– Ну, сейчас, ночью, пожалуй, ничего не остается, – сказал Мейсон, – кроме как хорошенько выспаться.

– Ничего себе – выспаться! – воскликнул Дрейк, взглянув на часы. – Уже почти день.

– Пока не наступил рассвет, будет ночь, – философски заметил Мейсон. – Ну, тогда давайте пить кофе.

Делла Стрит допила свой и спросила:

– Не раздумали беседовать с миссис Джентри, шеф?

– Нет. – Мейсон отрицательно покачал головой.

– Лично я собираюсь вздремнуть, – сонно сказал Дрейк.

Мейсон пошел к выходу, потом, будто раздумав, неожиданно повернулся и, заложив руки в карманы, с беспокойством посмотрел на сыщика.

– Пол, – сказал он решительно, – тебе придется кое-что еще сделать.

– Только после того, как немного сосну, – запротестовал Дрейк.

Мейсон молча смотрел на него, пока тот не спросил:

– А что такое?

– Тебе нужно добиться признания от Карра.

– Признания! – воскликнул Дрейк.

Мейсон кивнул.

– Не понимаю.

– Я введу тебя в курс дела в общих чертах, – сказал Мейсон. – Хоксли не был убит. Он был только ранен. Я хочу выяснить, кто стрелял в него и почему.

– А откуда ты знаешь, что он был только ранен?

– Потому что я видел его.

– Ты видел его?! – вздрогнув, будто эхом отозвался Дрейк.

– Да, видел.

– Где?

– В больнице имени Паркера в Сан-Франциско.

– И что он сказал?

– Он ничего не говорил, потому что, очевидно, находился под действием снотворного. Он будет жить, но врач намерен пока держать его в полной изоляции.

– Как же он попал в Сан-Франциско?

– Уэнстон отвез его.

– Уэнстон? Тогда он обманывает Карра…

– Нет, не обманывает, – уверенно прервал Мейсон Дрейка. – Карр и Хоксли – это одно и то же лицо.

Дрейк вскочил, отодвинув свой стул.

– Либо я перепил кофе, либо – ты, Перри! Один из нас явно ошалел. Хоксли рыжий и хромой, а тот, Карр…

– Я бы объяснил это следующим образом, – сказал Мейсон. – Тот, кто снимал жилье, был переодетый Джонс Блэйн в рыжем парике и умышленно прихрамывающий. Однако, снимая квартиру под именем Хоксли, он действовал как агент Карра. Ни на минуту не сомневаюсь в том, что такой хитрый человек, как Карр, не случайно выбрал для себя укрытие в доме из двух квартир, обеспечив присмотр как за нижней, так и за верхней.

– Да, это резонно, – признал Дрейк. – Но что наводит тебя на мысль о том, что это укрытие?

– Карр контрабандой переправлял в свое время оружие в Китай, пользуясь опасной брешью в блокаде. Естественно, известность ему была ни к чему.

– Тогда, следовательно, сейф в нижней квартире принадлежал самому Карру?

– Да.

– Почему же он не установил его в верхней?

– Вероятно, потому, что Джонс Блэйн следит за сейфом и спит в нижней квартире.

– Тогда экономка Сара Пэрлин должна была об этом знать.

– Конечно!

– А Опал Санли?

– Совсем не обязательно, – сказал Мейсон. – Она могла знать, а могла и не знать. Большого значения это не имеет. Экономка жила там. Опал Санли приходила днем.

– Но ты говоришь, Хоксли был ранен. Тогда если Хоксли – это Карр, то у Карра должно быть пулевое ранение…

– В ноге, – продолжил его мысль Мейсон. – Вот почему он держит ноги укрытыми… Чтобы не видны были бинты.

– Так у него, значит, не артрит?

– Может, он и есть, но не в такой степени, как он стремится сейчас убедить нас в этом.

– Погоди, Перри, – перебил Дрейк. – Врач же не имеет права лечить пулевое ранение, пока не сообщит об этом в полицию.

– Правильно, – с улыбкой согласился Мейсон.

– Я тебя не понимаю.

– Карр, – пояснил Мейсон, – человек разносторонний. Очень изобретательный. Несомненно, что большую часть своей деятельности он ведет в других местах и под другими именами. Здесь, в Голливуде, когда занимается вопросами бизнеса, он – Робиндейл Э. Хоксли, в Сан-Франциско он – Карр Люсмен, проживающий по Делингтон-авеню в доме номер 1309.

– Какая мне разница, Перри, сколько у него имен. Все равно лечить огнестрельное ранение, не…

– Не имея каких-нибудь доказательных объяснений, которые бы удовлетворили врача или полицию, – продолжил его мысль Мейсон. – Как Элстон Карр, который живет над квартирой, где совершено убийство, он, естественно, не мог бы дать никаких объяснений в Лос-Анджелесе. Но как Карр Люсмен, проживающий в Сан-Франциско и в таком округе, где не совершалось никаких убийств, у него не возникло затруднений с выдумкой версии, которая бы вполне удовлетворила полицию.

– Что ты от меня ждешь, Перри?

– Пусть он во всем признается. Мне закручивать гайки не с руки, а тебе можно.

– Где Карр сейчас?

– В больнице.

– Разве врач не отправил его в больницу сразу после того, как сделал осмотр раны?

– Очевидно, нет. Она поначалу не выглядела очень серьезной, пока не появились осложнения. Врач, вероятно, рекомендовал ему покой, а в случае появления каких-то тревожных симптомов – снова обратиться непосредственно к нему.

– Но что требуется от меня? – недоумевал Дрейк.

– Выуди у Карра любую информацию, какую только сможешь! Выясни его версию относительно событий, происшедших в ночь, когда стреляли.

– А мне не попадет, – заволновался Дрейк, – если я скрою от полиции эту информацию?

– Так у тебя же еще нет никакой информации!

– Да ты мне столько наговорил…

– Не считаешь ли ты, Пол, – усмехнулся Мейсон, – что тебе следует каждый раз бежать в полицию, когда какой-то адвокат излагает тебе бестолковую версию по случившемуся делу, а?

Дрейк некоторое время колебался.

– Ну… ну, нет, – протянул он.

Мейсон подмигнул ему:

– По всей вероятности, моя версия просто сумасбродна. А вот в вырезке из газеты, где описывается, как Карр Люсмен выстрелил в себя по неосторожности в Сан-Франциско, это, полагаю, версия его собственная. Я бы хотел, чтобы ты провел расследование обстоятельств.

– Когда мне начинать? – спросил Дрейк.

– Закажи место в самолете. В самолете и соснешь часок.

– О нет, не часок, – запротестовал иронично Дрейк. – Может, полчасика удастся. Не хочу приучать себя слишком много спать… Уэнстон знает о пулевом ранении?

– Вероятно. Он отвез Карра в больницу во второй половине дня, у того начинался озноб, когда я его видел в последний раз. Кожа была сухой, лицо горело.

– Кто знает о происшедшем в ту ночь, когда случилась стрельба? – спросил Дрейк. – Кроме Карра, знает еще кто-нибудь?

– Да, – сказал Мейсон. – По крайней мере один человек.

– Кто же это?

– Тот, – усмехнулся Мейсон, – кто спустил курок.

Дрейк потянулся к телефону и голосом, в котором явно преобладала усталость, попросил дежурного оператора:

– Соедините меня с аэропортом. Мне надо срочно заказать билет на ближайший рейс самолета в Сан-Франциско.

Кивком Мейсон пригласил своего секретаря:

– Ну, Делла, пойдем и мы раскручивать это дело, только с другого конца.

В машине, на пути к дому Джентри, Мейсон говорил ей:

– Надо было бы давно заняться этим Стилом.

– Не понимаю – как.

– А очень просто, – пояснил Мейсон. – Когда мы обсуждали это дело, помнишь, я сказал: тот, кто получал в доме сообщения, но по какой-то причине не мог быть вызван к телефону, должен иметь свободный доступ к словарю. И еще помнишь, миссис Джентри с самого начала говорила мне, что у Стила – комната, которую он снимает и живет у них на правах члена семьи, но при одном условии: ему нельзя пользоваться телефоном, и так свои висят на нем… Помнишь?.. У хозяйки трое детей, каждый в таком возрасте, когда назначают разного рода свидания. Звонит телефон, все настораживаются, следят, кто схватит трубку первым. И часто случается так: надо звонить, но кто-нибудь из детей в этот момент обязательно разговаривает по телефону… Помнишь, она рассказывала?

Делла кивнула.

– И вот я стал искать человека, – продолжил Мейсон, – который не имел бы возможности пользоваться телефоном. Я-то полагал, что это происходит по причине какой-то его физической немощи: глухой, например, или калека… Мне и в голову не приходило простейшее решение: подумать о том, кому отказано в праве пользоваться аппаратом и одновременно кому нельзя было установить свой собственный телефон, не привлекая к этому слишком большого внимания.

– Но почему Стил был убит, если он был тем, кому предназначалось сообщение?

– По всей вероятности, – предположил Мейсон, – мы имеем дело с последствиями какой-то давней махинации. Другого объяснения в данный момент мне просто не приходит в голову. Конечно, мы пока не располагаем всеми данными…

– Тогда, должно быть, его убил Карр.

– Мы можем по минутам проследить, что делал этот человек, – возразил Мейсон. – Уэнстон к этому отношения не имеет. Ведь Стил, должно быть, был убит часа за два до нашего появления в Сан-Франциско. Нет сомнения в том, что Карр был и остается очень больным человеком. Пулевое ранение в ногу, потеря крови, выстрел и общее напряжение последних дней отняли у него немало сил, а ведь физически он немощен, к тому же у него артрит. Вероятно, он передвигается с трудом и очень медленно. Так что, думаю, мы можем его исключить из круга лиц, которых можно подозревать в непосредственном убийстве Стила.

– А в ту ночь, когда была стрельба, полагаете, Карр все-таки спускался вниз?

– Это единственный вывод, вытекающий из логики событий, – сказал Мейсон. – Сигнализация была установлена так, чтобы он мог ее слышать. И он признает, что в самом деле слышал ее. Очевидно, Карр поднялся и медленно пошел вниз. У сейфа он кого-то застал, кто не ожидал его появления, и тот стрелял.

– Вы полагаете, Стил получил сообщение, которое вы оставили в консервной банке, до того… как он был убит?

– Не знаю, – сказал Мейсон. – Его смерть несколько усложняет положение дел.

– Как это?

– Участников, как мы установили, было двое: один посылал сообщения, другой их получал. Теперь предположим, что получал их Стил. Встает вопрос: кто их посылал? Ну, предположим, что это была экономка, Сара Пэрлин. Стил видит банку на полке после ее смерти. Поэтому он знает, что это – ловушка, и не станет брать ее. С другой стороны, если Сара Пэрлин не посылала сообщения, то Стил – если предположить, что получал их именно он, – несомненно, тут же схватил бы банку, как только увидел ее.