— Одну минуту, — сказал Гамильтон Бюргер. — У меня есть несколько дополнительных вопросов, которые мне следует задать, хотя я надеялся, что они будут заданы в ходе перекрестного допроса. Доктор, почему вы теперь говорите, что Мошер Хигли умер в результате отравления цианистым калием?

— Одну минуту, — сказал Мейсон. — Я возражаю против этого вопроса. Об этом следует спрашивать в ходе непосредственного исследования. Совершенно очевидно, что здесь произошло. Окружному прокурору не удалось высказаться об одной из частей дела, поскольку он почувствовал, что когда я стану вести перекрестный допрос свидетеля, то самим свидетелем факты могут быть раскрыты с впечатляющим эффектом. Предприняв эту авантюру, он теперь сам же и связан.

Судья Эшхерст пощипал свой подбородок, на какое-то мгновение выглядя нерешительным.

— Если я могу объяснить, — сказал Гамильтон Бюргер, — я…

Судья Эшхерст покачал головой.

— Я думаю, что ситуация говорит сама за себя, мистер прокурор, — сказал он. — Адвокат защиты прав в том, что касается его заявления о фактах и о требованиях закона. Тем не менее задача высокого суда состоит в том, чтобы отправлять правосудие, а не действовать в качестве третейского судьи в юридическом учебном поединке между сторонами. Для адвокатов является общепринятой практикой ставить ловушки противостоящей стороне с тем, чтобы определенные факты, которые могут иметь весьма важное значение, были бы выявлены в ходе перекрестного допроса, дабы смутить того, кто его проводит. В данном деле нет никаких сомнений, что обвинение применяет такую тактику, а адвокат защиты достаточно проницателен, чтобы избежать этой ловушки. Тем не менее высокий суд с вниманием относится к тому факту, что допрос свидетелей полностью зависит от усмотрения высокого суда, и это не юридический учебный поединок, а попытка выявить определенные факты. Высокий суд разрешает данному свидетелю ответить на вопрос, но предупреждает вас, мистер прокурор, что в этом деле формальные права обвиняемой тщательно охраняются. Как весьма удачно заявил адвокат защиты, эти так называемые технические формальности являются гарантиями, воздвигнутыми законом страны, чтобы защитить обвиняемых. Высокий суд отклоняет это возражение. Высокий суд не желает слушать никаких юридических упражнений. А теперь, доктор, продолжайте и отвечайте на вопрос.

Доктор Грэнби важно прокашлялся и сказал:

— Первоначально я пришел к заключению, что покойный, вероятно, умер в результате коронарного тромбоза. Мое патологоанатомическое исследование показало, что коронарного тромбоза не было, но причины смерти раскрыть не смогло. Тело было забальзамиро-. вано. Цианистый калий — смертельный яд, все следы которого уничтожаются введением бальзамирующего раствора. Краснота кожи является дополнительным симптомом смерти от цианистого калия. Принимая во внимание все эти факторы, теперь мое медицинское заключение таково, что покойный умер от отравления цианистым калием.

— Это все, — сказал Гамильтон Бюргер. — Вы можете вести перекрестный допрос.

— Иначе говоря, — сказал Мейсон, — единственная версия, что покойный умер от отравления цианистым калием, возникла потому, что вы не можете отыскать другой причины смерти?

— В каком-то смысле да.

— А вы знакомы, доктор, с тем фактом, что в определенных случаях самые лучшие патологоанатомы страны оказываются не способны определить причину смерти?

— Да, но я не думаю, что процент этих случаев высок.

— А каков процент, вы знаете?

— Не знаю.

— Раз вы не знаете, то это десять процентов.

— Я не думаю, что это верно.

— Но вы не знаете?

— Нет, я не знаю.

— Вы должны знать, что в значительном числе случаев патологоанатомы не способны определить причину смерти к моменту вскрытия.

— Да, я знаю.

— И что же, значит, во всех случаях причиной смерти был цианистый калий?

— Разумеется, нет.

— Однако вы пришли к заключению, что он умер от отравления цианистым калием, потому, что вы не смогли найти другой причины смерти. Разве это не так?

— Вряд ли это подходящий способ для определения этого.

— А как же еще вы бы определили это? — спросил Мейсон.

— Я полагаю, что ведь должна же быть какая-то причина смерти, и, поскольку мне не удалось найти ее во время вскрытия и поскольку тело было набальзамировано, я предположил, что бальзамирование скрыло истинную причину смерти.

— Поскольку вы не смогли отыскать причину смерти, вы предположили, что она была скрыта бальзамированием?

— Да.

— Тем не менее вы ведь знаете, в значительном проценте случаев невозможно определить причину смерти, если даже не было бальзамирования, и это медицинский факт.

— Но не в десяти процентах случаев, как вы предположили.

— А откуда вы знаете, что это не так?

— Ну, я… я предполагаю, что это не так. Я думаю, что этот процент где-то от трех до пяти.

— Вы ссылаетесь сейчас на вашу собственную практику?

— Да. Когда делается вскрытие, процент смертей от неустановленной причины незначителен.

— И в вашей собственной практике он колеблется от трех до пяти процентов?

— Я предоставляю вам устанавливать эти цифры.

— В конкретном случае потому, что вы не смогли определить причину смерти, и потому, что тело было забальзамировано, вы предположили причиной смерти средство, которое было устранено бальзамированием, и поэтому вы решили, что это был проглоченный покойным цианистый калий, так?

— Ну, это довольно-таки неподходящий способ определения этого, но я отвечу на этот вопрос утвердительно.

— У вас были другие случаи, когда вы были неспособны определить причину смерти до бальзамирования?

— Да.

— От трех до пяти процентов, доктор, а?

— Ну… да.

— И в тех случаях вы удостоверяли, что причиной смерти был цианистый калий?

— Не будьте абсурдны. Разумеется, нет!

— А вы когда-нибудь, в любых из этих случаев, удостоверяли, что они были вызваны цианистым калием?

— Нет.

— Значит, в тех случаях вы удостоверяли, что причина смерти была неизвестна?

— Ну… нет.

— Выходит, вы не знали причины смерти и были неспособны определить ее?" — спросил Мейсон.

— Да.

— И все же вы не указывали этого в свидетельстве?

— В свидетельстве о смерти, мистер Мейсон, должна быть причина смерти. У медиков принято определенные болезни вносить в'свидетельство как причину смерти, когда точно невозможно определить, что же было настоящей причиной.

— Значит, когда вы не можете определить причину смерти, вы просто прибегаете к вымыслу. Это верно?

— Надо же указать причину смерти.

— Да, надо, — сказал Мейсон. — Стало быть, когда вы не в состоянии найти причину смерти, вы вписываете любую причину смерти. Это так?

— В таких случаях да.

— Следовательно, не меньше чем в трех процентах ваших случаев вы умышленно фальсифицировали свидетельства о смерти?

— Я не фальсифицировал.

— Значит, это неверно?

— Все врачи так делают.

— И вы делаете?

— Да.

— Данный случай был сходен со всеми другими, где вы заявляли, что была смерть от цианистого калия?

— Этот случай сходен не в точности.

— Почему же он не сходен?

— Потому что возможно отравление цианидом.

— Почему возможно?

— Прежде всего из-за цвета кожи.

— Но вы же обратили внимание на цвет кожи в тот момент, когда подписали свидетельство о смерти от коронарного тромбоза, разве не так?

— Да.

— Хорошо, а что еще так было?

— Ну конечно, — выпалил доктор Грэнби, — есть же еще и признание обвиняемой, ее собственное заявление…

— Поскольку вам было сказано, что заявления, сделанные обвиняемой, указывали на смерть от отравления цианистым калием, вы и подтвердили, что смерть была вызвана цианистым калием.

— Это была одна из причин.

— Это единственная причина, которую вы можете назвать в настоящий момент, разве не так, доктор?

— Есть в наличии и тот факт, что не было никаких других видимых причин смерти.

— Но вы же только что заявили, что в определенном проценте смертей вы не смогли обнаружить причину смерти.

— Да, заявил.

— Но ваше свидетельство не подтверждает этого?

— Я назвал причину смерти.

— Несмотря на тот факт, что, не зная причины смерти, вы подписали свидетельство, устанавливающее, что смерть наступила вследствие определенной причины?

— Это повсеместная принятая медицинская практика.

— Это все, — сказал Мейсон.

Гамильтон Бюргер что-то шептал своему заместителю. Вероятно, их расстроило свидетельство доктора, но они не знали точно, как попытаться исправить этот минус.

— Есть еще какие-нибудь вопросы? — спросил судья Эшхерст.

Гамильтон Бюргер покачал головой и сказал:

— Вопросов нет.

Судя по его тону, он понял, что его совещание шепотом лишь еще больше ухудшило его позицию. Следующим свидетелем Гамильтона Бюргера была Мэрилин Бодфиш, которая дежурила у постели больного в субботу, когда умер Мошер Хигли. Она свидетельствовала, что обвиняемая, Надин Фарр, обычно подменяла ее в полдень, предоставляя свидетельнице время для отдыха, что в ту субботу был солнечный день и она уединилась в укромном месте между гаражом и изгородью, где стояла раскладная кровать, и там принимала солнечные ванны, когда услышала, что из ее спальни, находившейся наверху гаража, доносится звук электрического звонка для экстренных случаев. Она поспешно натянула на себя какую-то одежду и помчалась в дом, где застала Мошера Хигли задыхающимся и в конвульсиях. На полу были следы рвоты, валялась разбитая чашка и несколько капель шоколада попало на его ночную рубашку. Она заметила, что шоколад на полу был еще теплым.