Кадиц отвернулся и опять посмотрел на океан.

Мейсон подождал несколько секунд, но Кадиц не поворачивался, словно забыл о нем. Молчание становилось тягостным.

— Как лежала в воде бутылка? — спросил Мейсон, обращаясь к затылку Кадица.

— Вроде как наискосок, половина в песке, половина наружу, и наружная часть загрубела от песка, который на нее наносило ветром. Ну, вы ведь знаете, когда стекло постоянно покрывается песком, а потом ветер его сдувает, оно становится вроде как матовое.

— Значит, Олдер дал вам пятьдесят долларов?

— Совершенно верно.

— А потом, через некоторое время, еще сто?

— Ага… еще сотню.

— Олдер умер, — сказал Мейсон. — Вы теперь можете быть свободны от своих обязательств перед ним, Пит.

— Что вы имеете в виду?

— Я вот что имею в виду, Пит, — сказал Мейсон. — Если вы действительно нашли эту бутылку так, как вы рассказали, то вы положили ее в свою лодку, а затем, когда в следующий раз очутились возле яхт и увидели «Сейер-Белл», стоявшую на якоре, вы сели в ваш скиф, подгребли к нему и решили повидаться с Олдером, а в разговоре с ним упомянули мимоходом о найденной бутылке. Человек, который сбросил с себя оковы цивилизации, как это сделали вы, не станет затруднять себя телефонным звонком и сообщать, что он нашел бутылку, а…

Кадиц круто повернулся к Мейсону.

— Вы что же, считаете, что я лгу? — вызывающе спросил он.

Мейсон смерил его взглядом, отмахнулся от его воинственной напористости и с обезоруживающей улыбкой, добродушно сказал:

— Пит, вы не только лжете, но и делаете это ужасно плохо. Вы не умеете лгать!

Кадиц шагнул было к адвокату, потом вдруг гнев его мгновенно улетучился, воинственность как рукой сняло, и улыбка медленно расползлась по его лицу.

— О’кей, — сказал он, — говорите, я слушаю.

— Я догадываюсь, — сказал Мейсон, — что вы, Пит, прочли это письмо, узнали, что в нем написано, а после того как прочли, поняли, что Олдер заинтересуется им, поэтому и отнесли письмо ему. А Олдер, когда узнал, что вы прочли его, дал вам пятьдесят, а потом еще сто долларов и взял с вас обещание, что вы забудете про письмо в бутылке.

— Поговорите-поговорите, сэр, а я послушаю, — сказал Кадиц.

— А что бы вы сделали, если бы вам пришлось давать в суде свидетельские показания? — неожиданно спросил Мейсон.

— Ну и хитрый же вы адвокат! — с минуту подумав, ответил Кадиц. — Сейчас я вам ничего не скажу. Если я и договорился о чем-нибудь с Джорджем Олдером, то постараюсь оправдать его ожидания, но про показания в суде речь не шла. Если мне придется встать на место свидетеля, я — о, дьявольщина! — я скажу правду.

Мейсон вынул из кармана сложенную вчетверо бумагу.

— Кадиц! — сказал он. — Это повестка, которой я вызываю вас в суд завтра к десяти часам утра для дачи свидетельских показаний по делу «Народ Калифорнии против Дороти Феннер». Мы не сможем воспользоваться вашими показаниями завтра утром, однако вы все равно должны явиться в суд согласно требованию этой повестки. Вы свидетель защиты, и вам не нужно рассказывать кому бы то ни было про наш сегодняшний разговор или про то, что вы намерены показать как свидетель. Я не могу сейчас дать вам денег больше, чем дозволено по закону, чтобы не получилось, будто я собираюсь вас подкупить. Но я дам вам деньги на поезд, на котором вы сможете добраться до суда, а кроме того, вам заплатят и за потраченное время.

Кадиц взял повестку, сложил ее, сунул в карман брюк.

— Вот какая чертовщина получается, когда свяжешься с цивилизацией! Недаром я думал, что уж очень легко заработал эти сто пятьдесят долларов!

— Вы приедете? — спросил Мейсон.

— Приеду, — ответил Кадиц. — Противно мне все это до черта, но приеду.

Глава 17

В переполненном зале суда царило возбуждение.

Клод Глостер, трезво оценивая драматизм создавшейся ситуации, поднялся, едва члены жюри заняли свои места, и сказал:

— Ваша честь, мы вызвали повесткой свидетеля обвинения, некоего Рональда Диксона, чьи служебные обязанности призывают его вернуться туда, где он служит, как можно раньше. Вследствие этого я прошу позволения суда отпустить с места свидетеля шерифа и пригласить вне очереди мистера Рональда Диксона.

— Возражений нет? — спросил судья Кэри у Мейсона.

Мейсон улыбнулся спокойной, уверенной улыбкой,

как человек великодушный, потому что уже чувствовал себя победителем.

— Никаких возражений, ваша честь.

— Очень хорошо. Ввиду заявления окружного прокурора о том, что этого свидетеля необходимо допросить вне очереди, дабы освободить его возможно скорее, а также ввиду отсутствия возражений со стороны защиты суд разрешает свидетелю занять место.

Рональд Диксон, серьезный, высокий, слегка сутуловатый, вышел вперед, и Мейсон, мельком увидевший профиль этого человека, когда тот проходил мимо, шепнул Делле Стрит:

— Где-то я видел его прежде.

Он повернулся и спросил Дороти Феннер:

— Вы знаете его?

— Ночной дежурный, клерк в моем отеле, — ответила она.

Мейсон усмехнулся, подумав: «Так вот как они собираются подтвердить визит Олдера!..»

Рональд Диксон принес присягу, назвал свою фамилию, возраст, место жительства и род занятий, расположился на свидетельском месте и устроился как можно более комфортабельно, словно собрался сидеть там очень долго.

— Вы знакомы с обвиняемой, мисс Дороти Феннер?

— Да, сэр.

— Какие ваши рабочие часы?

— С четырех часов пополудни до двенадцати часов ночи.

— Третьего августа сего года вы тоже работали в эти же часы?

— Да, сэр.

— И находились на своем рабочем месте?

— Да, сэр.

— А теперь, мистер Диксон, я призываю вас вспомнить, что произошло вечером третьего числа, имевшее отношение к квартире мисс. Феннер и известное вам лично?

— Ну как же, я читал в газете, что она…

— Это не имеет значения, — перебил Глостер. — Вспомните только то, что известно вам лично,

— Слушаю, сэр. Ну вот, она пришла около половины шестого… да, наверно, так, через час после того, как я пришел и приступил к работе. Я еще поздравил ее с…

— Вы с ней разговаривали? — быстро перебил Глостер.

— Совершенно верно. Я с ней разговаривал, и она…

— Что произошло потом? — опять перебил Глостер. — Она спросила что-нибудь?

— Она спросила, есть ли для нее почта, а я ей сказал, что был миллион телефонных звонков. Она взяла все записки из ящика для ключей, а потом пошла к лифту, чтобы подняться к себе в номер.

— Дальше что?

— Потом, примерно через час, пришел какой-то джентльмен и сказал, что ему нужно видеть Дороти Феннер. Он сказал мне, что она его ждет, так что нет надобности докладывать о нем. Правда, это против правил нашего отеля, но он выглядел человеком, которому можно доверять, — сдержанный, настоящий джентльмен. Не из тех, кто может затеять скандал, или доставить другому человеку неприятности, или нарушить тишину.

— Поэтому что вы сделали? — спросил Глостер.

— Ну я тем не менее заколебался, и тогда он, видя это, дал мне пятидолларовую бумажку.

— Что вы сделали потом?

Диксон усмехнулся.

— Ничего я не сделал.

— То есть вы не предупредили мисс Феннер о его приходе?

— Совершенно верно. Я позволил ему подняться.

— Вы хорошо разглядели этого человека? Вы узнали бы его, если бы увидели?

— Да, сэр, я его видел… потом.

— Где же? Где вы могли видеть его снова?

— На столе в похоронном бюро.

— Другими словами, этот человек был Джордж С. Одер?

— Мне сказали, что это его фамилия.

— Я показываю вам фотографию, мистер Диксон, и спрашиваю вас: узнаете ли вы человека на ней?

— Да, сэр.

— Кто это?

— Это фотография мужчины, который приходил в тот день в отель после полудня к мисс Дороти Феннер и дал мне пять долларов.

— А в какое время он приходил?

— О, я бы сказал, вероятно, около половины седьмого.

— Вы знаете, сколько времени этот человек находился в номере обвиняемой?

Рональд Диксон еще не успел ответить на вопрос, как его прервал Мейсон:

— Он не знает, сэр, входил ли когда-либо этот человек в номер обвиняемой. Все, что ему известно, — это что человек дал ему пять долларов и сказал, что ему нужно видеть обвиняемую. Если вы, господин окружной прокурор, не измените формулировку важных вопросов так, чтобы по мере возможности связывать их с моей подзащитной, я потребую вычеркнуть эту часть допроса свидетеля из протокола.

— Я буду связывать впредь, — угрюмо пообещал Глостер.

— Очень хорошо! Продолжайте, — кивнул судья Кэри свидетелю.

— Ну а если этот мужчина шел не к Дороти Феннер, — слегка усмехнувшись, заметил Диксон, — то он зря потратил пять долларов.

Зрительный зал неожиданно разразился хохотом.

Судья'Кэри стукнул молотком и сказал:

— Хватит! Свидетель не должен высказывать комментарии, не относящиеся к делу.

— Продолжайте, — широко улыбаясь, призвал Глостер. — Расскажите, что делал этот мужчина — только то, что вы видели своими глазами.

— Ну вот… Он дал мне пять долларов. Потом подошел к лифту. Нажал кнопку. Вошел в лифт. Закрыл двери, и лифт пошел вверх, а минут через сорок мужчина пришел вниз и сказал: «Благодарю вас». И ушел.

Мейсон откинулся на спинку своего вращающегося кресла, сплел на затылке пальцы и сидел, по-прежнему добродушно улыбаясь. Теперь, когда расследование дела вступило в свою заключительную фазу, он стал подобен боксеру в углу ринга, стремящемуся оценить силу противника, чтобы отыскать путь к спасению. Однако внешне он держался как абсолютно уверенный в себе и в исходе этого дела человек.