– И этот неизвестный – доктор Боуджен? – сухо поинтересовался Блаунт. – Или вы примеряете на эту роль Хэйуорда Рестэрика? В вашем нынешнем состоянии вы и на такое способны. Лэнг, попросите прийти сюда мисс Эйнсли.

Некоторое время спустя сержант ввел в гостиную Джунис Эйнсли. Ежась от холода в оконной нише, Найджел решил внимательнее к ней присмотреться, пока Блаунт еще раз анализировал ее предыдущие показания.

На вид Джунис было около тридцати. В ее поведении ощущалась нервозность, глаза были чуть выпуклыми. Про таких женщин можно сказать: хорошо сохранившаяся снаружи, прогнившая изнутри. Они, как правило, живут в меблированных комнатах или отелях вместе с матерями. Беспокойные, неудовлетворенные, такие женщины любят флиртовать с мужчинами – предпринимателями, инженерами или чиновниками из колоний – значительно старше себя. От мисс Эйнсли даже пахло чем-то старомодным: не духами, а тальком. Она была заядлой курильщицей, но, насколько мог определить Найджел, о наркотиках тут речи не шло. Голос у нее был грубый и хрипловатый. Она была в хорошо скроенном клетчатом твидовом костюме. Пышные густые волосы Джунис туго стянула в пучок, который совершенно ее не красил.

– Вы были близкой подругой покойной? – спрашивал тем временем Блаунт.

– Да, наверно, так. Мы вместе снимали квартиру… Это было четыре года назад. Но все это я уже говорила вам раньше.

– И она никогда не намекала, что боится… что с ней может случиться нечто подобное?

– Нет! Но, конечно, такой человек, как Бетти, вечно идет на риск.

– Идет на риск? – переспросил Блаунт. Его голос стал вкрадчивым, слова струились как шелк.

– Ну, нельзя же ожидать, что, если, как она, играешь с мужчинами, это всякий раз будет сходить тебе с рук.

– Вы хотите сказать, она вызывала ревность.

– Я видела, как двое мужчин дрались из-за нее, как дикие звери, – сказала мисс Эйнсли, поежившись и скрестив худые ноги.

– Кто-то связанный с нынешним делом?

– Нет.

Найджелу подумалось, что произнесла она это весьма неохотно.

– Нет, конечно, и тут подобное могло бы случиться. Мистер Дайкс и доктор Боуджен плясали под ее дудку. Бедная Бетти… ужасно говорить про нее такие вещи. Она ведь ничего не могла с собой поделать. То есть, она была такой, какой ее сотворили, верно?

Блаунт отказался как-либо это прокомментировать.

– Но насколько я понимаю, она была помолвлена с мистером Дайксом?

– Ах это? Да, наверно. Но она бы за него не вышла. Я сама недавно слышала, как Бетти говорила, что больше так продолжаться не может. Они даже из-за этого поссорились.

Под нажимом Блаунта мисс Эйнсли несколько смягчила последнее заявление. Нет, это была не ссора, но, судя по голосам, оба вышли из себя.

– Вам не нравится мистер Дайкс? – вмешался Найджел.

– На мой взгляд, он невыносимый субъект. А еще он пацифист.

– Возмутительно! – с самым серьезным видом откликнулся Найджел.

– У вас есть причины полагать, что мисс Рестэрик перенесла свои чувства на доктора Боуджена? – спросил Блаунт.

– Он обаятельный мужчина с интересной внешностью. А бедная Бетти любила заводить новые связи.

– Едва ли это можно считать доказательством.

– И они много времени проводили вместе. Считается, что доктор Боуджен оказывал ей лишь профессиональные услуги, и, конечно, он заботился о своей репутации… Хотя я не понимаю, что в нем такого замечательного… И вообще я знала девушку, которая к нему ходила, и говорили, что та вылечилась. Но несколько месяцев спустя она употребляла всякие гадости больше, чем когда-либо. На Харли-стрит сбывают все, что угодно.

Однако Блаунт твердо вернул ее на землю.

– Но у вас нет собственно доказательств неуместной связи между доктором Боудженом и покойной? – холодным тоном спросил он.

Джунис Эйнсли закурила снова. Ее выкрашенные светлым лаком ногти на фоне сигареты казались когтями.

– Это зависит от того, что вы называете доказательством. – Она выпустила облачко дыма. – Я случайно услышала, как пару недель назад он сказал ей: «Без толку противиться, Бетти, теперь ты моя душой и телом, навсегда».

Это заявление произвело сенсацию, на которую Джунис, очевидно, и рассчитывала. Блаунт относился к заявлениям невротичек с профессиональным скептицизмом. Но невзирая на все его попытки ее поколебать, мисс Эйнсли непреклонно настаивала, что это правда.

– Еще кто-нибудь это слышал? Вы этот случай кому-нибудь пересказывали?

– Никто больше не слышал. Но я рассказала мистеру Дайксу… конечно, он мне не нравится, но нельзя было ему не рассказать, как обстоят дела, вы не находите?

– Как он отреагировал?

– Ну… он мне не поверил, – Джунис с раздражением потушила окурок в пепельнице. – Уилл и слова против нее слышать не желал, глупый человечишка. Он повел себя крайне оскорбительно.

– И это случилось через несколько дней после того, как вы услышали, как она говорит Дайксу, что больше так продолжаться не может?

– Да.

Постучав по зубам пенсне в золотой оправе, Блаунт взглянул на Найджела и удивленно поднял бровь. Встав с банкетки в нише, Найджел подошел к Джунис Эйнсли.

– Как по-вашему, кто-нибудь в доме знал, что Элизабет принимает наркотики, или о том, какие отношения между ней и Боудженом?

– Не могу сказать. Конечно, им надо было просто глаза разуть.

– Или уши, – с тихим ехидством вставил Найджел.

В голос мисс Эйнсли закрались скулящие нотки.

– Но я же не виновата, что слышу всякое. Бетти была такой неосмотрительной… Я часто ее предупреждала, но она никогда меня не слушала.

– А вы пеклись лишь о ее интересах. Вот почему вы хотите прикончить Уилла Дайкса? Или это самая обычная ревность?

Блаунт осуждающе кашлянул. Джунис Эйнсли покраснела до корней волос.

– Неужели вы думаете, что кто-то действительно может ревновать Уилла? Это просто фантастично, – выдавила она. – Зачем на меня набрасываться? Думаю, у меня было право постараться остановить лучшую подругу от катастрофического брака.

– Ладно, оставим это. Элизабет когда-нибудь рассказывала про свои школьные годы?

– Что за странный вопрос! Нет, не особо. Насколько я поняла, ее исключили из какой-то частной школы в Штатах, но я не знаю, за что.

Глаза мисс Эйнсли даже округлились от предвкушения, что удастся узнать побольше.

– Она никогда не упоминала подробностей?

– Кажется, нет. Хотя, было кое-что… Однажды она при мне обронила кое-что странное… Бетти в тот момент была пьяна, и я решила, что она заговаривается… Бетти сказала: «Я была бы сегодня порядочной девушкой, Джунис, не будь этой злосчастной Марии-Хуаны»! Она, конечно, тогда всем испанским увлекалась, но при чем тут какая-то дурацкая принцесса, я вас спрашиваю! А может, она себе такое прозвище придумала. Наверно, некоторым мужчинам такое нравится. Уж Бетти-то знала, что любят джентльмены, бедняжка.

– В каких отношениях мистер Рестэрик был с сестрой?

– Она ему нравилась… ну, как динамитная шашка. То есть, он никогда не знал, когда она может взорваться и закатить в родовом доме скандал с воплями. Хэйуорд, конечно, по-своему очень добр, но он сущее ископаемое. Наизнанку вывернется, лишь бы не допустить пятна на семейном гербе. Но, понимаете, с Бетти он мало что мог поделать, поскольку у нее своих две тысячи в год. Что, кстати, очень даже поможет набить семейные сундуки. А Рестэрикам это было бы ох как кстати.

– Разве Хэйуорд не богат?

– Боже ты мой! – с наигранной застенчивостью воскликнула мисс Эйнсли. – Что я наделала! Забудьте. Хэйоурд слишком респектабельный… Нет, честно, я не из цинизма говорю… он о таком даже думать не станет. Но, разумеется, деньги не помешают. В наше время требуется уйма средств, чтобы содержать дом так, как привык Хэйуорд, а Шарлотта много потеряла из-за войны.

Задав еще несколько вопросов, мисс Эйнсли отпустили.

– Черт бы побрал этих женщин, – выругался Найджел, закуривая, чтобы отбить запах талька.

Блаунт пригладил воображаемые волосы на своей лысине.

– Вот уж точно не самая очаровательная представительница слабого пола. Но полезная. Она помогла упрочить одну вашу версию. Не стоит смотреть в зубы дареному коню.

– Одну мою версию?

– Да, сэр. «Мария-Хуана» – это американское выражение, и оно означает «сигарета с марихуаной».

– Боже ты мой, Блаунт, от ваших познаний дух захватывает. Это действительно так?

– Да. Но ничего не поделаешь, для мистера Дайкса все оборачивается скверно. Теперь мы знаем, что у него имелся мотив убить мисс Рестэрик. У него было больше шансов попасть в ее комнату среди ночи, чем у кого-либо еще…

– Кроме доктора Боуджена.

– …и там была найдена тесемка с его халата.

– Нет, я все еще думаю, что это неверно. С эмоциональной стороны нелогично. Вы же сами сказали: наличие тесемки доказывает, что убийство было предумышленным. Нетрудно вообразить, как Уилл Дайкс душит возлюбленную в приступе ярости, но никак не могу себе представить, что он все распланировал заранее.

– Тогда останемся каждый при своем. Вам придется подыскать мне что-то убедительнее выводов, основанных на характере человека, которого вы видели всего два или три раза в жизни.

– А вам придется найти другое основание, покрепче тесемки из кисточки на поясе от халата. Если Дайкс действительно убил в порыве страсти, то не отрезал бы кусок веревки и не принес бы его с собой. А планируя убийство, разве он рискнул бы пойти из одного крыла дома в другое до полуночи, когда по коридорам еще кто-то ходит и не все спят в своих комнатах?

– Вы забываете про результаты вскрытия, которые показали, что смерть наступила между десятью часами вечера и двумя ночи. Не стоит придавать большого значения показаниям особого констебля, который видел, как свет гасили в десять минут первого. Элизабет сама могла его погасить, а ее любовник – войти в комнату позднее. И вообще констебль мог посчитать, что после половины первого в доме все будет тихо. Но признаю, никто никаких шагов той ночью не слышал, и меня это тоже сбивает с толку.