— Нет. Все нужно сделать как можно быстрее. Ты объезжай квартал, а потом выключи огни и подъезжай как можно ближе к навесу. Надеюсь, попугай не начнет вопить, когда я его заберу?

— До сих пор я думал, что попугаи спят по ночам, — заметил Дрейк.

— Спят, это точно, — подхватил Мейсон, — но когда их везут ночью в машине, они нервничают. И поэтому Казанова может поднять крик.

Дрейк окончательно пал духом.

— Послушай, Перри, будь осторожен! Обещай, если что-то не так, ты откажешься от своей затеи. Я буду наготове. Бросай попугая и беги к машине. Договорились?

— Все должно пройти благополучно, если только за домом не установлена слежка. А это сразу станет ясно, как только мы объедем вокруг квартала.

— До бунгало осталось два квартала, — пробурчал Пол, сбавляя скорость.

Вскоре перед ними появились неясные очертания дома Элен Монтейз. Мейсон внимательно всмотрелся в сад и улицу.

— Дом совершенно темный. В соседнем — свет. И напротив тоже. До навеса добраться просто.

Они объехали квартал. Пол Дрейк выключил огни и заглушил мотор.

Мейсон вышел, держа в руках клетку с попугаем, и юркнул в тень. Попасть под навес, где находилась клетка с Казановой, оказалось простым делом. Попугай, по всей вероятности, спал. Он лишь слегка затрепетал крыльями, когда Мейсон снимал клетку с крючка и ставил ее на пол. Мейсон уже через минуту сидел в машине, а на заднем сиденье стояла клетка с Казановой.

Дрейку не нужно было ничего говорить. Машина тронулась с места как раз в тот момент, когда отворилась дверь соседнего дома и на пороге показалась дородная фигура миссис Винтерс. Но она опоздала.

Машина Пола Дрейка быстро завернула за угол. Из клетки раздалось сонное бормотание попугая: «Господи, ты меня застрелила!»

Глава 8

Мейсон раскрыл дверь своей конторы и замер, увидев сидящую в кресле Деллу Стрит.

— Что случилось?

— По-видимому, вам придется менять секретаря, — пробормотала Делла, смахивая с ресниц слезы.

— Что такое, Делла? — спросил Мейсон, подходя к ней. Она перестала всхлипывать. Он обнял ее за плечи и слегка прижал к себе. — Что случилось?

— Эта обманщица…

— Кто?

— Библиотекарша… Элен Монтейз.

— Что с ней?

— Она обманула меня.

— Расскажи все подробно.

— Шеф, вы не представляете, как я переживаю, что вас подвела!

— Почему подвела?

— Вы же попросили меня отвезти ее в такое место, где ее никто не мог бы отыскать…

— Ну и что? Полиция ее нашла или она сбежала?

— Сбежала.

— Ол-райт, как это случилось?

Делла вытерла глаза кружевным платочком.

— Ох, шеф, противно, что не могу сдерживать себя… Эта библиотекарша на вид такой цыпленок, я запросто могла бы ей свернуть шею… но она рассказала историю, которая перевернула мне душу.

— О чем?

— История ее жизни. Она рассказала… Наверное, надо быть женщиной, чтобы ей поверить и чтобы понять. С детства она была полна романтических иллюзий. Затем школа. Детская любовь. Но для мальчика она была лишь забавой. В моем изложении ее рассказ теряет остроту, потому что я ведь ничего подобного не пережила, но для нее…

Мальчик был само очарование, она сумела мне показать его именно таким, каким сама видела: чистенький, симпатичный, воспитанный, любитель музыки и поэзии. То есть в нем было все то, что девочки ищут в мужчинах. Для нее это была типичная любовь.

Потом парень уехал в поисках работы. Он хотел заработать денег, чтобы жениться на ней, и она ждала его и не помнила себя от счастья и гордости. А через несколько месяцев он вернулся назад и…

— …женился на другой, — подсказал Мейсон, видя ее нерешительность.

— Нет. В нем появилась развязность, нахальство. Он смотрел на нее с видом собственника и уже не торопился с женитьбой. Завел себе дружков-приятелей, которые считали, что иметь идеалы не модно. Во всех их поступках сквозил цинизм и… Мне не забыть, как она сказала: «Кислота их цинизма разъела золото его натуры, внутри остался только голый металл».

— И что же?

— Она разочаровалась и в мужчинах, и в любви. В те годы, когда другие девушки смотрели на мир сквозь розовые очки, она уже утратила иллюзии. Она перестала ходить на танцы и вечеринки, постепенно все больше и больше погружалась в мир книг.

Ее стали упрекать в несовременности, в ограниченности, в отсутствии чувства товарищества. Такой слух распустили молодые люди, с которыми она не пожелала сблизиться. Ее прозвали синим чулком, ханжой. Не забывайте, шеф’ она жила в маленьком городке, где людей знают главным образом по их репутации, которая заслоняет и подменяет подлинное чувство.

— Так она сама говорила? — спросил Мейсон.

Делла виновато взглянула на Мейсона и кивнула.

— Что случилось потом?

— Затем, когда она уже совершенно отказалась от мысли о любви, встретился Сейвин. В жизненной философии Фремонта Сейвина на первый план выступало все прекрасное, что есть в каждой вещи, в каждом явлении. Я верю, что этот человек пронес свои идеалы через многие жизненные испытания и разочарования.

— По-видимому, Фремонт Сейвин действительно был незаурядной личностью.

— Несомненно. Конечно, он сыграл с ней ужасную шутку, но…

— Я не уверен, что это было так. Можно посмотреть на случившееся с точки зрения Фремонта Сейвина и понять, почему он так поступил. Когда ты увидишь все с учетом пока еще не открытых нами фактов, то убедишься, что никакого противоречия в его поступках не было.

— О каких фактах вы говорите?

— Этот человек стал часто появляться в библиотеке. Элен знала его только как Вольдмана, безработного бухгалтера. Он интересовался книгами по философии и о социальных реформах, но больше всего его привлекали живые люди. Целые дай он просиживал в читальном зале, иногда задерживался до позднего вечера. При любой возможности он завязывал знакомства, вызывая людей на откровенность, и слушал. Естественно, Элен наблюдала за ним и в скором времени сама заинтересовалась.

— Очевидно, у него был своего рода особый дар располагать к себе людей, и она вскоре рассказала ему почти все про себя, даже не сообразив, что делает. Она влюбилась. Именно потому, что он был гораздо старше ее и она не предполагала, что с ней может случиться нечто подобное, чувство проникло в нее и захватило полностью. Она полюбила горячо и искренне. И когда она поняла, что случилось, не могла уже отказаться от своих чувств. Понимаете, шеф, она сказала, что у нее было такое чувство, будто ее душа все время поет.

— Я вижу, она наделена даром искренне выражать свои эмоции, — заметил Мейсон, слегка прищурив глаза.

— Нет, шеф, она не играла. Она была совершенно искренна. Ей нравилось рассказывать о нем, потому что для нее случившееся было чудом. Несмотря на переживаемый ею удар от происшедшей трагедии, несмотря на все разочарования, которые ей пришлось перенести, когда она узнала, что он женат, Элен была счастлива. Потому что и на ее долю выпала большая любовь.

Счастье было недолгим, но случившееся не переменило ее мнения о Фремонте Сейвине. Она не может забыть того, что пережила за эти недолгие недели. Когда она прочитала в утренних выпусках газет об убийстве Фремонта Сейвина, о его пристрастии путешествовать под вымышленным именем, изучать людей, рыться в библиотеках… Конечно, сразу заподозрила недоброе. Но старалась подавить в себе страх, убедила себя, что это может оказаться простым совпадением… В дневных выпусках газет был помещен портрет Фремонта Сейвина, после этого уже не на что было надеяться.

— Так ты думаешь, она не могла его убить? — спросил Мейсон.

— Не могла… но…

— Есть все же сомнения?

— Понимаете, в ее характере есть одна черта. Если она заподозрила хоть в какой-то мере игру и в действительности его идеалы вовсе не такие возвышенные, думаю, она могла бы его убить, чтобы он не смог опорочить созданного ими обоими прекрасного образа.

— Понятно. Что же было дальше?

— Я отвезла ее в маленький отель. По дороге несколько раз проверяла, нет ли за нами слежки. Мы заехали ко мне на квартиру, взяли необходимые вещи, в отеле зарегистрировались как две сестры из Топека в Канзасе. Я задала портье десятки глупых вопросов, которые приходят в голову только туристам, так что, по всей вероятности, он не сомневался ни в моей глупости, ни в целях нашего приезда.

Нам дали номер в заднем углу отеля. Две кровати, ванная. На всякий случай я заперла дверь на ключ и положила его к себе в карман. Элен ничего не заметила.

Мы сидели и спокойно разговаривали. В это время она рассказала мне про свою жизнь. Наверное, прошло часа три или четыре. Во всяком случае, мы легли спать уже далеко за полночь. Где-то около пяти часов утра Элен разбудила меня и попросила открыть дверь. Она была полностью одета.

Я спросила, куда она собралась. Элен сказала, что должна возвратиться в Сан-Молинас немедленно. Это просто необходимо. Она что-то забыла.

Я пыталась ее остановить, объяснила, что ей нельзя возвращаться домой. Элен настаивала. Мы даже поссорились. Наконец она сказала, что все равно позвонит вниз и вызовет кого-нибудь с ключом. Тут я ей и выложила все.

— Что же ты ей сказала?

— Что вы жертвуете своей репутацией, чтобы помочь ей. Что она вас предает. Что ей угрожает опасность, полиция ее моментально схватит и обвинит в убийстве. Что о ее романе напишут во всех газетах страны, что ей придется пройти через все мытарства суда, допросов, недоверия* людского недоброжелательства и простого любопытства. Ей-богу, я сделала все, что было в моих силах.