Судебно-медицинский эксперт констатировал, блеснув знанием технической терминологии, факт смерти и ее причину.

Клод Глостер, осторожный, опасный противник в суде, блестяще владеющий логикой, задал несколько вопросов, чтобы обратить внимание именно на те пункты, которые ему были нужны, а затем прекратил допрос.

— Вы желаете, — любезно обратился он к адвокату, — топросить свидетеля, мистер Мейсон?

— У меня только один вопрос, — ответил тот.

— Прошу вас, спрашивайте.

— Благодарю. Доктор, когда вы осматривали труп, вы определили причину смерти?

— Да, сэр.

— Вы упомянули, что смерть наступила в результате выстрела пулей тридцать восьмого калибра?

— Да, сэр.

— Эта пуля была потом найдена?

— Нет, сэр, пуля не была найдена.

— В таком случае, откуда вам известен калибр?

— Отчасти по размеру раны, отчасти из заключения, сделанного мною: под трупом лежал револьвер, из которого и был сделан смертельный выстрел.

— Если вы не нашли пулю, как вы могли определить, что смертельный выстрел был сделан из револьвера, который вы обнаружили лежащим под трупом?

— Потому что выстрел из него был сделан недавно, потому что не было никакого иного места, куда могла бы уйти эта пуля, и потому что револьвер был тридцать восьмого калибра.

— Понятно. Значит, вы определили, что смертельная пуля была тридцать восьмого калибра, потому что револьвер был найден под трупом; и вы знаете, что это — то самое оружие, из которого был сделан выстрел, потому что оно тридцать восьмого калибра. Правильно я вас понял?

— Когда вы сказанное мною сформулировали таким образом, это прозвучало как нелепость.

— В таком случае, сэр, выразите ваши умозаключения как-нибудь иначе, чтобы они не производили впечатления нелепости.

— Ну… размер раны.

— Разве вам не известно, доктор, что пуля оставляет отверстие в теле меньше, чем калибр орудия?

— Как же может входное отверстие раны оказаться меньше, чем калибр пули?

— Благодаря эластичности кожи, — объяснил Мейсон.

— Ну, все равно, это была пуля тридцать восьмого калибра. Я в этом уверен и на этом настаиваю.

— Но та часть вашего показания, где вы утверждаете, что тот револьвер был орудием убийства, является плодом вашего умозаключения, и только?

— Это мнение специалиста.

— Мнение специалиста, основанное на чистом умозаключении, доктор?

— Ну да, если хотите.

— У меня все, — сказал Мейсон.

После принесения присяги топограф предъявил суду карту и план имения Олдера. Затем был допрошен полицейский, показавший, что он был вызван на место происшествия телефонным звонком одного из соседей, а тот в свою очередь был разбужен пронзительными криками одной из горничных, вернувшейся из кино и нашедшей своего хозяина Джорджа Олдера уже бездыханным, лежавшим на полу кабинета. Полицейский описал окружающую обстановку, сказал, что с того момента, как он пришел на место происшествия, он оставался на посту, что поручил другим позвонить шерифу и уведомить следователя. Свидетель дождался следователя на месте. Он присутствовал при фотографировании и опознал ряд снимков, запечатлевших мертвое тело и состояние окружавших убитого вещей.

— Задавайте вопросы, — спокойно и небрежно бросил Глостер.

— Собака была, значит, заперта в соседней комнате? — спросил Мейсон.

— Это была не соседняя комната, нечто вроде… чулана, что ли, с вентилятором и окном под потолком. Окно было так высоко, что собака не могла до него дотянуться.

— Кто выпустил собаку?

— Ну… после того как прибыло подкрепление, мы вроде как выпустили ее все вместе.

— И что произошло?

Полицейский сказал:

— Мы попытались приоткрыть дверь, чтобы, когда пес высунет голову, накинуть ему на шею поводок.

— Удалось вам это сделать?

Полицейский усмехнулся:

— Этот пес был как пуля. Мы только-только приоткрыли дверь, как он выскочил, вырвал поводок из рук человека, который пытался его удержать, и словно молния помчался вон из дома.

— Куда он побежал?

— Последнее, что я успел увидеть, это то, как он пробежал по комнате, рванулся вниз по боковой лестнице, а поводок тащился за ним.

— Вы выбежали следом?

— Да, сэр.

— И где же он был?

Свидетель усмехнулся.

— Он скрылся из виду.

Эти слова полицейского вызвали смех в зале.

— Вам известно, куда побежала собака?.

— Только со слов других, сэр, а сам я не видел.

— Во дворе пса не было видно?

— Нет, сэр.

— Вы наверняка знаете, что его не было на заднем дворе?

— Он, как видно, обежал вокруг дома и пытался проникнуть через калитку на улицу. Но я не — знаю точно, не могу поклясться, что дело было именно так, потому что, когда я обошел переднюю часть дома, горничная, которая выбежала через парадный ход, держала его на привязи, на поводке.

— Пыталась ли собака кусаться?

— Пес позволил горничной держать его за поводок.

— Это была та самая горничная, которая обнаружила труп хозяина?

— Да, сэр, та самая.

— А где теперь находится собака?

— О, ваша честь, — перебил Глостер. — Вы неправильно ведете перафестный допрос. Это совершенно побоч-ное обстоятельство, не связанное с исходом дела.

— Но, если свидетель знает, пусть ответит на этот вопрос, — разрешил судья. — Я не вижу, чтобы это было особенно важным, но я хочу предоставить защитнику более широкие возможности в проведении перекрестного допроса.

— Но, ваша честь, вопрос о том, где сейчас находится собака, уводит следствие далеко в сторону, — вежливо возразил Глостер. — Я считаю важным лишь то обстоятельство, что покойный запер собаку в этом чулане, чтобы посетитель, которого он ожидал, не был потревожен ею. Мы готовы доказать, что это обыкновенно происходило в подобных случаях. Как только кто-то должен был приехать в дом, то есть любой по-.

сторонний человек, собаку либо запирали, либо держали на привязи. Но вопрос, где собака находится теперь, — это, конечно, выходит далеко за пределы слушания данного дела.

Мейсон с вежливой улыбкой согласился.

— Ну хорошо, если это так несущественно, почему бы не позволить мне узнать, где все-таки находится собака?

— Потому что нет надобности загромождать протокол множеством посторонних, не относящихся к делу деталей.

— Согласен, но пусть для моего личного сведения мне скажут, где теперь находится собака.

Глостер в нетерпении покачал головой.

Судья Кэри начинал проявлять признаки живейшего интереса:

— Я считаю, что защита имеет право знать это, — высказал он свое мнение, которое считалось непреложным.

— Ваша честь, — теряя терпение, сказал Глостер, — я хочу иметь все улики для справедливого решения дела, в свою очередь, решение должно ограничиться ответом на вопрос: кто убил Джорджа С. Олдера. Если мы начнем вводить в дело собак и спрашивать, где теперь собака, что собака ест, как собака себя чувствует и скорбит ли по своему покойному хозяину, и…

— Но защитник не спрашивал про собачью диету! Он интересовался, где теперь находится эта собака, — уточнил судья Кэри, — и я считаю, что он имеет право это знать. Отвечайте на вопрос, свидетель.

— Я не знаю, — сказал полицейский. — Я полагаю, что ее отдали в какой-то собачий приют. Это последнее, что я слышал.

— Вы знаете фамилию хозяина этого приюта, мистер Глостер? — довольно грозным тоном осведомился судья Кэри.

— Нет, ваша честь, этим вопросом занимался шериф.

— Ладно, узнайте у него и доложите мне, — распорядился судья Кэри. — Считаю, что мы имеем право знать, где находится собака. Есть еще вопросы, мистер Мейсон?

— Да, относительно чулана, где содержалась собака, — сказал Мейсон. — Вы говорили, что помещение было оборудовано специально для животного?

— Нет, сэр, я не говорил этого. По-моему, это был обыкновенный чулан с вентилятором. Ведь собаку держали в нем не постоянно, там была ее постель, миска с водой, а внутренняя сторона двери оказалась вся исцарапана, когда пес пытался вырваться оттуда в день совершения преступления. Он даже повредил себе коготь.

— Вы обратили внимание, что у пса оторван коготь? — спросил Мейсон.

— Я не видел оторванного когтя, но можно было понять, что он сорван, потому что на внутренней стороне двери были ясно видны три кровавые полоски, где его лапа скребла по дереву, а на полу чулана осталась пара кровавых пятен, несколько смазанных. Если спросите меня, я скажу, что преступно было оставлять собаку запертой в помещении, обшитом деревянной панелью, как там. Внутреннюю сторону двери следовало обшить мягким куском дерева, тогда собака не сорвала бы коготь о панель.

— А прежде он когда-нибудь скребся в дверь? — неожиданно задал вопрос Мейсон.

— Ну, надо отдать справедливость хозяину, царапины были совсем свежие. Полагаю, что… Виноват, я забыл, что не могу высказывать свое мнение.

— Продолжайте, продолжайте, ничего, — одобряюще кивнул ему Мейсон. — Я не возражаю. Как видно по всему, ваше мнение более обоснованно, чем заключение экспертов.

Свидетель ухмыльнулся.

— Так вот, царапины на двери были совсем свежими. Я обратил на это внимание других, когда мы открыли дверь и собака выбежала из чулана. Очевидно, пес был дисциплинированный и приученный оставаться спокойно в чулане. Но когда он услышал выстрел, а до этого, полагаю, и ссору, то он… словом, ему так хотелось вырваться оттуда, что он сорвал коготь о грубую обшивку. Я любитель собак, и меня всегда возмущает, когда я вижу животное, страдающее из-за небрежности человека.