— Да, сэр.

— Куда вы сразу пошли?

— Прежде всего я, естественно, заглянул в гараж проверить, на месте ли машина обвиняемого.

— Вы нашли ее в гараже?

— Да, сэр.

— В каком она была состоянии?

— Я включил фонарик и обошел вокруг машины, отыскивая следы аварии, потому что из слов обвиняемого и по тону его голоса я решил, что…

— Нам безразлично, что вы решили, — грубо прервал его Фарис. — Рассказывайте только о том, что вы сделали.

— Я осмотрел машину обвиняемого.

— Что вы обнаружили?

— Была разбита правая передняя фара, на правом крыле имелась вмятина, а на переднем бампере справа несколько пятен крови. То есть по виду и цвету пятен я решил, что это кровь.

— Что вы сделали потом?

— Выключил фонарик, закрыл ворота гаража, пошел к дому, отомкнул парадную дверь своим ключом и поднялся наверх.

— Куда вы направились?

— В комнату обвиняемого.

— Раньше вы бывали там?

— Неоднократно.

— Так что вы знали, где она находится?

— Да, сэр.

— Что вы сделали?

— Постучал в дверь и сказал: «Тед, впусти меня, это БеннЬр Боле».

— Вы получили ответ?

— Нет, сэр.

— Что вы сделали потом?

— Вошел в комнату.

— Что вы там увидели?

— Обвиняемый был сильно пьян, я бы даже сказал, находился в невменяемом состоянии. Лежал полностью одетый на постели и спал.

— В ботинках или без ботинок?

— В ботинках.

— Сколько тогда было времени?

— Примерно восемь часов утра. Я выехал со станции обслуживания примерно без десяти восемь, минут пять у меня ушло на осмотр гаража и автомашины. Считайте сами.

— Когда вы говорите «автомашины», какую вы имеете в виду?

— Ту самую, фотографии которой представлены в суде в качестве вещественного доказательства. Она имеет номерной знак GMB-665.

— Состоялся ли у вас в то время какой-либо разговор с обвиняемым?

— Да, сэр.

— Кто еще присутствовал при этом разговоре?

— Никто.

— Только вы вдвоем?

— Да, сэр.

— Что вы сделали?

— Я с большим трудом растолкал обвиняемого, чтобы услышать от него какое-то объяснение.

— Расскажите точно, какие меры вы приняли?

— Прежде всего полностью его раздел, обмакнул две губки в холодную воду и положил одну ему на живот, а вторую на шею. Посадил его в постели и принялся трясти. Затем приложил холодные компрессы к глазам и спине. Под конец он все же пришел в себя или проснулся. Не знаю, как правильно выразиться.

— Он вас узнал?

— Да, сэр.

— О чем же вы с ним тогда говорили? Постарайтесь припомнить как можно точнее.

— Я спросил его, чего он от меня хочет. Он ответил, что влип в черт знает какую мерзкую историю, но в конечном счете сообразил сам, как ему следует действовать.

— Что еще?

— Жаловался, что много играл в карты и проиграл все свои наличные деньги, стал играть в кредит, но не сумел отыграться. Постепенно сумма долга росла, и синдикат потребовал, чтобы он расплатился полностью.

— Он все это вам рассказал?

— Да, сэр.

— Как он говорил?

— Голос у него охрип, он еле ворочал языком, потому что окончательно не отрезвел, но постепенно я все из него вытянул.

— Продолжайте, что еще он вам сказал?

— Парни из синдиката пару раз звонили ему по телефону, требовали немедленно расплатиться, если он не хочет иметь крупные неприятности. А после этого он получил анонимку, неподписанное письмо, в котором его предупреждали, что в случае неуплаты долга к нему явится их «сборщик».

— Объяснил ли он вам, что, по его мнению, означала эта угроза прислать «сборщика»?

— Да, сэр. Для начала «сборщик» его смертельно изобьет. Эти люди обращаются совершенно бесчеловечно с теми, кто отказывается платить карточные долги, заподозрив нечестную игру, и если в первый раз ограничиваются только избиением, то во второй раз зачастую куда-то увозят и избивают до смерти или просто убивают.

— Продолжайте, — сказал Фарис, торжествующе поглядывая на присяжных, которые сидели на самых кончиках стульев, вытянув головы и боясь пропустить хотя бы одно слово Болса. — Что он еще сказал?

— Сказал, что пытался занять двадцать тысяч у знакомых. Идти к Эдиссону Бельфору он не решился, надеясь, что ему представится возможность поговорить с Гуфри Бельфором до его отъезда в Мексику. Но из-за шумных проводов ему не удалось остаться с дядюшкой наедине. Он объяснил мне, что родители оставили ему известную сумму по опеке, но, поскольку в данный момент опекун куда-то уехал отдыхать, Тед не мог воспользоваться этими деньгами. Ну, а обстоятельства его поджимали.

— Что еще он говорил?

— Что разговаривал по этому поводу с другом его отца, Флоренс Ингл.

— Это та женщина, которая устроила прощальный вечер?

— Да.

— Он не упомянул, когда он с ней говорил?

— В тот самый вечер. Он просил у нее взаймы двадцать тысяч долларов, но она или не могла, или не хотела их дать.

— Ну, а дальше?

— Он сказал, что выпил лишнего и к десяти часам почувствовал себя совершенно пьяным, в результате его повезла домой в его машине одна молодая женщина. Автомобиль она поставила в гараж.

— Он назвал вам имя этой женщины?

— Нет. Сказал, что не узнал ее. Но я думаю, что это неправда. Однако я не…

— Какое нам дело, что вы подумали? — заорал Фарис. — Вам известны правила судебного разбирательства, мистер Боле? Прошу вас воздержаться от собственных выводов и умозаключений. Рассказывайте нам только о том, что вам говорил обвиняемый и что вы говорили ему.

— Хорошо, сэр.

— Что вы слышали от обвиняемого о том, каким образом он вернулся домой?

— Сказал, что его привезла молодая женщина, она сняла с него ботинки, он растянулся на кровати, но его здорово мутило, так что он отправился в ванную, где его вырвало. После этого он почувствовал заметное облегчение. Тут он вспомнил, что его опекун иногда возвращается домой поздно. И тогда непременно ночует в каком-нибудь мотеле на окраине города, потому что человек он пожилой, со зрением у него неважно, и он не отваживается ездить в потемках. Обвиняемый сказал, что решил на всякий случай поехать проверить, не вернулся ли его опекун.

— Что было дальше?

— Обвиняемый надел ботинки, вышел из дома и отправился в гараж. Помня об угрозах карточного синдиката, он сунул себе в карман пистолет 22-го калибра.

— Дальше?

— Он сказал, что когда подходил к гаражу, то ему показалось, что в темноте мелькнула неясная фигура, но поскольку в тот вечер он много выпил, то приписал это своему больному воображению. Он открыл ворота гаража и собирался вывести машину, но в этот момент кто-то подкрался к нему сзади', опустил руку на плечо и сказал: «Привет, дорогуша, давай знакомиться… Я «сборщик».

— Что было дальше?

— Обвиняемый сказал, что на какое-то мгновение был буквально парализован страхом, но тут неизвестный нанес ему сильный удар в грудь, который отбросил его к задней стенке гаража. А человек при этом еще издевательски заявил: «Это лишь начало… А теперь садись-ка в машину. Мы с тобой недалеко прогуляемся. Мне охота научить тебя вовремя расплачиваться с кредиторами».

— Что еще?

— По словам обвиняемого, после этого он перестал раздумывать. Поняв, что его жизни грозит опасность, он выхватил револьвер из кармана и выстрелил от бедра, не осмеливаясь поднять руку. В армии он был первоклассным стрелком. И этот выстрел оказался удачным: обвиняемый угодил своему противнику прямо в голову. Тот упал навзничь на машину: не умер, но потерял сознание.

Обвиняемый мне сказал, что сразу же понял, что ему нельзя терять ни единой минуты, надо срочно что-то предпринять. Он затащил раненого в машину на переднее сиденье, захлопнул дверь, сам сел за руль, обойдя машину с другой стороны, и поехал куда глаза глядят, пытаясь поскорее оказаться подальше от дома. Он не был уверен, что никто не слышал выстрела. Так он доехал до Стейт-Хайвей, повернул влево и остановился возле станции обслуживания на Сикамор-роуд. Там находилась будка телефона-автомата. Из нее он позвонил мне и попросил незамедлительно приехать. Он надеялся, что я сумею дать ему толковый совет в оказании медицинской помощи раненому.

Далее он мне рассказал, что вернулся к машине и установил, что раненый больше не дышит. Обвиняемый пощупал пульс — он пропал. Очевидно, смерть наступила за то время, пока обвиняемый разговаривал со мной'по телефону.

Он сказал мне, что это в корне изменило положение вещей. Он попытался дозвониться до меня еще раз, но мой помощник ответил, что я куда-то уехал.

— Он вам рассказывал, что предпринял после этого?

— Да, сэр.

— Что же?

— Он сказал, что тем самым проблема упростилась, ибо это был уже покойник, не требующий врачебной помощи. Шок окончательно отрезвил его. Обвиняемый обыскал карманы убитого и изъял все, что могло бы помочь опознанию. Забрал бумажник, всякие бумаги, даже носовой платок, чтобы нельзя было воспользоваться меткой из прачечной, связку ключей, перочинный ножик, одним словом, все личные вещи.

— А потом?

— Он сказал, что доехал до Сикамор-роуд, вылез из машины и пристроил труп на передний бампер, потом разогнал автомобиль и сразу же резко затормозил. Тело свалилось и откатилось по асфальту на порядочное расстояние вперед. После этого обвиняемый специально проехал колесами по голове, чтобы вполне быть уверенным, что этот человек не только изуродован до неузнаваемости, но что никто не сумеет обнаружить пулевое ранение черепа.