— Все.

— Для вас ничего?

— Мне не нужно ни единого цента. Не возмущайтесь, если я невзначай ругнусь, после этого мне делается легче. Вы понимаете, уж очень я обижена на эту семью. В свое время мне хорошо дали коленкой под… И теперь мне остается либо плакать, либо проклинать. Лично я предпочитаю последнее.

Мейсон посмотрел на нее очень внимательно и тихо спросил:

— Джулия, почему вы носите с собой пистолет?

Она инстинктивно схватила сумочку, лежащую у нее на коленях, и спрятала ее за спину. Глаза адвоката были прикованы к ее лицу.

— Отвечайте!

— Мне приходится возвращаться домой с работы в любое время дня и ночи. К некоторым сестрам приставали пьяные на улицах. В полиции посоветовали иметь при себе оружие.

— И у вас имеется, на него разрешение?

— Да, конечно.

— Ну, а зачем же вы его захватили сюда?

— Не знаю. Он у меня всегда находится при мне с той минуты, как я его приобрела. Он стал для меня такой же привычной принадлежностью, как помада или носовой платок. Клянусь вам, мистер Мейсон, это единственная причина.

— Если у вас имеется разрешение на оружие, — чуть ли не по слогам проговорил адвокат, — значит, номер этого пистолета зарегистрирован в полиции. Вам это известно, не так ли?

— Да, конечно.

— Знали ли вы, что епископ Меллори без всякого предупреждения отплыл на «Монтери», оставив все свои вещи у себя в номере отеля «Ригал»?

Она крепко стиснула губы, потом решительно произнесла:

— Я предпочитаю не обсуждать поступки и действия епископа Меллори. В конце-то концов единственный вопрос, который касается меня, — это будущее моей дочери.

— Когда же вы хотите, чтобы, я начал? — спросил Мейсон.

— Прямо сейчас!' Я хочу, чтобы вы избили этого хладнокровного дьявола так сильно, чтобы он стал умолять о помощи! Я хочу, чтобы вы доказали, что по его настоянию был выдан ордер на мой арест, дабы удерживать меня вдали от штата. Это он уговорил Оскара расторгнуть наш брак, обрек нашу дочь на жизнь у приемных родителей. Мне не нужно ни цента из его миллионов, но я хочу унизить их. Я хочу, чтобы вы заставили старого дьявола понять, что никакие деньги не смогут избавить его от ответственности за причиненное нам с Дженис зло.

Сейчас в ее глазах не было и намека на слезы. Губы у нее подергивались, лицо сильно побледнело of ненависти.

Перри Мейсон довольно долго всматривался в свою посетительницу, затем поднял телефонную трубку и сказал Делле:

— Соедини меня с Ренволдом К. Браунли.

Глава 6

Полуночный дождь, струящийся с темного неба и усиливаемый порывами южного ветра, обмыл листву на кустах, окружающих резиденцию Ренволда К. Браунли «Биверли-Хиллз». Свет фар машины Перри Мейсона отразился от их блестящей поверхности, когда он круто свернул на подъездную дорогу.

Адвокат остановился под крышей специального портика для автомобилей. Дворецкий, выглядевший таким же неприветливым, как и погода, спросил, отворив дверь:

— Мистер Мейсон?

Адвокат кивнул.

— Сюда, пожалуйста, мистер Браунли вас ожидает.

Он не предложил адвокату снять пальто и шляпу.

Они прошли через огромную приемную в просторную библиотеку, отделанную полированными темными панелями.

Приглушенный свет вырывал из тьмы ряды книжных шкафов, низкие кресла, глубокие ниши, удобные приоконные диванчики.

Человека, сидевшего за высоким письменным столом красного дерева, отличала суровая, аскетическая внешность, словно это был член Великой инквизиции.

Волосы у него были совершенно белые и такие редкие, что самым приметным на лице оказывались брови, придающие ему сходство со стервятником или какой-то хищной птицей.

— Итак, вы Перри Мейсон, — сказал старик отнюдь не дружелюбным тоном.

У адвоката мелькнула мысль, что голос похож на голос исследователя, впервые изучающего интересующий его экспонат.

Мейсон стряхнул дождевые капли со своего плаща и, не дожидаясь приглашения, повесил его на спинку ближайшего кресла. Расправив плечи, широко расставив ноги, он заговорил ровным голосом, который полностью соответствовал его как бы высеченному из гранита лицу, освещенному настольной лампой.

— Да, я Мейсон, а вы Браунли.

Он ухитрился вложить в своей голос ровно столько неприязни, сколько ее было в голосе хозяина дома.

— Садитесь, — сказал Браунли. — Отчасти я даже рад тому, что вы приехали, мистер Мейсон.

— Благодарю, — ответил Мейсон. — Через некоторое время я сяду, пока же я предпочитаю постоять. Скажите, почему вас радует мой приход?

— Мистер Мейсон, вы очень умный и образованный адвокат.

— Благодарю вас.

— Не надо благодарить меня. Это вовсе не комплимент. Это истина. Или, вернее, признание факта. При данных обстоятельствах, не слишком-то приятных для меня. Я с большим интересом следил за вашими успехами по газетам. А также с известным любопытством. Не стану скрывать, вы меня заинтриговали настолько, что мне хотелось с вами познакомиться. Фактически я собирался проконсультироваться с вами по одному вопросу. Но потом решил, что вряд ли стоит доверять дело, имеющее финансовое значение, адвокату, отличительной чертой которого является ловкость ума, а не…

— …чувство ответственности, — подхватил Мейсон насмешливым тоном, заметив, что Браунли колеблется.

— Нет, я не это имел в виду, но ваше искусство неразрывно связано с драматичностью и театральными эффектами. Когда вы станете старше, мистер Мейсон, вы поймете, что люди с большими средствами стремятся оставаться в тени от скандалов и всякого рода шумихи.

— Иными словами, вы раздумали ко мне обращаться.

— Совершенно верно.

— А поскольку вы не решились обратиться ко мне за консультацией, я имею полное право принять предложение тех людей, которые занимают противоположную позицию.

Тень улыбки промелькнула на губах старика, важно восседавшего за огромным столом в окружении предметов, говорящих о его богатстве и высоком общественном положении. Очевидно, он считал свою финансовую позицию своеобразной неприступной крепостью.

— Хороший ответ, — одобрительно произнес он. — Ваше умение обращать мои собственные слова против меня не вполне соответствует тому представлению, которое сложилось у меня о вас.

— Я уже коротко объяснил по телефону, почему мне необходимо с вами встретиться. Речь пойдет о вашей внучке. Независимо от того, каково ваше личное мнение, мистер Браунли, в действительности я вовсе не платный борец, защищающий интересы тех, у которых нашлось достаточно денег, чтобы нанять меня. Я борец, но мне нравится сознавать, что я выступаю за тех, кто не в состоянии постоять сам за себя, я не предлагаю свои услуги без разбора кому угодно. Я борюсь только для того, чтобы помочь восторжествовать справедливости.

— Не хотите ли вы убедить меня, мистер Мейсон, что вы всегда стараетесь наказать зло?

Браунли даже не попытался скрыть насмешку.

— Я вовсе не стараюсь вам ничего внушать, мистер Браунли. Я ставлю вас в известность: можете мне верить или не верить, это ваше дело.

Браунли нахмурился.

— Не считаете ли вы нескромным характеризовать себя подобным образом, мистер Мейсон?

— Нет, потому что кому как не мне самому судить об этом.

После этих слов Мейсон уселся в кресло, с самым непринужденным видом закурил сигару, отметив про себя довольно-таки наигранную сверхсдержанность Ренволда Браунли.

— Не мне вам объяснять, — начал он, — что если человек обладает чем-то заманчивым для других людей, он будет непременно подвергаться всякого рода давлениям. У вас есть деньги. Многие жаждут получить их. И для этого они прибегают к различным махинациям и шантажу с одной целью — заставить вас отказаться от собственного состояния в их пользу. Природа наделила меня борцовскими качествами, люди стараются воздействовать на мою доверчивость, чтобы вызвать у меня чувство симпатии. Я хочу сразу же выложить свои карты на стол. Цепь событий, обусловивших мой интерес к данному делу, была весьма необыкновенной. Я уверен, что это не была хитроумная, заранее подстроенная история, чтобы заручиться моей поддержкой. Если это окажется не так, то я не хочу ставить свой опыт и энергию на службу самозванцам й мошенникам, задумавшим черное дело. Таким образом, если эта цепь обстоятельств не является частью искусственной постановки, а является подлинной последовательностью событий, тогда есть все основания предполагать, что та особа, которую вы считаете дочерью вашего сына Оскара и Джулии Брэннер, в действительности вам совершенно чужая девушка.

— У вас имеются какие-то данные, чтобы сделать подобное заявление? Кто уполномочил вас его сделать?

— Да.

Мейсон молчал, разглядывая горящий кончик своей сигары, затем, глядя в недобрые глаза своего собеседника, добавил:

— Я делаю данное заявление по поручению матери девочки, Джулии Брэннер.

На лице Браунли не отразилось никаких эмоций, усмешка же была совершенно ледяной.

— Могу ли я узнать, кто-нибудь подтвердил вам личность Джулии Брэннер?

Лицо Мейсона могло бы соперничать по беспристрастности с лицом собеседника.

— Никто, — ответил он. — Вот почему я и обратился к вам. Если в моем деле имеется какой-то обман, только вы один в состоянии его разоблачить.

— А если я сейчас докажу вам, что подобный обман действительно существует? — спросил Браунли.

Мейсон улыбнулся, разведя руками:

— В таком случае я оставлю это дело. Только учтите, мистер Браунли, я должен быть уверен.

— Джулия Брэннер — авантюристка. Самая настоящая авантюристка. Я нанял частных детективов, и они собрали сведения о ее прошлой жизни еще до того, как она познакомилась с моим сыном. Это любопытные данные.