Я думаю, у меня есть право на адвоката. Мне сказали, что нельзя пользоваться повестками суда для того, чтобы привлекать к делу тех, кто ничего об этом не знает.

Хейл толкнул локтем Ивса и ухмыльнулся.

Судья Норвуд произнес:

— Вы правы в своем общем понимании закона. Человек, которому известны какие-то факты по делу, обязан выступить свидетелем, когда его вызывают. Но нельзя никого затаскивать в суд с единственной целью… Пока воздержусь от дальнейших комментариев. Мистер Мейсон, вы имеете что-либо сказать?

— Если она хочет адвоката, то надо согласиться, — сказал Мейсон.

— Хорошо, сейчас вы освобождаетесь от дачи показаний, — обратился судья Норвуд к Мэрион Ките. — Проконсультируйтесь с адвокатом и возвращайтесь сюда завтра в десять утра, если хотите, то с адвокатом.

— Вы хотите вызвать других свидетелей, мистер Мейсон?

— Я хотел бы завершить выступление со своей стороны, ваша честь, но есть некоторые технические вопросы, по которым обвинение оставило очень большие пробелы, улики, которые окружной судья посчитал, видимо, возможным опустить.

— О чем вы? — спросил Хейл. — Я ничего не опускал.

— Опускали. Вы не включили в дело кресло на колесах, в котором было обнаружено тело.

— Я включил улики по всем фактам, касающимся кресла. Само оно большое и громоздкое, поэтому я не видел причины, чтобы…

— Вот именно, — вмешался Мейсон. — Это кресло — одна из самых важных улик по данному делу, а окружной судья ограничился свидетельством шерифа о том, что в шинах кресла не было осколков стекла.

— Хорошо, — сказал Хейл. — Готов удовлетворить эту прихоть. Если он хочет включения кресла в дело, пожалуйста… Шериф, принесите, пожалуйста, кресло.

— То есть вы хотите вновь открыть дело с вашей стороны? — спросил Мейсон.

— Да. Сейчас принесут кресло, и я включу его в дело в качестве улики.

— Очень хорошо.

Шериф принес кресло из комнаты для вещественных доказательств, что была рядом с залом суда.

— Вот оно.

— Хотите, чтобы шериф прошел на свидетельское место и присягнул? — осведомился Хейл.

Мейсон пожал плечами.

— Если вы говорите, что это то самое кресло, то я согласен.

— Тогда все.

— Сейчас я хотел бы вызвать Сэма Барриса в качестве своего свидетеля, — заявил Мейсон.

— Вашего свидетеля? — удивленно переспросил Хейл.

— Вот именно.

— Хорошо, — согласился судья Норвуд. — Мистер Баррис, вы вызываетесь как свидетель защиты. Вы уже приводились к присяге по данному делу, так что снова присягать не надо. Начинайте, мистер Мейсон.

Мейсон указал на запачканное кровью кресло рядом со свидетельским местом.

— Мистер Баррис, как вам кажется, это то кресло, в котором было тело Артура Кашинга, когда вы вошли в его коттедж рано утром третьего числа?

— Да, сэр.

— Нет ли в нем каких-либо изменений по сравнению с тем моментом?

— Нет, сэр.

— Мистер Баррис, находились ли вы в зале суда несколько минут назад и слышали ли, как вскрикнула свидетельница Мэрион Ките?

— Я не слышал ее крика, — ответил Баррис. — Я слышал какое-то слабое восклицание, которое не назвал бы криком. Мистер Мейсон, быть может, вы попытались заставить эту женщину кричать для того, чтобы я мог ее опознать. Могу сразу сказать, что ни один произведенный здесь в зале звук совсем не походил на крик, который я слышал тогда.

— Давайте ясно установим, — сказал Мейсон. — Насколько я понимаю, когда вы услышали, как в Артура Кашинга бросили зеркало, то никто не кричал?

Хейл вскочил на ноги.

— Не отвечайте, не отвечайте! — прокричал он свидетелю, а затем, обернувшись к суду, заявил: — Ваша честь, я возражаю. Это неправильный допрос свидетеля. Используются неподтвержденные факты. Он требует от свидетеля делать. выводы, основываясь на предположениях, обратных тому, что действительно произошло. Известно, что никакая женщина и никто иной не бросали зеркало в Артура Кашинга. Зеркало бросил Артур Кашинг в последней отчаянной попытке защититься, а затем его застрелили.

— Не вдаваясь в суть различных противоречий, — сказал судья Норвуд, — я поддерживаю возражение, поскольку от свидетеля требуют выводов. Он может сообщить, когда он услышал крик по отношению к моменту, когда раздался звон разбитого стекла.

— Хорошо, — согласился Мейсон. — Я переформулирую свой вопрос. Когда вы сопоставили бы по времени крик со звоном разбитого стекла?

Сэм Баррис поколебался.

— Трудно расставить все по порядку в собственной голове, когда только что проснулся.

— Понимаю вас. И все же постарайтесь, мистер Баррис.

— Ну, насколько я помню, я услышал звон стекла, потом выстрел. Затем я лежал, почти заснув, и только какое-то время спустя я услышал женский крик.

— А сколько времени вы лежали, засыпая?

— Может быть, несколько секунд.

— Около минуты?

— Может быть, больше минуты.

— Пять минут?

Баррис задумался.

— Да, где-то около пяти минут. Честно говоря, мистер Мейсон, может быть, я и заснул ненадолго, максимум… Я бы сказал… Нет, не знаю.

— Вы хотели сначала очертить какие-то временные рамки, мистер Баррис, но потом передумали. Почему?

— На это нельзя было бы полагаться.

— Другими словами, — сказал Мейсон, — если быть откровенным, вы не знаете, каков был интервал между звоном разбитого стекла и криком. Но когда вы хотите установить какие-то временные рамки, то приходите к выводу, который кажется абсурдным с учетом фактов. Так?

— Я возражаю против этого вопроса, как имеющего аргументированный характер, — заявил Хейл. — Это также попытка перекрестного допроса собственного свидетеля. Мистер Мейсон произвел большой эффект, отказавшись ранее от перекрестного допроса этого свидетеля, и…

— Возражение чисто техническое и поэтому отводится, — объявил судья Норвуд. — Кажется, вы забываете, что конечная цель подобных слушаний в том, чтобы удовлетворить суд, а не в том, чтобы заниматься здесь юридическими упражнениями и ловко перескакивать от одного технического вопроса к другому. Отвечайте на вопрос, мистер Баррис.

— Честно говоря, я собирался сказать, что могло пройти порядка пятнадцати минут между тем, как я услышал сначала выстрел и звон стекла, а затем крик. Это звучало бы не совсем логично, но, по-моему, речь могла бы идти о пятнадцати минутах.

— А позднее вы встали с кровати сразу же, как услышали крик?

— Не совсем так. Я поднялся, когда услышал звон стекла. Может быть, через две-три минуты. Я постоял, но не увидел ничего, кроме света в коттедже Кашинга. Тогда я не пользовался подзорной трубой. Я разбудил жену, и как раз, когда она вставала, мы услышали крик.

— И вам неизвестно, раздался ли звон разбиваемого зеркала и выбиваемого окна вследствие того, что кто-то бросил зеркало в Артура Кашинга и промахнулся, либо Артур Кашинг бросил зеркало в кого-то?

— Именно так.

— Совершенно очевидно, — сухо заметил Хейл, — что ответ говорит сам за себя. Обвинению ясно, что зеркало бросил мистер Кашинг в отчаянной попытке защититься.

— Тогда он, видимо, бросал его через себя, — сказал Мейсон.

— Обвинение утверждает, — заявил Хейл, — что мистер Кашинг бросал зеркало в кого-то, кто на него нападал и находился в тот момент между ним и окном. Бросив зеркало, мистер Кашинг повернул кресло так, чтобы оставаться лицом к нападавшему, и здесь его настиг роковой выстрел.

— Мне понятно утверждение обвинения, — сказал судья Норвуд.

— Кажется, вы говорили, что кресло не поворачивали, — заметил Мейсон.

— Его не поворачивали после того, как все эти осколки оказались на полу.

— А они оказались на полу сразу же после того, как было брошено зеркало.

— Возможно, осколки были на полу, но их разбросали по всей комнате после того, как Кашинга застрелили. Думаю, что суд и я прекрасно понимаем ситуацию.

— Я в этом не уверен, — произнес судья Норвуд, хмурясь и потирая себе виски. — Мистер Мейсон открывает интересное поле для предположений.

— Которое я попытаюсь расширить, — бодро сказал Мейсон. — Мистер Баррис, вы не могли бы сесть в кресло в том положении, в каком был мистер Кашинг, когда вы обнаружили тело.

Свидетель сел в кресло и безжизненно сполз с него своим телом.

— Теперь, — сказал Мейсон, — не двигая ничем, кроме плечей и головы, поверните кресло. Ваши бедра и ноги должны оставаться в прежнем положении.

Баррис послушно это выполнил.

Мейсон протянул ему старинное зеркало.

— Кресло находилось футах в шести от окна, которое было разбито.

— Да.

— Край судейской скамьи находится приблизительно в шести футах от вас. Посмотрим, сможете ли вы добросить это зеркало до края судейской скамьи.

— Подождите! Подождите! — закричал, вскакивая, окружной судья. — В этих условиях эксперимент не может проводиться.

Судья Норвуд сказал:

— Суду, конечно, не хотелось бы, чтобы в зале заседаний колотили зеркала.

— Он не может бросить зеркало на такое расстояние, сидя в кресле, — пояснил Мейсон, — а он сильнее и крепче, чем был Артур Кашинг. Если он поднимет руки и достаточно отведет их назад, чтобы бросить это зеркало на расстояние в шесть футов, сидя в кресле, то кресло отъедет назад. Он не сможет так далеко его бросить. И Артур Кашинг не мог.

— Кашинг бросил, — сказал Хейл, — должен был бросить.

— Давайте попробуйте бросить, — обратился Мейсон к свидетелю.

Баррис поднял зеркало. На лице его было замешательство.

— Дайте я попробую, — попросил судья Норвуд.