— Все вытряхнули, мальчики?

— Все, — ответил один из них.

— Письмо насчет дневника оставляем у себя в качестве вещественного доказательства. По-моему, они слямзили его на квартире. Самого дневника у Мейсона нет, значит, он у секретарши. Справьтесь у надзирательницы женского отделения. Если и там пусто, значит, Мейсон и Делла Стрит не успели найти его до нашего приезда. Когда мы туда вошли, Мейсон, дай Бог памяти, стоял в дверях кухни в то время, как секретарша, надо полагать, находилась в кладовке.

Голкомб подвинул в сторону Перри Мейсона лежавший на конторке тяжелый конверт из плотной бумаги.

— На вас налагается штраф, — объявил он, — за действия, препятствующие органам правосудия по статье сто тридцать пятой уголовного кодекса, а также за незаконное вторжение в частное жилище. Вы отпускаетесь под свое собственное обязательство, но сможете получить обратно вещи, только расписавшись на обороте конверта. А письмо — вещественное доказательство — останется у нас: сможете забрать его у окружного прокурора, как только будет готов обвинительный акт.

Хриплым от сдерживаемой ярости голосом Мейсон осведомился:

— Осмелюсь предположить, вы отдаете себе отчет в противозаконности ваших действий?

— Куда уж мне? — усмехнулся сержант Голкомб. — Я же просто тупой фараон. Это вы у нас умный. Если вы находите, что мы поступали с вами не по закону, можете подать жалобу властям. И не надейтесь, что вам удастся скрыть от нас улики. Из-под земли найдем то, что нам надо.

Мейсон в ответ промолчал.

— Разумеется, — продолжал Голкомб, — если вы хотите обратиться к мировому судье, чтобы он выпустил вас под свое поручительство, что ж, пожалуйста, — но сегодня уже поздно, так что вам придется отправиться в камеру и переночевать там. Хотя я и сам могу отпустить вас. Вам надо только проставить здесь ваше имя, и — скатертью дорога. Все равно вы рано или поздно распишетесь и выйдете отсюда. Не лучше ли сделать это не откладывая, прямо сейчас? Вы бы избавили себя от необходимости провести ночь за решеткой. Впрочем, если вам позарез нужно, чтоб все соответствовало букве закона, выйдете отсюда с постановлением судьи. Мне плевать! Вон дверь.

Мейсон взял авторучку, должным образом помянутую в списке его личного имущества, и подмахнул расписку на обороте конверта.

Кладовщик оторвал от конверта корешок с распиской и списком содержимого и бросил его в картонную коробку. Ему порядком надоела вся эта канитель, он даже не пытался скрыть смертельной скуки.

Сержант Голкомб бросил полицейскому, стоявшему ближе к стальной двери:

— Порядок, открывай. Пусть шагает под свою ответственность.

Мейсон прошел в стальную дверь и услышал за спиной хохоток Голкомба:

— Ну и законник! Совсем свихнулся со своими законами. Я уж думал, что вы не покинете тюрьму, пока судья сам не выпустит. До скорой встречи, приятель.

Мейсон пересек зарешеченную комнату ожидания, поднялся по лестнице в клетушку, где другой надзиратель повернул увесистый медный ключ, отодвинул засов и выпустил Мейсона из пропитавшейся приторным запахом дезинфицирующего раствора тюрьмы на чистый ночной воздух.

Делла Стрит ожидала на улице. Одного взгляда на Перри Мейсона ей было достаточно. Она подошла вплотную и взяла его под локоть.

Они молча пошли под дождем к стоянке, где была оставлена машина Мейсона. Бледный от злости адвокат сел в машину и вставил ключ в зажигание.

Делла Стрит первой нарушила молчание:

— Теперь я знаю, что переживают люди, готовые на убийство.

— Тебя обыскали? — спросил Мейсон.

— Надзирательница раздела меня до нитки и обыскала всю с ног до головы.

— Куда они девали дневник?

— У меня не было дневника.

Мейсон оторвал взгляд от приборного щитка и повернулся к Делле:

— Разве ты не нашла его?

— Конечно, нашла, — ответила она, — но тут услышала полицейскую сирену. Вижу, лежит начатый батон хлеба. Я вынула мякоть, засунула внутрь дневник, залепила мякотью верх и бросила в мусорное ведро. А потом я подошла к вам, где меня и увидел сержант Голкомб.

— Молодчина! — облегченно выдохнул Мейсон.

Он выехал задним ходом со стоянки, потом резко перевел рычаг переключения скоростей на первую скорость, свернул на дождливую улицу, нажал на газ, и машина, взвизгнув покрышками, стала быстро набирать скорость.

— Хотите сделать попытку? — спросила Делла.

— Ни в коем случае. Они только этого и дожидаются, как только Голкомб выяснит у надзирательницы, что дневника при тебе не оказалось.

— Неужели установят за нами слежку?

— За нами — вряд ли, — ответил Мейсон. — За домом скорее всего. Нашпигуют всю округу шпиками. Они дадут нам войти, но когда мы выйдем, арестуют заново.

— А они не найдут дневник в мусорном ведре?

— Вряд ли, — ответил Мейсон. — Не забудь, что Карл Фретч сбежал по пожарной лестнице. Значит, прежде чем сержант Голкомб решит, что ты запрятала дневник где-то в доме, он вспомнит про удравшего человека и решит, что он и унес дневник.

— А что потом? — поинтересовалась Делла Стрит.

— Трудно сказать, — ответил Мейсон. — Он сможет подумать на кого-нибудь из людей Дрейка и постарается нажать на Пола. А может поднять с постели Джейсона Бартслера и тогда выйдет на след Карла Фретча.

Снова воцарилось долгое молчание.

— Куда мы едем? — спросила Делла.

— Домой.

— Вы не хотите разобраться с Карлом?

— Нет.

— Как вы думаете, Карл знает, что вы были там?

— Он провозился там достаточно долго, чтобы услышать мой разговор с Голкомбом.

— А что, если ему известно про дневник?

— Не знаю.

— Зачем он приходил?

— И на этот вопрос трудно дать какой-либо ответ.

— Меня мороз по коже продрал, пока он крался к спальне. Не приведи Господь оказаться там спящей в такую минуту. Он был такой страшный… Шеф, а каким образом у него могли оказаться ключи от квартиры?

— Скорее всего, снял слепки со всех ключей Дайаны, когда ее сумочка была у него, а потом изготовил дубликаты.

— Но для чего он это сделал?

— Может, это просто настырность сердцееда. А может, что-то еще.

Они вновь замолчали. Промчавшись по безлюдным улицам, Мейсон подъехал к дому Деллы.

— Спокойной ночи, — сказал он.

Делла участливо посмотрела на него.

— Шеф, не расстраивайтесь, ладно?

— Что?

— Вам надо расслабиться.

Мейсон попробовал улыбнуться, но улыбка вышла натянутой.

Делла открыла дверцу, и вдруг, обернувшись, обняла его за шею и притянула к себе. Их губы слились в долгом поцелуе, а потом она так же неожиданно высвободилась из объятий Мейсона.

— Это должно отвлечь вас от сержанта Голкомба, — промолвила она. — Только не забудьте стереть с губ помаду. И желаю вам приятных снов, шеф.

Глава 10

Утреннее солнышко весело играло на омытых дождем зданиях. На девственно чистом синем небе не было даже тени облачка. Солнечные лучи струились сквозь восточные окна конторы Мейсона, падая золотистым продолговатым пятном на его письменный стол, который как раз тщательно протирала Делла Стрит. Она зашторила жалюзи, чтобы солнечный свет не пробивался в комнату. Раздался щелчок отпираемого замка — это был Мейсон.

— Привет, Делла. Выспалась?

— Немного. А вы?

Мейсон, улыбнувшись, покачал головой.

— Глаз не сомкнул от злости. Делла, пожалуйста, позвони Полу Дрейку, узнай, может ли он сейчас заглянуть ко мне.

Делла Стрит убрала тряпку в ящик стола и, пока Мейсон вешал в гардероб свою шляпу и светлое пальто, набрала номер Пола Дрейка.

— Он сейчас будет, — сообщила она, повесив трубку.

Адвокат кивнул, прошел за свой письменный стол, однако садиться за него передумал и принялся слоняться по комнате.

— А вы не можете привлечь Голкомба за незаконный арест? — поинтересовалась Делла.

— Я мог бы кое-что предпринять против него, — буркнул Мейсон, — но буквально на другой же день надо мной хохотал бы весь город: я бы просто создал ему рекламу. Ничего, мне многих удавалось осаживать, когда игра принимала грубый оборот, — впоследствии они даже вопили о помощи. Так что с этим орангутангом я расправлюсь. Гораздо опаснее лейтенант Трэгг: этот — помозговитее будет. А Голкомб — просто самоуверенный, невежественный олух, воображающий себя крутым парнем.

В дверь раздался условный стук Дрейка, и Делла, подойдя к двери, отперла ее.

— Приветик, Делла, — сказал Дрейк и усмехнулся Мейсону. — Ну и наломали же вы дров, черт бы* вас побрал.

— То есть?

— Я всю ночь глаз не сомкнул.

— Я тоже, — сказал Мейсон.

— Вижу, ваш старый приятель сержант Голкомб мутит воду, причем с невиданным остервенением. Я думал, его перевели.

— Очевидно, добился милости у власть придержавших, — предположил Мейсон. — Что он хотел от тебя, Пол?

— Заявился среди ночи, вытащил меня из постели, чтобы сообщить, будто один из моих сотрудников скрывает интересующий его дневник, а потом обвинил меня — меня, вы слышите? — в том, что я был вместе с вами на квартире Дайаны Рэджис, выкрал этот самый дневник и потом дал дёру по пожарной лестнице.

— Что ты ему ответил?

— Я был настолько возмущен, что чуть не взбесился, — сказал Дрейк. — В конце концов мне удалось разубедить его, но после того как он ушел, я из чистого любопытства и для очистки совести навертел телефон того сотрудника, который следил за квартирой, и расспросил его о случившемся. Тот видел, как напротив дома остановился автомобиль, принадлежавший Джейсону Бартслеру, из которого вышел юноша, уверенной походкой направился к еходной двери, отпер ее ключом и вошел в здание. Мой сотрудник даже сперва принял его за жильца, но из-за того, что юноша заглянул в почтовый ящик Дайаны, по профессиональной привычке записал номер его автомобиля. Он говорит, что другой детектив — его напарник — дважды просигналил вам.