– Какое письмо?

Делла Стрит передала Мейсону обычный конверт с напечатанным на машинке адресом. Сбоку конверт был надрезан.

– Что за письмо, откуда? – нетерпеливо спросил Мейсон.

– Лучше вскройте.

Мейсон взял ножницы, обрезал конверт до конца и, запустив в него длинные пальцы, извлек на свет содержимое.

– Провалиться мне на этом месте!

В руке у него были два банкнота: один – в пятьсот, другой – в тысячу долларов. Помимо денег, автор письма – а, судя по почерку, это писала женщина – прислала записку.

«Уважаемый господин Мейсон!

Я обещала, что первым делом с утра у вас будут эти деньги. Меня заверили, что письмо доставят к восьми часам. Какое-то время меня не будет. Большое вам спасибо.

Арлен Дюваль».

Мейсон внимательно изучил марку и штемпель.

– Восемь тридцать вечера, вчерашнее число, – сказал он.

Делла Стрит молча кивнула.

Мейсон достал из кармана другой конверт – тот, что оставили для него накануне в офисе Дрейка и в котором тоже было полторы тысячи долларов, – и сравнил его с первым.

– Машинка та же? – спросила Делла.

Мейсон покачал головой.

– Вы в интересном положении, шеф, сейчас – у вас два задатка и каждый по полторы тысячи.

Мейсон снова отрицательно покачал головой.

– Разве не так, шеф?

– Нет.

– Почему? Что произошло?

– От тех денег, Делла, я избавился.

– Как так?

– Так получилось. Деньги у меня не держатся, вот и все. К тому же мы не знаем, были ли те деньги и в самом деле от Арлен Дюваль. В конце концов, там стояла только печатная буква «А», и в суде такое доказательство не примут. Предположим, что в том письме она прислала мне долговое обязательство. Но тогда, если я попробую заявить, что там была ее подпись и долговое обязательство мне было ею прислано, подтверждений этому будет не больше, чем в этом письме, тогда меня просто высмеют.

– К чему вы клоните?

– На Большом совете меня спросят о деньгах, полученных от Арлен Дюваль. Не сомневаюсь, что господин окружной прокурор – наш уважаемый Гамильтон Бергер – станет задавать вопросы лично. Я уже вижу, как он готовится и как ему не терпится начать то, что он считает изнурительным перекрестным допросом, как он предвкушает миг, когда выставит меня перед Большим советом и станет упиваться моей беспомощностью.

– Значит, вы не собираетесь говорить ему о тех, других полутора тысячах?

– Каких еще полутора тысячах? – Мейсон изобразил крайнее изумление.

– О’кей, шеф! Будь по-вашему! Но прошу вас – постарайтесь уцелеть и вернуться.

– Уж это непременно.

– Пол Дрейк рассказал мне, что случилось вчера ночью. Как в доме у Балларда в окне видели человека. Кто это был?

– Читай вечерние газеты, Делла, и все узнаешь! – С этими словами Перри Мейсон взял свой «дипломат», небрежно бросил в одно из отделений записку и две денежные купюры, взглянул на часы, улыбнулся и сказал: – Пока. Гамильтон Бергер ждать не любит. Я должен быть там ровно в десять.

Уже у дверей он помедлил и, немного подумав, отдал Делле Стрит последние указания:

– Свяжись, пожалуйста, с Полом. Вчерашнее письмо ему доставил курьер в форме – пусть он проверит каждую курьерскую службу и найдет того парнишку. Найдет и спросит, где и от кого тот это письмо получил. И пусть не забудет взять описание внешности.

– Хорошо, шеф.

– А сейчас я бегу успокоить Бергера – у него наверняка уже чешутся руки.

– Не давайте ему слишком их распускать.

Мейсон усмехнулся:

– Что поделаешь, это шоу пойдет по заказу окружного прокурора. Я – на его территории, и он может гоняться за мной сколько ему вздумается.

– И у вас не будет никакого прибежища?

Мейсон усмехнулся еще раз:

– О, я в любой момент могу спрятаться за «пятую» поправку.

– Не шутите так.

– Это вовсе не шутка. Это вполне может быть охранительное, основанное на фактах заявление.

До Дворца правосудия Мейсон доехал на такси и сразу прошел в комнату заседаний Большого совета.

Газетные репортеры и фотографы окружили его, ослепив яркими вспышками камер.

– Почему вас вызывают, мистер Мейсон? – спросил один.

– Я и сам не знаю. Мне вручили повестку, и я, как рядовой законопослушный гражданин, подчиняюсь требованиям. Больше мне добавить нечего.

– Нечего или не хотите?

– И хотел бы, но нечего.

Подошел полицейский, тронул Мейсона за рукав:

– Вы – первый.

Мейсон вошел в комнату, где его ждали члены Большого совета присяжных.

Председательствовал Гамильтон Бергер. Он что-то говорил, но, увидев Мейсона, прервался. Лицо его выражало плохо скрытое торжество. Оглядев присяжных, Мейсон с интересом отметил для себя, что особой благожелательности к себе ему сегодня ждать не следует, ибо – было ясно как день – Гамильтон Бергер до его появления уже достаточно с ними поработал и ситуацию обрисовал. Дело принимало более серьезный оборот, чем Мейсон предполагал.

Его привели к присяге, и Гамильтон Бергер предупредил его о соблюдении конституционных прав.

– Всем известно, что вы – юрист, – начал Бергер. – По закону вы обязаны давать ответы на определенные вопросы, которые зададут вам члены Большого совета. Однако вы можете отказаться отвечать, если считаете, что ваши ответы могут быть потом использованы против вас. Вы имеете право отказаться давать показания, если чувствуете, что требуемые от вас показания могут вас компрометировать.

– Благодарю вас, – холодно сказал Мейсон.

– Итак, приступим! Вам была вручена повестка, предписывающая иметь при себе наличные деньги в любом виде, заплаченные вам некоей Арлен Дюваль. С тем чтобы в дальнейшем между нами все было ясно, я прежде всего спрашиваю, мистер Мейсон, знакомы ли вы с Арлен Дюваль?

– Да, знаком.

– Она – ваш клиент?

– Некоторым образом.

– Чем вы можете объяснить ваше уклонение от прямого ответа?

– Потому что моя работа на нее определенным образом обусловлена.

– Обусловлена каким-либо исключением?

– Да.

– И каково же это исключение?

– Проводя свое расследование, я пришел к выводу, что если только она виновна в преступлении, не важно, в каком качестве – активного участника или же сообщника, помогавшего до совершения преступления или после него, то я оставляю за собой право односторонне прервать наши отношения адвоката и клиента и использовать любую имеющуюся у меня на руках информацию во благо правосудия.

– Как это благородно с вашей стороны, – съязвил Бергер.

– Простите, но, мне кажется, я не давал повода для сарказма, – спокойно заметил Мейсон, – по сути дела – это элементарная осторожность.

– Вы уверены, что договорились с ней об этом?

– Конечно.

– И это было, когда она в первый раз наняла вас?

– Да.

– А может быть, это был уговор, которого вы с ней достигли совсем недавно, уже после того, как получили повестку о вызове сюда для дачи показаний Большому совету с тем, чтобы обеспечить себе такое положение, при котором ваши действия можно будет легально обелить?

– Я уже ответил, когда мы с ней договорились, – парировал Мейсон. – Если у вас имеются вопросы, задавайте. А если вы вызвали меня для того, чтобы я выслушивал ваши измышления об оправдании каких-то моих действий, тогда увольте. Вы сами юрист и знаете, как следует задавать вопросы, а как этого делать нельзя. Итак, я жду настоящих вопросов.

– Я бы просил вас не указывать, как нужно и можно трактовать закон, – вскипел Гамильтон Бергер. Лицо у него раскраснелось.

– Но кто-то же должен. – Мейсон был спокоен. – Впрочем, это нас никуда не приведет. Я – человек занятой, вы – тоже. Уважаемые заседатели тратят свое личное время, чтобы исполнить общественный долг, так что прошу вас – начнем слушание.

– Отлично! – Гамильтон Бергер говорил по-прежнему сердито и возбужденно. – Давайте же выясним, как вам заплатила Арлен Дюваль. Она ведь платила вам деньги, не так ли?

– Нет.

– Что, ни единого цента?

– Здесь возникает вопрос факта и доказательства. Я записал на счет Арлен Дюваль тысячу пятьсот долларов, это верно, и у меня есть все основания полагать, что деньги получены от нее, но, строго говоря, мне она их не платила.

– Как же вы их тогда получили?

– Одна тысяча пятьсот долларов, о которых я сейчас говорю, – Мейсон произнес это медленно, четко расставляя слова, чтобы ведущий протокол заседания судебный стенограф точно все записал, – пришли ко мне сегодня утром по почте и в конверте, адрес на котором был отпечатан на машинке. Внутри также имелась написанная от руки записка, и я полагаю, что записка эта была написана Арлен Дюваль, поскольку на ней имеется подпись.

– Что было в конверте?

– Две денежные купюры. Одна – в пятьсот, другая – в тысячу долларов.

Гамильтон Бергер невольно удивился:

– Не хотите ли вы сказать, что вышеупомянутая молодая женщина послала вам по почте два банкнота – один в пятьсот, а второй – в тысячу долларов?

– Именно это я и хочу сказать.

– И откуда, по-вашему, она взяла такие деньги? – Сдержать едкий сарказм для Бергера было выше его сил.

– Вы желаете допросить меня перед Большим советом о том, какие мысли у меня на этот счет? – вопросом на вопрос ответил Мейсон.

– Ладно, мой вопрос: где, по ее словам, она взяла эти деньги?

– Этот вопрос не обсуждался нами. Как я вам уже говорил, я не виделся с клиентом со вчерашнего дня. Это письмо я получил по почте сегодня утром.

– Во сколько сегодня утром?

– За несколько минут до того, как пришел сюда. Это объясняет, почему в данный момент деньги со мной. В моем офисе заведено, что каждый полученный мною наличными доллар я кладу на счет в банке, а потом, по мере необходимости, снимаю деньги в форме чека.

– И я допускаю как само собой разумеющееся то, – сказал Гамильтон Бергер, – что человек в вашем положении, занимающийся подобного рода деятельностью, принимает все меры к тому, чтобы не быть уличенным в уклонении от уплаты налогов.