелес и станут судить за убийство Гортензии Пакстон, – продолжил ход событий Мейсон. – И хотя суд не будет располагать ни малейшими доказательствами ее вины, окружной прокурор непременно вспомнит об осуждении во Фресно за отравление мужа, после чего все члены жюри единогласно решат, что она отравительница, и уже не станут слушать ничего говорящего в ее пользу, признают виновной в смерти Гортензии Пакстон и приговорят к смерти.

Вэндлинг потер обеими ладонями себе щеки и медленно кивнул:

– Да, коллега, у вас свои проблемы.

– Итак, я отправляюсь беседовать с моей подзащитной, – напомнил Мейсон. – Благодарю за то, что вы выложили свои карты на стол. Убежден, имея вас противником на суде, мне придется тяжко.

Вэндлинг с достоинством пожал руку Мейсону:

– Буду стараться из всех сил, чтобы так оно и получилось… А что случилось в Парадайзе? Меня интересует конверт с чистыми листочками бумаги, распечатанный над паром. Хотите сделать какое-нибудь заявление?

Мейсон состроил гримасу наивного непонимания.

– Я так и думал, – усмехнулся Вэндлинг. – Тамошний окружной прокурор предупредил меня по телефону: вы охотно отвечаете на все вопросы, но при этом ничего не говорите. Якобы вы его форменным образом «заговорили».

– Человек меняет свою тактику с разными людьми и при разных обстоятельствах. Полагаю, с вами трудно много говорить и ничего не сказать.

Вэндлинг заразительно рассмеялся:

– Ол-райт, Мейсон, идите на свидание со своей клиенткой. И если вам что-нибудь потребуется, звоните мне. Я буду в клубе «Ротариэн», мне бы очень хотелось, чтобы вы приехали туда. Я бы познакомил вас со своими друзьями. Если пожелаете сыграть в гольф, мы сможем…

– Большое спасибо, – прервал его адвокат, – боюсь, я буду очень занят.

– Ну, желаю удачи. Полагаю, она нужна нам обоим, – попрощался Вэндлинг.

Миссис Дейвенпорт ожидала Мейсона в небольшой комнатке, напоминающей офис, с удобными креслами и столом. Если не считать особого сладковатого запаха, смешанного с запахом карболки, столь характерного для мест такого рода, ничто не указывало на помещение тюрьмы.

Мирна Дейвенпорт быстро посмотрела на адвоката, затем сделала несколько шагов с протянутой рукой. Ее пальцы, казалось, вцепились ему в руку, как будто она хотела почерпнуть от него силы.

– Я страшно рада вашему приходу, – произнесла она своим монотонным голосом. – Меня предупредили, что вы здесь. Окружной прокурор очень симпатичный.

– Вы с ним разговаривали?

– Да.

– Что вы ему сказали?

– Все, что знаю о случившемся.

– Вы ничего не подписывали?

– Нет.

– С этого момента перестаньте разговаривать. Пусть говорят другие.

– А что мне отвечать, если меня будут спрашивать?

– Отсылайте ко мне. Объясните: на все вопросы отвечаю я.

– Но, мистер Мейсон, мне хотелось бы внести полную ясность…

– Конечно, конечно. Кому этого не хочется? Но когда вам удастся все прояснить в отношении вашего мужа, они намерены переправить вас в Лос-Анджелес и судить за убийство Гортензии Пакстон.

– Господи, как же так?

– Каждый округ рассчитывает, что не он, а другой сломит ваше сопротивление. Мало того, если вас осудят хоть за что-то в одном округе, то во втором наверняка вынесут смертный приговор. Поговорим откровенно. Выложите свои карты на стол, надо смотреть правде в лицо.

Мирна Дейвенпорт буквально упала в одно из кресел – очевидно, не держали ноги.

– Это очень больно? – спросила она.

– Что именно?

– Смерть от газа.

Мейсон вскинул на нее глаза:

– Уверяют, это безболезненно. Человек делает вдох и умирает через десятую долю секунды.

– Ну, вы немного меня успокоили. Кто-то говорил, люди кашляют, задыхаются, долго мучаются перед тем, как умереть.

– Кто вам это сказал? Полицейский?

– Один из здешних заключенных.

– Женщина?

– Да.

Мейсон решительно заявил:

– Держитесь от нее подальше. Ни с кем не разговаривайте. Не заводите ни с кем дружбу. Сидите тихо. Все эти «доброжелатели» могут действовать с определенной целью. Предоставьте мне вести ваше дело.

– Так вы и дальше согласны представлять меня, мистер Мейсон?

Адвокат подтвердил свое намерение.

– Я боялась, что вы можете… вы отступитесь.

– Нет, я не отступлюсь. Даже если вы виновны, то имеете право на справедливый суд. Имеете права, которые вам дарует закон. Моя обязанность – проследить за тем, чтобы вас ни в чем не ущемили.

– Благодарю вас.

– Вы виновны?

– Нет.

– Но вы отравили Гортензию Пакстон?

– Не я.

– А мужа?

– Только не я.

– Вам придется кое-что объяснить, – устало произнес Мейсон. Подтянув стул, он сел напротив нее.

– Знаю.

Мейсон придирчиво наблюдал за ней.

– Ваша приятельница, Сара Энзел, ополчилась против вас.

– Теперь она снова на моей стороне.

– Откуда вы знаете?

– Она звонила по телефону.

– Они разрешили вам с ней разговаривать?

– Да.

Мейсон опять сердито нахмурился:

– Они записали ваш разговор… Что она вам сказала? Что-нибудь существенное?

– Только о своих сомнениях во мне, о разговоре с полицией, которой она выложила известное ей и свои предположения, но потом хорошенько обо всем подумала, и ей стало стыдно за такое поведение.

– За свое предательство, вот как это называется, миссис Дейвенпорт. Ее никто не тянул за язык, а она сообщила полиции, что наблюдала за тем, как вы выкопали яму и зарыли в нее какие-то яды.

Мирна подняла голову и посмотрела в глаза Мейсону. На какое-то мгновение на ее лице появилось паническое выражение.

– Неужели она рассказала об этом полиции?

Мейсон от возмущения только рукой махнул.

– Зачем? – почти простонала Мирна, сложив на коленях руки, потом опустила голову и сказала со вздохом: – Конечно, у нее были все основания сомневаться во мне.

– Вы укладывали чемодан мужу, когда он уезжал в поездки?

– Да.

– Он возил с собой конфеты?

– Да, всегда.

– Их покупали вы?

– Да.

– Конфеты в его портфеле были отравлены.

– Знаю. Мне об этом сказали.

– Вы их не отравили?

– Нет.

– Кто тогда?

– Не знаю.

– Вы жили в доме в Парадайзе?

– Да.

– А после того как заболел ваш дядя, Уильям Делано, перебрались к нему?

– Да.

– А что делал ваш муж?

– Большую часть времени он проводил в Парадайзе, но иногда приезжал нас навестить.

– Вашему мужу не нравилась идея вашего переезда в Лос-Анджелес?

– Нет.

– Почему?

– Он сказал, я слишком много вожусь с лекарствами, превратилась в форменную сиделку, тем более, когда дядя Уильям умрет, я не получу ни цента из его состояния.

– Что заставляло его так говорить?

– Он считал, что по завещанию все получит Гортензия. Даже после того, как она умерла, Эд не хотел, чтобы я оставалась там.

– Что так?

– Ему не нравилась тетя Сара. По какой-то причине Эд думал, что ей удастся получить львиную долю денег дяди Уильяма.

– Если вас осудят за убийство Гортензии Пакстон, она еще сможет на это рассчитывать, – сообразил Мейсон. – Тут возникает весьма любопытный юридический вопрос.

– Я не убивала Гортензию. Я ее очень любила.

– Ваш муж так и не перебрался в дом в Лос-Анджелесе, верно?

– Перебрался, но только после того, как умер дядя Уильям. Но все равно он проводил много времени в Парадайзе, тот дом он превратил в свой офис. Он говорил, ему легче управлять своими горнорудными делами оттуда.

– Вы укладывали ему чемодан и портфель. Вспомните, как вы это сделали, когда он уезжал в последний раз в Парадайз.

– Я прекрасно помню.

– Что именно вы запаковали?

– Кое-что из одежды, так как большая часть его гардероба находится в Парадайзе. Я уложила несколько рубашек, носки, пижаму.

– Вы помните пижаму?

– Да.

– Как она выглядела?

– Белая с красными небольшими фигурками.

– Что за фигурки?

– Подобие геральдических линий.

– Вы видели эту пижаму на нем, когда было найдено тело?

– Нет.