Шелби сам убил себя, попав в обстоятельства, которые, казалось, были созданы для возмездия некоей высшей силой. Это не было убийством. Не было даже самозащитой. Она вовсе не убивала его, эта бедная полусонная женщина. Гнусный предатель убил себя сам!

Глаза Лаутона широко и благоговейно раскрылись.

— Черт, — произнес он, — вы сумели сделать это даже лучше, чем он. И вам незачем отказываться от этого процесса!

— В самом деле? — воскликнул Мейсон. — Я должен отказаться от этого процесса, а вы должны убраться к черту из моей конторы и притом немедленно.

Мейсон слез со стола, на котором сидел до сих пор, подошел к Келлеру, схватил его за воротник и поднял со стула.

— Скажите, — удивленно заговорил Келлер, — что это накатило на вас? Быть может, мы все-таки сумеем договориться как деловые люди. Я заинтересован в этой маленькой женщине, потому…

Делла Стрит вопросительно взглянула на Мейсона, тот кивнул ей, и она распахнула дверь из кабинета Мейсона настежь.

Мейсон навалился на Келлера всей тяжестью своего тела и вышвырнул его из комнаты. Келлер растянулся в коридоре во всю длину, а Мейсон, отряхивая руки, словно они запачкались, вернулся в контору. Делла, как знающий свою роль участник давно заученной постановки, закрыла за ним дверь и заперла на замок.

— Теперь нам всем следует выпить. — Мейсон подошел к шкафу, вынул оттуда бутылку виски и стаканы.

Дрейк наблюдал за ним с нескрываемым восхищением.

— Черт возьми, Перри, никогда еще не видел более чистой работы!

— Вы имеете в виду выброшенную отсюда крысу? — спросил Мейсон, откупоривая бутылку.

— Боже мой, как ты расправился с этим старым жуликом, оплакивающим судьбу бедной маленькой женщины! Почему бы тебе не выступить с этим в суде и не спасти Марион Шелби?

Мейсон кончил разливать виски и спросил язвительно:

— Ты тоже хочешь вылететь в коридор, Пол?

Дрейк хохотнул.

— Перри, делай как знаешь, но для адвоката, постоянно загоняющего в угол окружного прокурора, ты, несомненно, наивен как младенец.

— Налей мне двойную порцию, а после этого я пойду звонить адвокату миссис Лэси и постараюсь выведать у него, сколько мне нужно заплатить, чтобы отвязаться от этого иска.

Глава 22

В субботу утром Мейсон вошел в свой кабинет с обычной беззаботной мальчишеской улыбкой на губах.

— Хэлло, Делла, какие новости?

— Показания Эллен Кэшинг назначены на десять часов утра. Вы не забыли об этом?

— Нет.

— Здесь будут судебные репортеры и официальный нотариус для принятия присяги Эллен Кэшинг.

— Ну, а Дрейк?

— Боюсь, что он провел скверную ночь. Вчера он звонил по телефону этому жулику Аттике и спросил, во сколько ему обойдется компромисс?

— Ну и чего же он добился?

— Аттика ответил, что он обойдется вам обоим ровно в двести пятьдесят тысяч долларов, и бросил телефонную трубку.

— Естественно. Ты можешь себе представить, как он сейчас горд, представляя в этом иске Эллен Кэшинг, а в уголовном процессе — Марион Шелби. Он, конечно, не допустит сейчас никакого вмешательства посторонних. Этот иск поддержит его в предстоящем процессе. В понедельник он выступит в суде в защиту миссис Лэси, а Скотта Шелби выставит как самого гнусного предателя во всем штате.

Зазвонил телефон, и Делла подняла трубку.

— Это Дрейк.

Мейсон взял трубку.

— Хэлло, Пол!

— Не приветствуй меня сегодня, Перри. Вчера я был весел, но сегодня тише воды ниже травы. У меня такое чувство, что кто-то всунул пневматическую заклепку в мой череп.

— Так плохо? — спросил Мейсон.

— И даже еще хуже.

— Согласно уведомлению, сегодня ко мне в контору в десять часов утра явится Эллен Кэшинг для дачи показаний под присягой.

— Это действительно так?

— Ты ведь не забыл об ее иске, не так ли?

— Забыл?! — воскликнул Дрейк. — В том-то и несчастье! Я пил всю ночь напролет, чтобы забыть об этом, но ничего у меня не вышло.

— Позаботься вот о чем, Пол. У тебя ведь есть друзья среди газетных репортеров, которые иногда оказывали тебе услуги?

— Да, есть, а в чем дело?

— Пустяки, просто мне кажется, что во время этого разговора здесь у меня могут выясниться новые интересные подробности, относящиеся к процессу Шелби. Они, возможно, заинтересуются этим.

— Черт возьми, Перри. Ты прав, и я рад, что ты подсказал мне это. Сам бы я не додумался.

— Позвони своим друзьям, Пол. У меня маленькое помещение, и я могу пригласить не более двух репортеров. Пригласи тех, кто оказывал тебе услуги. На этот раз ты, возможно, расплатишься с ними.

— Спасибо, Перри. Начало в десять часов?

— Правильно.

— О’кей! Времени осталось немного, но я позвоню им сейчас же.

Едва Мейсон повесил трубку и повернулся к Делле, чтобы сказать ей что-то, как дверь открылась и появилась Герти.

— С добрым утром, мистер Мейсон! — сказала она. — К вам пришел мистер Аттика из фирмы «Аттика, Хокси и Мид».

— Сейчас еще нет десяти, — ответил Мейсон.

— Он сказал, что специально пришел немножко раньше, так как хотел побеседовать с вами наедине.

— Хорошо, пусть войдет.

Джордж Аттика был рослым, но слегка сутулым мужчиной с серыми глазами, которые никогда не выдавали мыслей своего хозяина. Ему было около пятидесяти лет; волосы у него уже поседели. Он обладал звучным, низким, хорошо поставленным голосом оратора. У него были хватка и живой ум.

— Боюсь, что зря я сорвался, беседуя с мистером Дрейком вчера вечером, — вкрадчиво начал он.

— Извинения принимаются в любое время. Садитесь.

Аттика сел, взглянул на Деллу и многозначительно откашлялся.

— Все в порядке, — сказал Мейсон, — она останется здесь.

— Хорошо. Я собираюсь написать всю историю Марион Шелби и опубликовать ее в воскресных газетах. Эта история полна драматизма и затронет чувствительные струны в сердцах женщин всего мира, тех женщин, которые отдали все, что имели, мужьям, обещавшим любить и лелеять их до конца жизни.

— Вы, очевидно, думаете произвести такое же впечатление и на присяжных в суде? — спросил Мейсон.

— Не говорите со мной в таком тоне, — с упреком сказал Аттика, — это вовсе не подходит вам.

— Мне безразлично, что вы считаете подходящим или неподходящим для меня, — ответил Мейсон. — Слава Богу, я прожил свою жизнь так, что могу делать все, что захочу.

— Приятная и очень интересная философия. Но я хочу поговорить с вами о человеке, по отношению к которому у вас есть определенные моральные обязательства.

— В самом деле?

— Я так полагаю. Она солгала вам, и вы имеете полное право сердиться. Но поймите и ее: она молода, неопытна и страшно испуганна. К тому же не понимает, что единственный ее путь к спасению заключается в откровенном признании. Она думает, что, рассказав всю правду, погубит себя, тогда как на самом деле это спасет ее. Когда станет известно все, ее оправдают, именно это я и скажу присяжным в суде.

— Очень интересно, — сказал Мейсон, — но нет ни малейшей необходимости обращаться с этим ко мне. Поберегите все эти слова до судебного заседания.

— Я говорю вам об этом потому, что это будет иметь огромный общественный резонанс. Пока она лжет, процесс носит один характер, но как только она сознается — все женщины мира встанут на ее защиту.

— Объясните, при чем здесь я? — спросил Мейсон.

— Вас это, несомненно, касается.

— Вы рассказываете занятные истории и, очевидно, коллекционируете их, я же этим не занимаюсь.

— Мне представляется, что для вас это прекрасный случай восстановить свой престиж. Все будут уверены, что вы, изобличая окружного прокурора в незаконных беседах со свидетелями обвинения, сознательно скрыли собственные планы, приготовив для суда и присяжных совершенно неожиданный сюрприз.

— Перестаньте говорить обиняками. Чего вы хотите от меня? Чтобы я поддержал вашу версию, не так ли?

— Или хотя бы не возражали против нее.

Мейсон задумался и долго молчал.

— Аттика, я не могу опровернуть вас, не нарушив при этом доверия моей клиентки, а я этого делать не собираюсь. Я никому не скажу о том, что мне говорила или чего не говорила моя клиентка. Таковы мои принципы.

Аттика расцвел.

— Это вполне удовлетворяет меня, мистер Мейсон. А теперь, поскольку вы доказали способность к широкому мышлению, я считаю, что могу приступить к переговорам, касающимся компромисса по поводу вашего конфликта с миссис Лэси. Это был просто неудачный случай, простая ошибка. Думаю, что моя клиентка откажется от своего иска на самых выгодных для вас условиях.

— Сколько? — спросил Мейсон.

— Откровенно говоря, я думаю, что достаточно будет двухсот пятидесяти долларов, чтобы покрыть издержки. Здесь нет материальной заинтересованности, речь идет о чисто человеческих амбициях. Видите ли, я являюсь адвокатом миссис Лэси в деле, в котором пострадала ее репутация. Дело может быть представлено как выпад против окружного прокурора и желание вывести его из равновесия. Вы не хуже меня знаете, как ведутся подобные дела. А в данном случае будет и весьма сильный общественный резонанс.

— Вы ведь не собираетесь пожертвовать интересами одного клиента ради интересов другого, не правда ли?

— Конечно, нет.

— И вы думаете, что миссис Лэси согласится получить от нас двести пятьдесят долларов и взять свой иск обратно?

— Она мне этого не говорила, но я думаю, что она последует моему совету.