— А вы спросили у обвиняемой про револьвер, зарегистрированный вещественным доказательством номером четыре?

— Лично я не спрашивал, — ответил Трэгг. — Этот вопрос был задан на допросе, который проводил другой следователь, сержант Голкомб.

— Кстати, — напомнил Драмм, — его мы тоже вызовем. У меня все, лейтенант Трэгг. Есть ли у защиты вопросы к свидетелю?

Мейсон кивнул, поднялся и обратился к Трэггу:

— К тому времени, когда вы, лейтенант, прибыли на место происшествия, дождь уже шел, не так ли?

— Да, сэр.

— И сильный был дождь?

— Да, сэр.

— И труп был обнаружен в неглубокой яме на задворках?

— Да, сэр.

— В яме, в которой собралось значительное количество воды?

— Там была вода. Да, сэр.

— Вода, которая стекала туда с более возвышенных частей почвы?

— Ну, я не могу сказать, откуда натекла вода. По-моему, в начале дождя почва впитала в себя достаточно влаги, — осторожно промолвил Трэгг. — Но вообще воде некуда было деваться, кроме как в эту яму.

— Вы уверены в этом?

— Да, сэр.

— Обращаю ваше внимание на фотоснимок — вещественное доказательство номер семь, — сказал Мейсон, — и прошу ответить: можно ли утверждать, что дождевая вода собиралась в большой бак, установленный и предназначенный именно для этой цели…

— По-моему, с этим никто не спорит, — перебил его Трэгг. — Ясное дело, вода стекала с крыши и собиралась в баке.

— Значит, когда вы только пришли на место преступления, вода стекала в бак?

— Наверно, так. Да, сэр.

— А в донной части бака имеется сливной кран?

— Я-я… думаю, должен быть.

— Следовательно, вода, бывшая в яме, натекла из бака?

— Я этого не говорил, — возразил Трэгг.

— Тогда я вас спрашиваю: можно ли это считать фактом? Да или нет?

— Думаю, вряд ли.

— Почему, лейтенант?

— Я сомневаюсь, чтобы сливной кран бака был открыт. Можно взглянуть на этот фотоснимок.

Мейсон протянул ему снимок.

— Я видел, вы разглядывали его в лупу, — с улыбкой заметил Трэгг.

Мейсон кивнул и протянул ему карманную лупу. Трэгг внимательно рассмотрел изображение.

— Судя по фотографии, вода из крана не выливается.

— Оставим фотографию в покое, — предложил Мейсон. — Вспомните, лейтенант. Был ли кран открыт или закрыт?

— Что касается меня, я думаю, он был закрыт.

— У меня все. Больше вопросов нет, — сказал Мейсон и вернулся за свой стол, ничем не выдав полученного только что сокрушительного удара.

— Вызывается Хелен Чистер Бартслер, — объявил Драмм.

Вперед вышла Хелен Бартслер, присягнула, подняв руку в перчатке, и заняла место за свидетельской стойкой.

— Вы проживаете в упомянутом доме на Сан-Фелип-бульвар 6750?

— Да.

— Давно вы там проживаете?

— Около года.

— В течение этого времени вы где-нибудь работали, миссис Бартслер?

— Я оборудовала небольшую цыплячью ферму, которая приносит мне небольшой доход.

— Кроме как у себя дома, вы больше нигде не работаете?

— Нет.

— Вы были знакомы с покойной Милдред Дэнвиль?

— Да.

— И сколько времени вы ее знали?

— Три-четыре года.

— Вы нанимали ее к себе на работу?

— Да.

— Когда?

— В начале тысяча девятьсот сорок второго года.

— Сколько она у вас проработала?

— Пару месяцев или около того, — во время моей беременности и непосредственно после родов.

— Вы виделись с ней после этого?

— Да. Мы продолжали дружить.

— Видели ли вы ее вечером двадцать шестого числа?

— Нет, сэр.

— Или утром двадцать седьмого?

— Я видела ее труп.

— Когда вы видели ее в последний раз?

— Точно не помню. За два-три дня до того.

— Вы говорили с ней по телефону?

— Да.

— Был ли какой-нибудь необычный повод для этого разговора?

— Да.

— Что это за повод? — осведомился Драмм.

Судья повернулся в кресле и взглянул на Мейсона.

— Вы не возражаете против этого вопроса?

— Нет, ваша честь.

— Очень хорошо. Отвечайте на вопрос.

У миссис Бартслер задрожал подбородок. Тихим, отчетливым голосом она промолвила:

— Милдред Дэнвиль похитила моего сына. Я пыталась его вернуть.

Судья Уинтерс, внимательно слушавший ее, насупился и окинул свидетельницу испытующим взглядом:

— Как вы сказали? Убитая похитила вашего сына?

— Именно так.

В зале суда воцарилась такая тишина, что было слышно, как репортеры заскрипели перьями.

— Когда же произошло это похищение? — спросил Драмм.

— Мой сын находился на попечении Эллы Броктон, проживающей по Олив-Крест, 2320. Милдред Дэнвиль за время работы у меня привязалась к малышу. За два дня до ее гибели — двадцать четвертого числа — она уговорила миссис Эллу Броктон не…

— Вы в это время находились там? — перебил ее Драмм.

— Нет, сэр.

— Значит, ваши сведения основаны на рассказе миссис Броктон?

— Да.

— В таком случае не будем вникать в детали. Мы установим этот факт при помощи другого свидетеля.

— Защиту не возражает, — сказал Мейсон.

— Итак, вы вели телефонный разговор с покойной Милдред Дэнвиль насчет вашего сына?

— Да.

— Когда?

— После похищения мы пару раз переговорили с ней по телефону.

— И что она говорила? Изложите нам суть этих разговоров.

— Хотелось бы более конкретных вопросов, — заявил Мейсон.

— Хорошо. Что она сказала, когда позвонила в первый раз?

— Сказала, что мой сын находится у нее и что она желает обговорить со мной условия опеки.

— Опеки над вашим сыном?

— Да.

— Вы хотите сказать, что обсуждали вопрос об опеке над вашим сыном?

— Совершенно верно.

— С какой стати она взяла на себя смелость обсуждать вопрос об опеке?

— Она всей душой привязалась к малышу и хотела заставить меня, чтобы я согласилась оставить его с ней на какое-то время.

— И вы пошли на это?

— Нет.

— Что же вы сделали?

— Я сказала ей, что, если она не вернет мальчика миссис Броктон, я обращусь в полицию.

— Что она ответила на это?

— Повесила трубку.

Судья Уинтерс откинулся на спинку кресла и, нахмурившись, погрузился в размышления.

— Что произошло по^ом? — спросил Драмм.

— На следующий день Милдред Дэнвиль перезвонила, обвинив меня в том, что я выкрала ребенка у нанятой ею няни.

— То есть ваш сын уже находился у вас?

— Так она утверждала. Но это, конечно же, была уловка с целью избежать ареста за похищение ребенка.

Судья Уинтерс снова подался вперед.

— Где же ваш сын сейчас? — нетерпеливо спросил он.

Хелен Бартслер посмотрела ему в глаза.

— Я не знаю.

— Полиция в курсе? — осведомился судья.

— Да, ваша честь, — ответил Драмм. — Были предприняты все усилия для обнаружения местонахождения мальчика. Однако они оказались тщетны. По просьбе заинтересованной стороны мы старались скрыть этот факт от широкой огласки.

Один из репортеров бросил взгляд на часы и заспешил к выходу из зала. Спустя минуту к нему присоединился другой.

— Очень странно, — заметил судья Уинтерс.

— С позволения суда хотелось бы высказать убеждение, что по ходу расследования выяснится: в исчезновении мальчика не последнюю роль сыграла и обвиняемая, которую вовлекла в преступный сговор Милдред Дэнвиль…

— Категорически возражаю, — заявил Мейсон. — Суду не предъявлено доказательство, которое бы…

— Я просто констатировал факт, он будет доказан по предъявлении вещественного доказательства, — воскликнул Драмм. — Я имею право утверждать это заранее.

— Время для разоблачительных объявлений уже прошло, — заметил Мейсон. — Более того, у вас нет ни улик, ни вещественного доказательства, так что вам нечего предъявлять. Вы просто-напросто стараетесь выжать как можно больше из абсолютно необоснованной версии.

— Довольно, — прекратил их спор судья Уинтерс. — Если обвинение располагает подобной уликой, она будет предъявлена и скажет сама за себя. И не будем горячиться, господа. Продолжайте, мистер Драмм.

— Обращаю ваше внимание на двадцать шестое число. У вас был разговор с Милдред Дэнвиль?

— Да, был.

— Как вы общались с ней?

— По телефону.

— И что она сказала вам во время разговора?

— Сказала, что знает, где мой сын, и что я смогу заполучить его обратно, если заключу с ней разумное соглашение относительно опекунства.

— Она сказала вам, где именно находился ваш сын?

— Нет.

— Она хотела встретиться с вами у вас дома?

— Нет.

— А что она сказала?

— Сказала, что сможет разыскать ребенка и вернуть его и что, когда я узнаю про все обстоятельства, то одобрю ее действия. Она еще сказала, что стала жертвой обмана, и самое страстное ее желание — сделать все, что в ее силах, ради блага моего сына.

— Когда она обещала вернуть вам сына?

— В тот же вечер.

— В какое время конкретно?

— Она сказала, приблизительно в десять часов.

— А она не говорила, куда его привезет?

— Как же не говорила? На дом к Элле Броктон, Олив-Крест, 2320.

— Что вы предприняли?