— Но это совсем другое дело.

— В каком смысле?

— Ведь это было признание факта.

— Факта, говорящего не в пользу обвиняемого?

— Безусловно.

— Получается, вы вышли сюда, готовый припомнить любые факты и слова подзащитного, которые так или иначе дискредитируют дело, но позабыть все, что можно использовать в его пользу?

— Я вовсе не забыл, а не упомянул об этом, потому что мне не было задано конкретного вопроса, касающегося заявления обвиняемого.

— Когда вас вызвали расследовать дорожную катастрофу?

— Примерно в два часа ночи.

— Труп лежал на шоссе?

— Да, сэр.

— Сколько времени, по-вашему, он там находился?

— Я не могу ответить на этот вопрос.

— Известно ли вам, когда о нем было сообщено полиции?

— Да.

— Когда же?

— Приблизительно за пятнадцать минут до того, как мы туда прибыли.

— Это многолюдное шоссе?

— Дорога старого класса с довольно оживленным движением.

— Труп на такой дороге мог оставаться незамеченным максимум десять — пятнадцать минут, не так ли?

— Не знаю.

— Вы сказали, что это оживленная магистраль? — Да.

— А моего подзащитного везли домой около десяти часов?

— Он так говорит.

— И он был болен?

— Это тоже говорит он.

— И лег спать?

— Так утверждает обвиняемый.

Адвокат заколебался:

— И заснул?

— Этого он не говорил. Он заявил, что у него был полнейший провал в памяти вплоть до того момента, когда он пришел в себя примерно в половине пятого утра.

— Разве он говорил о «провале в памяти»?

— Он сказал, что не может ничего припомнить.

— Разве он не говорил, что следующее, что он помнит, это себя, лежащего в собственной постели?

— Он сказал, что следующее, что он помнит, это как он лежал в своей постели и было уже четыре тридцать утра.

— Но кое-что из сказанного подзащитным вы не запомнили? Того, что говорит в его пользу?

— Я уже объяснял, что помню все.

— И просто не удосужились нам сообщить?

— Хорошо, считайте так, если вам это нравится.

— Это все, — устало сказал Хауленд. — Ввиду вашей явной предвзятости я считаю излишним задавать вам дальнейшие вопросы.

Прокурор объявил:

— Дополнительных вопросов к свидетелю не имею. Вызовите Мертл Энн Хейли.

Рыжеволосая женщина, сидевшая рядом с Перри Мейсоном, поднялась на место свидетелей и принесла присягу.

Мейсон исподтишка снова посмотрел на молодую особу, занимавшую место рядом с ним. Она по-прежнему сидела с высоко вздернутым подбородком, так что ему был виден только ее профиль. На ее лице застыло ледяное выражение, которое имеется в арсенале у любой женщины для тех мужчин, непрошеное внимание которых ей кажется оскорбительным.

Глава 3

Поклявшись говорить чистую правду, свидетельница назвала свое имя, адрес и возраст судебному Клерку и уселась на высоком кресле с видом человека, сознающего, что его показания будут иметь решающее значение.

Заговорил прокурор:

— Мисс Хейли, перед вами карта дорог, которая была идентифицирована и представлена в качестве вещественного доказательства обвинения под индексом А.

— Да, сэр.

— Обращаю ваше внимание на участок шоссе, называемый Сикамор-роуд, от Честнат-стрит до Центрального шоссе. Ясно ли вам, где на карте находится участок?

— Да, сэр.

— Ездили ли вы когда-либо сами по этому участку дороги?

— Много раз.

— Где вы живете?

— По другую сторону шоссе Сикамор-роуд.

— Прошу указать нам это место на карте. Поставьте крестик и обведите его кружком.

Свидетельница повиновалась.

— Обращаю ваше внимание на вечер девятнадцатого и утро двадцатого сентября этого года. Была ли у вас в это время необходимость воспользоваться данной дорогой?

— Да, сэр. Ночью двадцатого сентября.

— В какое время?

— Между половиной первого и половиной второго.

— Ночи?

— Да, сэр.

— В каком направлении вы ехали?

— По Сикамор-роуд на запад. Я приближалась к Чест-нат-стрит с востока.

— Заметили ли вы тогда что-нибудь необычное?

— Да, сэр. Передо мной ехала машина, двигавшаяся самым странным образом.

— Прошу уточнить свое заявление. Как шла эта машина?

— Она ехала по шоссе зигзагами, петляла, поминутно пересекала среднюю полосу, а иногда вообще занимала левую сторону дороги. Несколько раз она чуть не свалилась под откос.

— Вы могли бы узнать эту машину?

— Да, я записала ее номер.

— Что было потом?

— Некоторое время я ехала позади этой машины, а на сорок пятом километре от Центрального шоссе пронеслась мимо нее.

— Вы говорите «пронеслась»?

— Да, мне пришлось сильно увеличить скорость, так как я опасалась, что водитель ненароком врежется в меня.

— Что вы сделали потом?

— Приехала домой и легла спать.

— Я имею в виду что вы сделали сразу же после того, как обогнали ту машину?

— Посмотрела в зеркальце обозрения.

— Что вы увидели?

— Увидела, как та машина сначала шарахнулась вправо, потом влево и снова вправо, и тут совершенно неожиданно что-то черное промелькнуло перед фарами, и на какое-то мгновение правая фара как бы погасла.

— Вы говорите «как бы погасла»?

— Да, потому что она снова загорелась.

— Это случилось на Сикамор-роуд?

— Да, сэр. Между Честнат-стрит и Центральным шоссе.

— Именно в тот момент, когда вы смотрели в зеркало заднего обозрения?

— Да, сэр.

— Известно ли вам, почему правая фара на время погасла?

— Тогда я не поняла, но теперь знаю.

— Почему же?

— Возражаю против тенденциозной попытки требовать от свидетельницы каких-то собственных умозаключений! — прогремел Хауленд. — Вопрос обвинения провокационный.

— Возражение поддерживаю, — заявил судья. — Свидетельница может давать показания только о том, что она видела.

— Но, ваша честь, — возразил прокурор, — свидетельница имеет полное право интерпретировать то, что она видела.

Судья отрицательно покачал головой.

— Свидетели имеют право показывать лишь то, что они видели или слышали, а выводы делает жюри.

Прокурор на секунду помедлил, потом сдался:

— Хорошо, ваша честь. Приступайте к перекрестному допросу.

— Вы записали номерной знак этой машины? — спросил Хауленд.

— Да.

— В записной книжке?

— Да.

— Где вы взяли ее?

— В своей сумке.

— Вы вели машину?

— Да.

— С вами был кто-то еще?

— Нет.

— Вы достали записную книжку из сумочки?

— Да.

— В машине, кроме вас, никого не было?

— Нет. Я уже это говорила.

— Гм… А карандаш вы взяли тоже из сумочки? -

— Не карандаш. У меня авторучка.

— И записали номерной знак автомашины?

— Да.

— Какой это был номер?

— СМВ-665.

— У вас с собой эта записная книжка?

— Да, сэр.

— Я бы хотел, с вашего разрешения, посмотреть на нее.

Прокурор улыбнулся присяжным.

— Не имею никаких возражений. Мы только рады, что вы получите возможность удостоверить эту запись.

Хауленд взял у свидетельницы записную книжку, перелистал ее, говоря при этом:

— В ней — так много записей, причем самых разнообразных.

— Я не забиваю себе память тем, что могу доверить бумаге.

— Этот номер, GMB-665, является последней записью в записной книжке?

— Да.

— Запись была сделана двадцатого сентября?

— В период от половины первого до половины второго ночи двадцатого сентября, — уточнила свидетельница.

— Правильно, эта запись самая последняя. Вы после этого сюда ничего не записывали?

— Нет. После того как я прочитала в газете о несчастном случае, я обратилась в полицию, и там у меня забрали записную книжку. А возвратив, предупредили, чтобы я ее берегла, поскольку она является вещественным доказательством.

— Понятно, — сказал Хауленд с нарочитой вежливостью. — И сколько же времени ваша записная книжка находилась в полиции?

— Некоторое время…

— И когда ее вам возвратили?

— После того как она побывала в полиции, ее передали в окружную прокуратуру.

— Ах вот как, полиция передала ее окружному прокурору?

— Ему или кому-то другому, я не знаю, но вернул ее мне прокурор.

— Когда?

— Сегодня утром.

В голосе Хауленда одновременно слышались и недоверие, и сарказм, когда он спросил:

— Утром? Сегодня? Почему же обвинение вернуло вам ее именно сегодня утром?

— Вероятно, чтобы она была у меня, когда меня вызовут на свидетельское место.

— Понятно, для того чтобы вы имели возможность честно ответить, что записная книжка находится у вас?

— По-видимому, да.

— Хорошо… Вы помните номер машины?

— Конечно. Я его уже называла: GMB-665.

— Когда вы в последний раз видели этот номер?

— Минуту назад, когда передавала вам свою записную книжку.

— А до этого?

— Сегодня утром.

— Когда именно?

— Часов в девять.