— Говорил ли он вам, что пуля застряла в голове?

— Наоборот, он сказал, что, по его мнению, пуля прошла сквозь голову и находится где-то в гараже.

— Продолжайте.

— Обвиняемый попросил меня заняться этим делом. Я сказал, что практически он уже все сделал, так что мне не о чем заботиться, и что, я считаю, самым правильным будет признаться полиции в наезде или даже рассказать все, как было, объяснив, что подобные действия вызваны необходимостью самозащиты, так как неизвестный первым напал на него.

— Что же было предпринято вами?

— Я посоветовал ему оставаться на месте, а сам отправился искать тело. Он мне точно описал, где оно находится.

— Что же случилось дальше?

— Я опоздал. К тому времени, когда я туда приехал, там уже стояла полицейская машина, ну а в такой обстановке я побоялся брать на себя ответственность ставить полицию в известность. Я решил, что спешить опасно, надо все как следует взвесить и обдумать.

— Вы хотите сказать — обсудить случившееся с вашими хозяевами? — резко спросил Фарис.

— Повторяю, мне нужно было время, чтобы все хорошенько обдумать.

— Вы понимали, что обязаны сообщить о случившемся властям?

— Да, сэр.

— Но вы этого не сделали?

— Нет, сэр.

— Почему?

— Потому что в мои обязанности входит устранять всяческие неприятности. За это я получаю деньги. Я вовсе не хотел замалчивать данное дело, но я не мог подводить под удар Теда Бельфора. Я решил отыскать одного своего старого приятеля в полиции и с его помощью оформить неофициальное донесение. Я прекрасно понимал, что, если обращусь к тем полицейским офицерам, которые хлопотали возле трупа, шума и скандала вокруг имени Бельфо-ров не избежать. Обвиняемого немедленно арестовали бы и посадили в тюрьму, ну а это, согласитесь, совершенно не то, что от меня вправе требовать мои хозяева.

— Ну так что же в конечном итоге вы сделали?

— Я вернулся назад и помог Теду Бельфору раздеться и натянуть на себя пижаму. Он захотел выпить, я не стал его останавливать. Наоборот, я даже одобрил его намерение, надеясь, что после этого он заснет и обо всем позабудет.

— А потом?

— Я забрал у него все вещи убитого, вернулся домой и лег спать.

— Дальше?

— Я спал довольно долго, а когда проснулся, то узнал, что полиция уже допросила обвиняемого. Каким-то образом им удалось узнать, что его машина причастна к данному происшествию. И его должны судить за непредумышленный наезд в нетрезвом состоянии на прохожего.

— Что же вы предприняли?

— Ничего.

Фарис напоминал ведущего телепередачи, который закончил свое шоу в точно запланированное время, посмотрел на часы и сказал:

— Ваша честь, пора сделать дневной перерыв в заседании. Я закончил прямой допрос данного свидетеля. Мне бы хотелось иметь время обдумать и взвесить его показания, ну и проверить, не упустил ли я чего-нибудь.

— Одну минуточку, — остановил его судья, — у суда имеется один вопрос к мистеру Болсу еще до перерыва. Мистер Боле, вы показали, что забрали вещи убитого у обвиняемого?

— Да, сэр.

— Что вы с ними сделали?

— Некоторое время держал у себя.

— Где они сейчас?

— Насколько мне известно, у мистера Мейсона.

— Что?! — воскликнул судья Кедвелл, выпрямляясь на стуле.

— Да, ваша честь.

— Вы отдали все бумаги Перри Мейсону?

— И бумаги, и все остальное.

— Обращался ли мистер Мейсон в прокуратуру по поводу данных вещей? — спросил судья Роджера Фариса.

— Нет, ваша честь.

Судья снова повернулся к Болсу:

— Когда вы отдали бумаги мистеру Мейсону?

— Точную дату я не помню, но явно после того, как мистер Мейсон взялся за защиту Теда Бельфора. Во время первого слушания дела обвиняемого представлял Мортимер Дин Хауленд.

— Вы ничего не рассказывали мистеру Хауленду про эти вещи?

— Нет, сэр.

— Рассказывали ли вы про них кому-нибудь, кроме мистера Мейсона?

— Никому, сэр.

— Мистер Мейсон! — заревел судья.

— Да, ваша честь.

— Суд…

В зале воцарилась мертвая тишина.

Судья Кедвелл сразу сбавил тон:

— Суд назначает дневной перерыв. Сразу после того, как присяжные будут отпущены, я хотел бы, чтобы адвокаты обеих сторон подошли ко мне. Суд напоминает членам жюри, что они должны воздерживаться от всяких разговоров между собой по поводу данного дела и от высказывания своего мнения вплоть до того момента, когда они будут собраны для окончательного решения. Присяжные обязаны не только сами не заниматься пустыми разговорами на эту тему, но и пресекать их в своем присутствии. Суд объявляет перерыв до двух часов. Мистер Мейсон и мистер Фарис, прошу вас подойти ко мне.

Адвокаты подошли к высокому столу судьи. Фарис пытался сохранить на своей физиономии маску служебной озабоченности, как это положено в тех случаях, когда его коллега — адвокат — подвергается словесной нахлобучке.

Судья Кедвелл едва дождался, когда присяжные выйдут из зала заседаний, и сразу обратился к Перри Мейсону:

— Мистер Мейсон, это правда?

— Сильно сомневаюсь, ваша честь. Даже уверен, что нет.

— Что?

— Убежден, что это ложь.

— Я имею в виду бумаги.

— Кое-что мне было передано.

— Мистером Болсом?

— Да, ваша честь.

— Он вам сказал, что отобрал эти вещи и бумаги у обвиняемого или что обвиняемый сам передал их ему?

— Нет, сэр, ничего не сказал.

— Что это за бумаги?

— Они у меня с собой, ваша честь.

Мейсон достал из внутреннего кармана запечатанный конверт и протянул его судье.

— Мистер Мейсон, — сказал тот, — это крайне серьезное дело.

— Безусловно, ваша честь.

— Эти бумаги — вещественные доказательства, представляющие исключительную важность для всего хода разбираемого дела.

— Доказательства чего? — спросил Мейсон.

— Прежде всего они подтверждают версию Болса! — рявкнул судья.

Мейсон усмехнулся:

— Ваши слова напомнили мне рассказ про одного охотника, который хвастался тем, что подстрелил оленя в трехстах ярдах от себя, упавшего как раз под высоким дубом. А в подтверждение своих слов он указал на дуб, который все еще стоит на прежнем месте и, по его мнению, доказывает его историю.

— Вы не поверили рассказу мистера Болса?

— Весьма сильно в нем сомневаюсь.

— Однако вы не можете сомневаться в том, что эти вещественные доказательства являются важными уликами, которые должны находиться в руках властей.

— Я повторяю свой вопрос: улики чего?

Судья стал перебирать документы.

— Вот, например, водительские права мистера Джексона Игана. Вы видите?

— Вижу, ваша честь.

— Не. станете же вы утверждать, что они не имеют никакого значения?

— Лично я не могу понять, почему вы придаете им такое огромное значение.

— Потому что этот документ послужит средством идентификации. Полиция, разумеется, опознала этот труп, но лишь косвенным путем. Так что смерть Джексона Игана по сей день должным образом не оформлена.

Мейсон рассердился:

— Джексон Иган умер за два года до того, как возникло данное дело.

— Откуда вы это взяли? Какая ерунда! Тут же имеется контракт на аренду машины, подписанный собственноручно покойным. А вы упрямитесь и заявляете, что такие документы не имеют значения!

— Я настаиваю на этом.

— И не соглашаетесь даже, что это вещественные доказательства?

— Каждая вещь в том или ином смысле является каким-то вещественным доказательством…

— Как представитель закона, как адвокат вы обязаны предоставлять в распоряжение властей любые вещественные доказательства, которые так или иначе попали к вам в руки. Намеренное сокрытие подобных свидетельств является грубым нарушением ваших обязанностей адвоката.

Мейсон внимательно посмотрел в глаза судье:

— Поспешные выводы к хорошему не приводят, ваша честь! Я приму ваше обвинение, когда оно будет предъявлено мне в соответствующей форме и в соответствующее время.

Лицо судья побагровело.

— Уж не хотите ли вы заявить, что я не имею права поднимать данный вопрос?

— Еще раз повторяю, ваша честь, что я приму-любое обвинение в свой адрес в соответствующем месте и в подходящее время. Сейчас же не время и не место заниматься такими вопросами!

— Не знаю, является ли это оскорблением суда или нет, но это несомненное' нарушение ваших профессиональных обязанностей! И я этого так не оставлю.

— Таково личное мнение вашей чести, и я не намерен его оспаривать. Если вы желаете задержать меня за оскорбление суда, тогда я напишу апелляцию по «Ха-беас Корпус Акту» и докажу необоснованность ваших претензий. Ну, а если вы находите мое поведение непрофессиональным, я выслушаю это обвинение перед адвокатской коллегией и попробую доказать, что мои действия были совершенно правильны и обоснованны.

Со своей стороны я считаю необходимым напомнить суду, что мой подзащитный нуждается в совершенно беспристрастном и справедливом отношении присяжных. Любое обвинение в адрес защитника неизбежно отразится на отношении к обвиняемому. Прямой долг суда — воздерживаться от проявления неодобрения любых действий защиты.

Судья Кедвелл шумно вздохнул:

— Мистер Мейсон, я сделаю все, что в моих силах, чтобы не умалить права обвиняемого по милости защитника, но в то же время я повторяю, что вы не проявляете должного уважения суду. Вы совершили явное правонарушение, утаив важные вещественные доказательства. Вот Беннер Боле, дабы искупить свой проступок, добровольно явился в прокуратуру с чистосердечным признанием и тем самым сильно облегчил расследование. А вот вы этого не сделали!