– Что там происходит? – Этот вопрос прозвучал одновременно из нескольких уст. – Это правда, что вы замешаны в убийстве Балларда?

– Насколько мне известно, – спокойно ответил Мейсон, – свидетель не вправе обсуждать с кем-либо показания, данные перед Большим советом.

– Вас вызывали в качестве свидетеля?

– Да.

– Тогда почему вы оставались в зале, пока вызывали еще двоих свидетелей? Их вызывали, чтобы опознать вас?

– Об этом спросите окружного прокурора или кого-нибудь из присяжных. Я от комментариев воздерживаюсь! – Мейсон любезно улыбнулся.

– Но, предположим, вас опознали.

– Предположим.

– Пытается ли Бергер склонить членов Большого совета обвинить вас в чем-либо?

– Боюсь, что я не в состоянии читать мысли господина окружного прокурора. Извините, джентльмены, но я должен идти!

– Нет, нет, мы вас так не отпустим! Вы были вчера ночью в доме у Балларда?

– Да, был.

– В то время, когда его убили?

– Нет. Когда я от него ушел, он был жив-живехонек.

– Во сколько это было?

– Я не посмотрел на часы.

– Это правда, что вы – последний человек, видевший Джордана Балларда живым?

– Убийца видел его живым.

– Это правда, что вас пытаются обвинить в лжесвидетельстве? Что они собираются предъявить вам?

– Если мы обратимся к закону, то увидим, что предсказанием будущего занимаются люди, кому это соответствующим образом дозволено государством. Я этим не занимаюсь.

– Что произошло в зале заседаний? – Репортеры так и наседали.

– Никаких комментариев! – Мейсон усиленно пробирался к выходу. – Почему бы вам не спросить об этом Гамильтона Бергера? Он будет весьма рад предоставить вам эту информацию.

По выходе из Дворца правосудия Перри Мейсон взял такси и поехал обратно в офис.

Делла Стрит уже заждалась его.

– Что случилось, шеф?

– Гамильтон Бергер готовится обвинить меня в лжесвидетельстве.

– Вы отказались отвечать на его вопросы?

– К счастью, Гамильтон Бергер формулировал вопросы таким образом, что у меня не возникло необходимости отказываться отвечать ему. Он хотел знать, опускал ли я эту штору в доме у Балларда с тем, чтобы подать сигнал Арлен Дюваль. Я ответил отрицательно. Затем он вынудил меня отрицать также и то, что, опуская и поднимая штору, я вообще подавал кому-либо какой-то сигнал. Я воспользовался этой возможностью и сказал – нет. Я боялся, что если он будет много говорить, то в конце концов задаст и правильный вопрос, а именно: подходил ли я или нет к окну этого дома и опускал ли я или поднимал штору? Он вышел из себя. А когда наш друг Гамильтон Бергер сердится, то мыслит не очень четко.

– То есть он так и не спросил вас, что вы там делали, кроме того, что кому-то сигналили?

– Вот именно. – Мейсон усмехнулся.

– Замечательно! И что же мы теперь будем делать?

– Позвоним Дрейку и спросим, нашел ли он того рассыльного.

– Он его не нашел. Хотя обзвонил все службы, где есть курьеры.

– В таком случае остается последняя возможность – связаться с теми, кто шьет театральные костюмы. Одежда могла быть взята напрокат.

– Он уже над этим работает. А вот и он – легок на помине.

Раздался условный стук в дверь, которым пользовался только Пол Дрейк. Делла Стрит открыла.

– Ты не хочешь дать мне пинка под зад? – с ходу спросил Дрейк у Мейсона.

– С чего бы это?

– А с того, что я оказался набитым дураком и меня следует наказать не позднее следующей недели. И как я только сразу не раскусил этого рассыльного!..

– Давай ближе к делу, Пол. Рассказывай!

– Прежде всего я должен был заметить, что это была не обычная курьерская служба, что это был театральный костюм.

– Как бы ты это определил?

– Подделку видно сразу – там, во-первых, не было значка с номером, вместо него на фуражке красовалась медная бляха с каким-то именем, и моя секретарша приняла ее за название службы. Но это не самое худшее…

– А что же самое худшее?

– Этим рассыльным мог быть Говард Прим – парень, замешанный в угоне трейлера.

– Ты уверен?

– В том-то и дело, что нет, черт меня подери! Я не уверен и не могу дать тебе что-то, что бы ты мог потом использовать.

– Не кипятись, Пол! Давай по порядку.

– Вчера ночью, Перри, у меня работало много людей. Нужно было сделать массу вещей, и ночная секретарша на коммутаторе буквально разрывалась на части. Поэтому, когда откуда-то появился курьер и сказал, что у него конверт для Пола Дрейка, который я должен передать тебе, как только ты появишься, она не обратила на это внимания. Взглянула только на адрес, а курьера словно ветром сдуло. Даже расписку не попросил. Звонки шли один за другим, коммутатор аж накалился, я все время с кем-то разговаривал…

– Не стоит об этом. Я прекрасно знаю – ты работал, математических результатов в такой работе не бывает.

– Да, Перри. Мы следили за Примом, или Сэккитом, – не имеет значения, но кончилось тем, что мои люди остались в дураках. Он ушел. Вернее, вошел в какое-то учреждение, а обратно выходящим они его так и не увидели.

– А при чем здесь костюм?

– Костюм как раз все расставляет по местам, и не один, а целых два костюма. Их взяли напрокат перед самым закрытием: один – курьерский, а второй – одеяние священника, и агентство по предоставлению костюмов располагалось в том здании, куда в последний раз зашел Сэккит. Теперь-то ты понимаешь, что случилось? Мой парень к зданию близко не подходил: боялся спугнуть, и, когда оттуда вышел священник с пакетом под мышкой, ничего не заподозрил. Сэккит, он же Прим, заскочил, наверное, в туалет, переоделся, а костюм рассыльного захватил с собой. Лица его мой человек видеть не мог, да он и не ожидал такого поворота событий.

– Значит, ты полагаешь, что письмо доставил сам Сэккит?

– Возможно, хотя описание внешности не совпадает. Сэккит, по нашим сведениям, крепкий и коренастый, а этот курьер – тоненький и стройный… Дьявол! Пусть у меня все зубы выпадут, но это как пить дать могла быть переодетая девица. Я в тот момент не мог оторваться, а секретарша даже не удосужилась взглянуть на него как следует. Судя по ее описанию, это запросто могла быть девица.

– Ты не знаешь, куда направился Сэккит после того, как взял напрокат костюмы?

– То-то и оно, что нет, Перри! Это меня и бесит! Но после драки кулаками не машут, что было, то было.

– А когда твои ребята снова напали на след?

– Только около шести утра. Он вернулся на Митнер-авеню, 3921, где снимает жилье под именем Сэккита. Вел себя как ни в чем не бывало, поставил джип и, ни разу не оглянувшись, вошел в дом. Он, похоже, не ожидал, что у дома его тоже поджидают мои люди.

– Отлично, – сказал Мейсон, – будем исходить из того, что имеем. А на данный момент у нас, Пол, есть тo, что твой Манди опознал меня перед Большим советом присяжных как человека, которого он видел у Балларда в окне.

– Будь он неладен, этот Манди!

Мейсон кивнул.

– Но мне он сказал по-другому.

– А письменное донесение? – спросил Мейсон. – Рапорт он написал?

– Нет. Он… Впрочем, когда я сейчас об этом подумал, то мне кажется, кто-то ему хорошо подсказал этого не делать. В подобных случаях просто полагается подать письменный рапорт.

– А сказал он тебе, что его вызывают на Большой совет?

Дрейк покачал головой.

– Что ж, – заметил Мейсон, – будем довольствоваться тем, что есть.

– Но, Перри, – торопливо перебил его Дрейк, – ты же не можешь винить моего человека за то, что на него вышла полиция и что окружной прокурор сказал ему, что делать, а что – нет, и за то, что он не посмел ослушаться. В конце концов, он детектив и в этом городе ему еще жить и работать.

– Конечно нет, Пол. Но мне жутко интересно, действительно ли сказал ему многоуважаемый господин Бергер, кроме того, что не делать, еще и то, что делать. Я имею в виду опознание.

– Видишь ли, Перри, нужно знать Манди. Он консерватор. Порядочный, надежный, работящий. Если он что-то говорит, проверять не надо. Единственная заковырка с ним – излишняя робость, он не боец. Выходит из игры, как только запахнет жареным. У него хороший глаз, он безупречный исполнитель, но… он не боец, Перри.

– Другими словами, он бы не стал сопротивляться окружному, так?

– Он никогда бы не поклялся ни в чем, чего не видел своими глазами и в чем не уверен на все сто.

– Но с окружным прокурором бороться не стал бы?

– Нет. И нельзя от него это требовать. Ну а почему бы в самом деле тебе туда не пойти, на это могла быть веская причина… В убийстве тебя подозревать никто не собирается. Твой ночной визит важен только в том смысле, что помогает установить элемент времени. А что, Арлен Дюваль пришла сразу, как ты уехал?

– По крайней мере, так утверждает Манди.

– Ну если Манди это утверждает, то, скорее всего, так оно и есть. Что будешь делать, Перри?

– Ничего. Но если Бергер вызовет меня в качестве свидетеля и сумеет правильно поставить вопросы, мне придется пожертвовать клиентом.

– И что она тогда сделает?

– Чтобы спасти свою голову, она сделает единственно возможное – покажет, что нашла его мертвым, когда я ушел.

– И тогда Гамильтон Бергер…

– Трудно сказать. Он может повернуть дело так, что Большой совет предъявит обвинение нам обоим. Он взбешен, не забывай… О, Пол, давай хоть на минуту о нем забудем! Что у нас с Арлен? Что там было?

– Арлен – сущий дьявол. Когда полицейские сыщики обнаружили, что следят за пустым трейлером, они сильно расстроились. Сегодня утром они ворвались туда и устроили обыск.

– Черт! Обыск без ордера?

– Насколько мне известно, без. Не знаю как, но постепенно до них дошло, что их ночная пташка выпорхнула, ничего им не сказав. Они подкрались поближе, посовещались, и один побежал звонить. Мои люди не пропустили ничего.

– И что произошло?

– Двое других подошли вплотную и постучались. Два или три раза. Само собой, ответа не было. Тогда они попробовали дверь – она была открыта, – и они вошли.