— Поговори-ка лучше с самим директором, — добавил Мейсон. — Скажи ему, что я буду весьма признателен за быстрое выполнение моей просьбы.

— Я ему скажу, что вы просите о личном одолжении, — сказала она.

— И никаких авансов! — предупредил МейсОн.

— Не будет авансов, зато будут шансы, — отозвалась Делла Стрит и набрала нужный номер телефона.

Глава 4

Джексон прокашлялся, водрузил свой портфель на стол и начал методично вынимать оттуда одну бумагу за другой.

— Определили ли вы сумму залога? — спросил Мейсон.

— Может быть, если вы позволите, я расскажу обо всем по порядку? — сказал Джексон. — Доложу вам, как все было. Я…

— Так определена сумма залога?

— Нет еще. Судья Ланкершим еще хочет хорошенько обдумать это дело.

— Обдумать что — сумму залога? — недоверчиво взглянул Мейсон.

— Ну, судья дал понять, что, если его станут торопить с решением, он назначит сумму залога в двадцать пять тысяч долларов. Он хочет еще посовещаться с окружным прокурором и дает понять, что в случае если найдет это дело достаточно надежным, то значительно снизит сумму залога. Он сказал, что займется этим сегодня в четыре часа, после того как покончит с намеченными делами:

Мейсон посмотрел на часы.

— Я побывал в тюрьме Лас-Элайзас и побеседовал с этой молодой женщиной, — доложил Джексон. — Она знает вас только по отзывам других, но никогда прежде вас не видела. И хочет пригласить самого лучшего адвоката, но, как это часто бывает, ее финансовые возможности весьма ограничены.

Однако ввиду того, что вы твердо решили взяться за это дело, я не стал обсуждать с ней вопрос гонорара, а просто попытался побольше узнать о ее материальном положении.

По-видимому, какие-то деньги у нее есть. Она квалифицированная машинистка-стенографистка, секретарь с довольно высоким окладом. У нее сейчас есть восемь или девять тысяч, которые достались ей после смерти матери, застраховавшей свою жизнь в ее пользу. Она страстная яхтсменка, у нее есть небольшая яхта, за которую много не выручишь. Она много плавала, знакома с известными яхтсменами и, по-видимому, популярна в их среде. Ее собственная яхта — это небольшое суденышко, купленное в…

— Это все не важно, — перебил Мейсон. — Ближе к делу, Джексон!

— Она настаивает на том, что не крала никаких драгоценностей, но не может объяснить присутствие своего купального полотенца, шапочки и непромокаемого мешка на месте преступления. Прочного алиби, как видно, у нее нет:-во время преступления, по ее словам, находилась на борту своей яхты.

Она рассказывает очень странную историю относительно того, как в ее отсутствие кто-то забрался на ее яхту и украл какие-то принадлежавшие ей вещи. Она намекает, не говоря прямо, что об этом может знать мистер Олдер… Дальше она говорила, что должна связаться с каким-то таинственным человеком, чье имя она не может или не хочет называть, и надеется с его помощью доказать некое, весьма серьезное обвинение против Олдера, но я не мог добиться; что это за обвинение. Странно одно: по ее словам, этот таинственный человек — адвокат. Она уверена, что он ее непременно выручит, но не знает или не хочет называть его имя.

Про вас она очень наслышана и настаивает, чтобы вы взялись вести ее дело, так как, по ее представлениям, вы лучший адвокат. С Джорджем С. Олдером она знакома лично, и мне кажется, что она его почему-то очень боится.

Должен откровенно признаться, что у меня сложилось не очень благоприятное впечатление об этой молодой женщине. Мне она кажется виновной. Однако, следуя вашим инструкциям, я ей сказал, что вы согласны ее защищать, и она хочет лично поговорить с вами. Боюсь, что я произвел на нее не очень благоприятное впечатление и что отсутствие доверия было обоюдным. Ее рассказ далек от правдивости и искренности — так мне показалось.

— Она должна быть сегодня'в четыре часа в суде?

— Судья Ланкершим ничего об этом не сказал. Он просил явиться представителя вашего офиса и офиса окружного прокурора, чтобы всем вместе обсудить это дело.

— Кто является представителем окружного прокурора в этом деле?

— Винсент Колтон.

Мейсон посмотрел на Деллу Стрит.

— Джексон, а как она вам показалась в смысле внешности?

Джексон с минуту пребывал в нерешительности, моргая и что-то соображая, потом сказал:

— Пожалуй, красивая, мистер Мейсон, — сказал он таким тоном, словно это только сейчас пришло ему в голову.

— Как вы думаете, на суд присяжных она произведет благоприятное впечатление?

Джексон опять заморгал, медленно обдумывая ответ.

— Пожалуй, да.

— И Винсент Колтон просит об отсрочке разбора дела?

— Он дал понять, что сегодня, к концу дня, ему будет ясна позиция окружного прокурора по этому вопросу.

— Но вы не думаете, что этой молодой женщине кто-то указал дорогу в наш офис?..

— Она много про вас слышала, и… во всяком случае, она очень на это напирала — на свое желание иметь лучшего адвоката. Ее представление о размере гонорара, который она должна заплатить вам, разумеется, не соответствует объему работы, которую вам предстоит проделать. Но этого обстоятельства я с ней не обсуждал.

Мейсон взглянул на часы.

— О’кей, я побежал. Позже увидимся. Делла, не уходи домой, не дождавшись от меня звонка.

Она кивнула.'

— Спасибо, Джексон, — поблагодарил Мейсон.

— В таких делах, — сухо и официально проговорил тот, — у меня временами появляется чувство собственной неполноценности. Особенно бывает затруднительно, когда ты сам, хорошо знакомый со всеми тонкостями закона, сталкиваешься с обывателем, занимающим по отношению к тебе определенную позицию… ну, скажем… недоверия.

— Да, безусловно, так случается, — согласился Мейсон. — Но теперь я сам займусь этим делом, Джексон. Так что не обращайте внимания на эти мелочи.

Вздох облегчения, вырвавшийся у Джексона, не оставлял никаких сомнений: почему-то ему не хотелось заниматься всем этим. Однако, вздохнув, он сказал:

— Если хорошенько подумать над вашими словами, мистер Мейсон, то эту молодую женщину действительно можно назвать привлекательной. Вроде как блондинка, с очень хорошим цветом лица и…

— Хорошей фигурой? — не без ехидства добавила Делла.

— О Господи, об этом я ничего не знаю, — недоумевал Джексон. — Я с трудом припоминаю даже цвет ее глаз и волос, но общее впечатление, какое она могла бы произвести в суде, я бы сказал, будет определенно благоприятным.

— Ну хорошо, хорошо, я же сказал, что беру это дело, — подтвердил еще раз Мейсон. — А вы, Джексон, могли бы начать работать тут вот в каком направлении: насколько я знаю законы о земельной собственности, всякое увеличение владения, обязанное своим возникновением стихие, принадлежит владельцу этого участка.

— Да, сэр. Имеются десятки постановлений на этот счет…

— Но когда нанос земли является следствием деятельности правительственной организации, например сооружения волнореза или рытья канала, возникший участок является уже собственностью правительства. И в таком случае может быть заселен иными гражданами.

Джексон наморщил лоб.

— Ну, позвольте… Тут есть некое тонкое различие. Боюсь, мистер Мейсон, что… нет, ей-богу! Погодите… Вы правы! Аналогичный случай — дело по иску города Лос-Анджелеса к некоему Андерсону, в двести шестом округе Калифорнии. Насколько я помню, это дело касалось земельного участка, образовавшегося вследствие сооружения волнореза по распоряжению правительства. Я не уверен, что решение по этому делу может быть применено и к такому роду правительственной деятельности, как прокладка канала. Однако принцип, казалось бы, тот же самый.

— Просмотрите это дело, — сказал Мейсон. — Мне нужно иметь твердую почву под ногами. Постарайтесь сделать ее как можно тверже.

— Хорошо, сэр, должен ли я понимать это так, что вы сами займетесь вопросом о залоге? Было бы крайне досадно, если бы…

— Да займусь же, займусь! — почти рассердился Мейсон. — Вы же сосредоточьтесь на проблеме земельных наносов, вызванных деятельностью правительства.

Мейсон схватил шляпу и поспешил отправиться в офис шерифа: там он получил пропуск и позвонил надзирательнице.

— Мне нужно видеть Дороти Феннер, — сказал он. — Говорит Перри Мейсон.

— О, сегодня утром здесь был мистер Джексон из вашего офиса. Он с ней разговаривал.

— Разговаривал, вот как? — спросил Мейсон, будто слышал об этом впервые. — Ну а теперь я сам хочу с ней побеседовать.

— О'кей! Я приведу ее в комнату для посетителей. Но, сэр, она… она плачет.

— Отлично, — одобрил адвокат. — Я постараюсь ее немного развеселить.

— По-моему, она чрезвычайно подавлена.

— О’кей, — заключил Мейсон. — Буду вас ждать в комнате для посетителей.

Адвокат поднялся на лифте, предъявил пропуск и подождал, пока надзирательница привела в комнату Дороти Феннер, заплаканную, с распухшими глазами. Здесь стоял длинный стол, разделенный вдоль тяжелым экраном, превратившим помещение в две отдельные, длинные комнаты.

— Подойдите сюда, милочка, — пригласила надзирательница. — Мистер Мейсон хочет поговорить с вами.

Дороти Феннер, словно в тумане, подошла к экрану, потом вдруг вздрогнула и пристально посмотрела на адвоката.

— Да ведь вы…

— Перри Мейсон, — перебил ее адвокат. — Очень рад с вами познакомиться, мисс Феннер.

— О! — только и вымолвила она и села, словно у нее подкосились ноги. — Я хочу сказать, что вы…

— Перри Мейсон, — многозначительно перебил ее Мейсон.