— Ну и ну! — сказал Мейсон. — А есть отчет Джексона о деле «Кэмптон против Эддикса»?

— Вчера Джексон сообщил, что это иск о клевете. Теперь мы получили копию жалобы.

Делла передала Мейсону копию, и он бегло просмотрел ее, кивая и улыбаясь.

— Дело усложняется, — заметил он. — По-видимому, миссис Джозефина Кэмптон была уволена при обстоятельствах, которые она считает совершенно неудовлетворительными. Женщина не добилась никакого объяснения от своего хозяина. Позже она пыталась устроиться на работу в другие места, но когда ее новые хозяева обращались за рекомендацией к Эддиксу, тот в ответных письмах обвинял ее в краже. Ну что ж, это дело начинает меня занимать. Кроме того, любопытно узнать, почему мистер Эддикс так интересуется дневниками Элен Кэдмус.

— Он, конечно, не признался, что главным образом его интересуют дневники, — сказала Делла. — Ему просто нужны личные вещи, оставшиеся от — я цитирую — «несчастной девушки».

— Ай-ай-ай, — сказал Мейсон.

— Советую вам принять мистера Феллона, — сказала Делла, — прежде чем он протрет до дыр ковер в приемной.

— Я поговорю с ним, — ответствовал Мейсон. — Но мистеру Феллону, который, очевидно, является столь же напыщенным ничтожеством, сколь и плохим актером, придется принять нас, Делла, такими, какие мы есть. Он, вероятно, привык к блестящим адвокатам Гильдии, которые ведут дела мистера Эддикса й спасают его доходы от налогов. Надеюсь, на этот раз мистер Феллон поймет, что он имеет дело q совершенно иным разрядом людей.

Произнеся это, Мейсон снял с вешалки шляпу и надел ее под залихватским углом на мраморную голову Блэкстоуна.

— Теперь, Делла, — сказал он, — можешь позвать мистера Натана Феллона.

Делла Стрит улыбнулась причуде Мейсона, потом пошла в соседнюю комнату и вернулась с человеком, которому только что была дана такая нелестная характеристика.

У Натана Феллона был высокий выпуклый лоб, курносый нос, очки без оправы с толстыми стеклами и большой улыбающийся рот. На всем его лице было разлито выражение напускного «дружелюбия. На макушке у него блестела намечающаяся лысина, которую, благодаря искусству парикмахера, прикрывали длинные пряди волос.

— Мистер Мейсон! — воскликнул он. — Мистер Перри Мейсон! Не могу выразить, сэр, как я рад встрече с вами. Я уже давно являюсь вашим почитателем и наслаждаюсь, читая в газетах отчеты о ваших триумфах; Я решил, что если случится мне когда-нибудь попасть в беду, то немедленно обращусь к вам.

— Чудесно, — сказал Мейсон, пожимая ему руку и незаметно подмигивая Делле. — Значит, ваш визит ко мне означает, что вы попали в беду?

— Нет, нет, ничуть! Нет^ нет, мой дорогой мистер Мейсон! О, вы не так меня поняли.

— Значит, я ошибся, — сказал адвокат. — Садитесь.

Сам Мейсон уселся за большой письменный стол.

Делла приготовилась записывать.

— О, мой дорогой мистер Мейсон… и ваша секретарша, мисс Стрит! Я так рад видеть ее во плоти.

— Это звучит так, как будто вы видите ее обнаженной.

— О, нет! Прошу вас, не говорите так, мистер Мейсон!

Делла Стрит бросила на адвоката серьезный взгляд.

Феллон поспешил объясниться:

— Я просто имел в виду, что много читал о ней, но она была какой-то нереальной, неосязаемой. А теперь она вполне реальна.

— Может, тогда вы перейдете к сути визита, и она сможет начать свои записи, — напомнил Мейсон-

— Да, да! Простите меня, мистер Мейсон, конечно, я понимаю, как бесценно ваше время. Я перейду прямо к делу.

— Переходите, — разрешил адвокат.

— Я работаю у Бенджамина Эддикса и, по странному совпадению, являюсь родственником Элен Кэдмус.

— Кем вы ей приходитесь? — спросил Мейсон.

— О, мы довольно дальние родственники. Она всегда называла меня дядей. Я помог ей устроиться на работу к Бенни.

— Бенни? — спросил Мейсон.

— Прошу прощения, к Бенджамину Эддиксу. Обычно мы зовем его Бенни.

— Понимаю.

— Бедняжка Элен. Не могу представить, почему она покончила с собой да еще сделала это таким странным образом. Гораздо проще было воспользоваться снотворным… и проще, и — буду откровенен, мистер Мейсон, — деликатней по отношению к другим.

— Я предполагаю, — сказал адвокат, — что, когда девушка решает покончить жизнь самоубийством, ее в первую очередь заботит собственный уход в вечность, а не что-либо другое.

— Да, да, конечно. Я это понимаю. Бедняжка. Лично я могу это объяснить, мистер Мейсон, и все-таки получилось крайне неудобно.

— Что вы имеете в виду?

— Всю эту шумиху в газетах, которая так повредила Эддиксу… то есть Бенни. Он был очень привязан к Элен. Как хозяин, вы понимаете, мистер Мейсон, только Как хозяин. Если бы он только знал, то сделал все возможное, чтобы облегчить ее страдания. Если бы ее неприятности носили финансовый характер, то он сделал бы почти все…

— Какой же характер носили ее неприятности? — спросил Мейсон.

Феллон развел руками.

— Этого я не могу вам сказать, мистер Мейсон. Просто я не знаю..

— Она ни с кем не была откровенна?

— Она поделилась со мной, но, к несчастью, я ей не поверил, решив, что это просто депрессия, которая иногда бывает у женщин. Она сказала мне, что иногда не в силах выносить тяжесть ответственности, лежащей на ее плечах…

— Ответственности за что?

— Она не сказала, мистер Мейсон. Очень сожалею, что не стал ее дальше расспрашивать. Но все это дело прошлое. Мне известно, какой вы занятой человек, мистер Мейсон… и я с удивлением узнал из сегодняшних газет, что вы приобрели на аукционе личные вещи Элен. Я и не подозревал, что после нее остались какие-то вещи. Как ее ближайший родственник…

— Я думал, что вы дальний родственник.

— Вы правы, мистер Мейсон. Но так как у Элен нет близких родственников, то я иногда называю себя так. Это звучит несколько странно, но, надеюсь, вы меня поймете.

— Я не разделяю вашей надежды, — сказал адвокат. — Так чего вы хотите?

— Мистер Мейсон, естественно, я хотел бы получить вещи бедной Элен. Насколько, я понял, вы купили их на аукционе за минимальную цену для того, чтобы поддержать вашего друга, заведующего секретариатом муниципалитета, и купленные вещи не имеют для вас особой ценности. Вы уплатили, кажется, пять долларов.

Мистер Феллон вскочил с места, извлек из кармана хрустящий пятидолларовый банкнот и протянул его Мейсону. Видя, что адвокат не собирается брать его, он повернулся к Делле и сказал:

— Мисс Стрит, кажется, вы заведуете финансами?

Делла вопросительно посмотрела на Мейсона.

Адвокат незаметно покачал головой.

Феллон продолжал держать банкнот в руке, в замешательстве переводя взгляд с Деллы на адвоката.

— Не понимаю, — сказал он. — Возможно, я выразился недостаточно ясно?

Мейсон сказал:

— Я купил сверток. В нем содержатся дневники, альбом со. Снимками и еще некоторые вещи. По-моему, я окупил свои пять долларов.

— Дневники, мистер Мейсон?

Вот именно, — сказал адвокат, не спуская глаз с посетителя. — Причем довольно полные дневники.

— Но, дорогой мистер Мейсон, они не представляют для вас никакого интереса. Простите меня за это выражение, но вы ведь не захотите совать нос в секреты умершей девушки.

— Почему бы и нет? — спросил адвокат.

— Как почему бы и нет? — воскликнул шокированный Феллон. — Мистер Мейсон, вы, конечно, шутите?!

— Я не шучу, — ответил адвокат. — Я сделал своей профессией знание закона и человеческой натуры. Мйе приходится выступать перед жюри присяжных, опрашивать свидетелей. Я должен больше знать о свойствах людей, чем обычный человек. Слушая Только то, что говорят люди, никогда не удастся их понять.

— Неужели? — спросил удивленный Феллон.

Мейсон покачал головой.

— Как правило, мы видим людей как бы под гримом, они поворачиваются к нам своей лучшей стороной. По-настоящему изучить людей можно только тогда, когда наблюдаешь за ними без их ведома, подслушиваешь их мысли, видишь их неприкрашенными. Изучить людей можно, когда их души обнажены страданием.

— Мистер Мейсон, вы мёня поражаете.

— Например, в вашем случае, — продолжал Мейсон, — слушая только то, что вы говорите, ничего нельзя узнать о вас, о ваших мыслях и побуждениях и о том, чего вы хотите.

Мистер Мейсон, вы обвиняете меня э лицемерии?

— Об этом я спрошу у вас, — произнес адвокат. — Разве вы сказали мне правду?

— Ну да, конечно!

— И вы хотите получить эти дневники только по сентиментальным соображениям?

— Совершенно верно.

— Тогда, — заключил Мейсон, — я отвечу вам, что они нужны мне самому по соображениям деловым. Они помогут мне понять человеческую натуру. На этом, — мистер Феллон, давайте закончим наш разговор и расстанемся.

— Я не понимаю вас, мистер Мейсон?

— Я пытался объяснить вам свою позицию.

— Может быть, вы полагаете, что эти дневники имеют для вас существенную денежную, ценность?

— Совершенно верно.

— О, в таком случае, мистер Мейсон, — сияя улыбкой, сказал Феллон, — мы вполне можем договориться. Денежный подход — это нечто совсем иное. Вы заплатили пять долларов и рассчитываете извлечь из покупки прибыль. Верно?

— Верно.

Лицо Феллона расплылось в льстивой улыбке. Он сунул пухлую руку в карман, достал бумажник из свиной кожи, отсчитал пять стодолларовых банкнотов и выложил их перед адвокатом.

— Прекрасно, Мейсон, — сказал он, — давайте договоримся. Вот ваш барыш.

Адвокат покачал головой. Феллон изумленно поднял брови.