— Кто еще?

— Обвиняемый по делу.

— Больше никого не было?

— Нет, сэр.

— Где состоялся разговор?

— В доме.

— Меня интересует, где именно в доме?

— В небольшом кабинете, вроде конторы, примыкающем к спальне обвиняемого. Дворецкий или какой-то другой слуга принес кофе, сливки, сахар, утренние газеты, и мы пили кофе.

— Вы утверждаете: «Мы пили кофе»?

— Да. Дворецкий принес три чашки и большую электрическую кофеварку, так что мы все пили кофе.

— Что именно вы сказали обвиняемому и что он вам ответил?

Мортимер Дин Хауленд, представляющий интересы Бельфора, сразу же вскочил:

— Возражаю, ваша честь. Вопрос не был должным образом обоснован.

Судья Кедвелл надул губы и посмотрел поочередно на свидетеля и прокурора.

— Я считаю, — продолжал Хауленд, — необходимым подвергнуть этого свидетеля перекрестному допросу до того, как какое-нибудь его заявление, признание или утверждение будет зафиксировано в качестве улики.

— Мы не подводим оснований для признания, ваша честь, — заявил прокурор.

— Как раз это и вынудило меня высказать возражение, — заметил защитник.

Судья Кедвелл задумался.

Мейсон воспользовался паузой, чтобы внимательно рассмотреть сидящую справа от него молодую особу. Поскольку она держала для него свободное место, можно было предположить, что именно она прислала ему сотню долларов в качестве гонорара.

— А в чем, собственно, дело? — шепотом спросил ее Мейсон.

Она смерила его холодным взглядом, вздернула подбородок и отвернулась.

Ему ответил сосед слева:

— Этот парень задавил человека и удрал.

Судья Кедвелл заявил:

— Я принимаю заверения прокурора, что данный вопрос не имеет своей целью добиться признания, и отвожу возражения. Свидетель может ответить на вопрос.

— Он сказал, что ездил поездом навестить своего дядю и его жену, там попал на вечеринку, где выпил несколько бокалов и…

— Одну минуточку, ваша честь! — снова взвился защитник. — Похоже, что заявление прокурора было неправильным, и обвинение все-таки пытается добиться признания или согласия…

— Я сейчас сам спрошу об этом прокурора, — заявил судья.

— Ваша честь, прошу вас выслушать ответ, тогда вы поймете мою позицию.

— В нем содержится признание факта? — спросил судья.

— Разумеется, ваша честь, но это не равнозначно признанию вины.

— Обвинение пытается доказать, будто бы Бельфор признался, что находился в состоянии опьянения, — возмутился защитник.

— И все же я разрешаю свидетелю закончить ответ, — решил судья Кедвелл. — Продолжайте.

— Обвиняемый сказал, что выпил несколько бокалов на этой вечеринке и почувствовал себя очень плохо. Он подозревает, что в один из бокалов что-то было подмешано. Далее он сказал, что временно отключился, ничего не помнит и. пришел в себя лишь в" собственной машине, которую…

— Ваша честь, ваша честь! — запротестовал защитник. — Это звучит как весьма определенное признание…

— Садитесь, — махнул рукой судья, — пусть свидетель закончит. Если его показания окажутся такими, как я предполагаю, я позднее потребую у прокурора объяснений. Суду это не нравится. Суд считает, что была сделана попытка навязать ему свое мнение.

— Выслушайте его ответ до конца! — взмолился прокурор.

— Именно это я и намерен сделать.

— Продолжайте! — велел прокурор свидетелю.

Тот снова заговорил:

— Он сказал, что на короткое время пришел в себя уже в машине, которую вела какая-то женщина.

— Какая-то женщина? — переспросил судья.

— Да, ваша честь.

— Значит, машину вел не он?

— Вот именно, ваша честь, — вмешался прокурор. — Надеюсь, теперь суд видит основание для моего заявления?

— Хорошо, мистер Канселер.

Судья повернулся к свидетелю:

— Продолжайте. Что еще говорил обвиняемый?

— Он сказал, что пришел в себя на короткое время, но чувствовал себя отвратительно: кружилась голова, к горлу подступала тошнота. Следующее, что он помнит: очнулся он у себя в постели в четыре тридцать пять утра от сильной головной боли.

— Спросили ли вы у него, кто была та женщина за рулем? — поинтересовался прокурор.

— Да.

— Что он вам ответил?

— Сказал, что не может припомнить. Что он не уверен.

— Уточните его слова. Он не может или не уверен?

— И то и другое.

— Что еще вы у него спросили?

— После этого я задал ему несколько вопросов, но обвиняемый отказался отвечать, пока не узнает, что же случилось. Я объяснил ему, что мы расследуем обстоятельства смерти человека, сбитого на дороге, и есть доказательства, что к этому делу причастна его машина. Тогда он заявил, что при данных обстоятельствах должен прежде всего посоветоваться со своим поверенным.

— Можете приступить к перекрестному допросу, — предложил прокурор.

Мортимер Дин Хауленд был знаменит своей напористостью и дотошностью во время допросов. В кулуарах его называли Громобоем.

Он нахмурил свои кустистые брови, по-борцовски выдвинул вперед челюсть и пару минут смотрел испепеляющим взглядом на свидетеля.

— Значит, вы отправились в дом Бельфора, чтобы вырвать у моего подзащитного признание?

— Я не делал ничего подобного.

— Но вы же. вошли в дом?

— Конечно.

— И пытались добиться признания у подзащитного?

— В известной мере — да.

— Вот и получается, что вы явились в этот дом, чтобы тем или иным способом добиться признания вины.

— Я пошел туда обследовать автомашину.

— Почему вы решили это сделать?

— Потому что мне подсказали.

Адвокат поколебался, затем, побоявшись приоткрыть эту пока еще запретную дверь, резко переменил тему:

— Когда вы первый раз увидели подзащитного, он крепко спал, и вы его разбудили, не так ли?

— Я — нет, его разбудил слуга.

— Вы знали, что он болен?

— По его виду можно было понять, что он провел тяжелую ночь. Таково было мое мнение, пока он не пожаловался на нездоровье. Я подумал, что он…

— Какое нам дело до того, что вы подумали? — загремел Хауленд.

— Я подумал, что именно это вас интересует, — отпарировал свидетель.

По залу прокатился веселый смешок.

— Постарайтесь сосредоточиться на моих вопросах, — повысил голос Хауленд. — Вы могли сказать, что перед вами находился нездоровый человек?

— Я мог сказать, что он не был свеж, как огурчик. У него был вид человека после сильного похмелья.

— Я вас спрашиваю не об этом. Меня интересует, смогли вы по его внешнему виду определить, что он нездоров?

— Не могу утверждать, но было похоже, что накануне он повеселился от души!

— Достаточно! — возмутился Хауленд. — На карту поставлена свобода человека, а вы тут упражняетесь в остроумии. Отвечайте на мои вопросы без всяких выкрутасов. Вы видели, что он не такой, как всегда?

— Я не знаю, каким он бывает всегда.

— Но ведь вам было известно, что его подняли с постели?

— Полагаю, что да.

— Вы видели, что он плохо выглядит?

— Это точно.

— Как он выглядел?

— Отвратительно, как человек после перепоя.

— Вам доводилось видеть людей после перепоя?

— Очень часто.

— Сами вы когда-либо напивались?

— Ваша честь! Я возражаю, — заявил прокурор.

Хауленд сразу же нашелся:

— В таком случае я требую аннулировать заявление свидетеля о том, что у моего подзащитного был вид «как с перепоя», на том основании, что это личное мнение человека, который недостаточно компетентен, чтобы разбираться в подобных вещах.

— Возражение снимаю, — решил прокурор.

— Вы когда-либо страдали от похмелья?

— Нет.

— Ни разу?

— Да, ни разу.

— Вы непьющий?

— Я не трезвенник, конечно. Иной раз выпиваю, но не могу припомнить ни единого случая, чтобы я опьянел, не говоря уже о перепое.

— Тогда откуда вы знаете, как выглядит человек после перепоя?

— Мне приходилось видеть очень много таких людей.

— Что такое похмелье?

— Последствие опьянения. Я бы сказал еще, остатки алкоголя в человеческом организме.

— Теперь вы говорите как врач.

— Вы же сами попросили меня дать определение похмелья!

— У меня все! — заявил Хауленд, жестом показывая, что устал спорить со свидетелем и находит это пустой тратой времени.

Свидетель собрался было спуститься с возвышения.

— Одну минуточку! — внезапно остановил его защитник, снова поворачиваясь к нему всем корпусом и тыча в него пальцем. — Еще один вопрос. Сказал ли вам подзащитный, в котором часу он потерял сознание?

— Он говорит, что примерно около десяти часов.

— Ах вот как, значит*, он сказал, что около десяти?

— Да, сэр.

— Вы мне про это не говорили.

— Но вы меня об этом не спрашивали!

— Вас просили сообщить суду все, что вам говорил подзащитный, не так ли?

— Так.

— Тогда почему вы пытаетесь скрыть его заявление о том, что тогда было всего лишь десять часов?

— Я… ну… признаться, я не придал этому особого значения.

— Почему?

— Откровенно говоря, я ему не поверил.

— Вы поверили словам подзащитного, что его машину вела какая-то женщина?

— Нет.

— Однако вы обратили внимание на эту часть заявления!