— Я не отрабатывал истории, если я колеблюсь, то лишь потому, что боюсь причинить вред миссис Хар-дисти.

— Предоставьте ее моим заботам. Я ее адвокат, валяйте дальше.

— В поисках ее я поехал в горный домик.

— Нашли?

— Только не там. Нашел уже в Конвейле, где она ехала следом за машиной своей сестры.

Доктор умолк, глаза его торжествующе поблескивали, все было так стройно.

— Дальше.

— Дальше вам должно быть понятно. Я видел, она близка к обмороку, перехватил ее машину, чтобы отправить пациентку к себе. Я держал ее примерно до десяти вечера, пока она не начала реагировать на препараты, а затем отвез к отцу, где сделал ей снотворный укол и велел никому ее не беспокоить.

— Теперь все? — потянулся Мейсон, зевнув. — Вы чуть не усыпили меня.

— Но теперь вам ясно, она была у меня, я самолично сделал ей укол, после чего она проспала полсуток.

— Закончили? — спросил Мейсон.

— Да.

— Прелестно. Теперь начнем перепроверку.

— Пожалуйста.

— Значит, вы отправились в горный домик защищать свою клиентку от нежелательных эмоций и расстройств?

— В основном, так. Как всякий профан, вы вольно обращаетесь с терминологией, но суть дела уловили.

— О’кей. И обнаружили Милисент только в Кон-вейле?

— Да.

— Когда?

— Э… дайте сообразить. Люди не смотрят поминутно на часы, как полагают юристы, которым подавай время по минутам.

— Чувство времени свойственно всем людям. Утро, день, вечер.

— Ну, это было после шести вечера, ближе к семи.

— Или в семь?

— Спорить не буду, не знаю.

— Но не раньше шести?

— Вряд ли.

— Как вы узнали, что Милисент отправилась в домик?

— Не могу об этом говорить, это было бы неэтично.

— По отношению к кому?

— Зачем вы спрашиваете? Есть этика.

— Понятие растяжимое… От кого-нибудь из своих пациентов получили эти сведения?

Доктор задумался, на мгновение глаза его блеснули.

— Да, от пациента, его я не назову.

— Бог с ним. И вы сообразили, что миссис Хардис-ти что-то угрожает?

— Нужно говорить точнее. О какой угрозе вы думаете?

— Я думаю, вы решили, что вашей пациентке вредно быть в домике.

— Можно и так сказать.

Мейсон располагающе улыбнулся.

— Тогда скажите, за каким чертом вы увезли ее обратно в домик, найдя в Конвейле.

Доктор долго моргал.

— Я этого не говорил!

— Нет, конечно. Это говорю я.

— Сомневаюсь, что к таким выводам можно прийти на основании сказанного…

— А я почти не слушал, что вы тут мне вдалбливали. Протекторы вашей машины, эти новенькие покрышки, отпечатавшиеся у горного домика, красноречивее вас.

— Нельзя доказать, чья была машина, вы ее не видели.

Мейсон устало потянулся.

— Так вы возили в домик Милисент или не возили?

— Я не обязан отвечать.

— Вы даже не обязаны со мной говорить, но полиция спросит то же самое, и уж ей-то вы ответите.

— Полиции не будет до меня никакого дела.

— Шанс на тысячу.

— Посмотрим.

— Пока мы видим одно: почему-то вы не желаете отвечать. А молчание говорит против вас.

— Хватит!

— Пожалуй, хватит. Выводов у меня больше чем достаточно, благодарю вас.

Доктор нервно поглаживал подбородок. Рука его подрагивала.

— Вы правы. Я возил туда Милисент. Но это один из пунктов врачебной программы, которую я выработал для нее. И мне думается, если я заявлю об этом, ни один полицейский чиновник не сумеет понять, в чем именно состояла моя система, почему я поступил так, а не иначе.

— Сильно сомневаюсь, чтобы ваши медицинские полномочия были столь велики… Но пока остановимся на вашей версии. Вы ведь домашний врач Блейнов?

— Да.

— И как таковой делаете подобное заявление?

— Разумеется.

— И давно вы любите Милисент Блейн?

Доктор оторопело выпучил глаза.

— Мне думается, всему есть предел, — пробормотал он. — Предполагать такое…

— Но ведь вы ее любите?

— Это вас не касается.

— Ошибаетесь. Это крайне важно, доктор… Ошибаетесь, да. Вы отработали историю, которая может показаться правдоподобной в том случае, если вы только врач. Если же с ролью врача переплетается роль любовника, доказывать свой медицинский авторитет затруднительно.

— Не вам решать, — с достоинством произнес доктор.

— Ол-райт. Давайте попробуем разобрать вашу историю. Вы сделали миссис Хардисти укол, после которого она сразу уснула.

— Да.

— Через сколько времени снотворное начинает действовать?

— Минут через десять.

— В доме вас не видели?

— Я сделал ей укол в машине.

— Как врач или как любовник?

— Мистер Мейсон, буду крайне признателен…

— Вы можете не отвечать, но зачем так кипятиться?

— Потому что вопрос оскорбителен! Только поэтому!

— Ладно. Сколько вы практикуете?

— Свыше двадцати лет.

— За эти годы случалось ли вам при подобных обстоятельствах делать уколы своим пациентам?

— Что вы имеете в виду?

— Вы прекрасно понимаете. Врач входит в дом, дожидается, пока больная ляжет в постель, делает укол, ждет, пока препарат подействует, дает инструкции и уходит.

Глаза доктора забегали.

— Вы же чуть ли не тайком, где-то в машине делаете укол и отправляете наркотизированную одну, наказав ей, чтобы ее никто не беспокоил!.. Ни в какие ворота не лезет.

— Я считал, в тех условиях это самое правильное, и не собираюсь обсуждать те симптомы, которые меня к этому вынудили, вы все равно не поймете.

— Допустим. Может, и мистер Блейн чего-то не понимал, не одобряя вашего присутствия в доме.

— С чего вы взяли?..

— Но ведь почему-то вы не вошли в дом? Он не доверял вам как специалисту?

— Не думаю.

— Значит, его не устраивала ваша близость с его дочерью.

— Я предпочитаю в это не вдаваться.

— Не будем. Но скажите, не могла ли Милисент притвориться сонной, а потом выпить чашку черного кофе или просто принять кофеин?

— Нет! Ни в коем случае. Снотворное сильное.

— Хорошо. Видите сами, доктор, в вашей стройной истории столько прорех и так все хромает, что вы уже сейчас потеете, хотя я не задал и десятой доли тех вопросов, на которые следовало бы ответить.

— Не верите мне?

— Ваши рассказы неубедительны и противоречивы, и поверьте мне, как практику, все развалится, при первом же хорошем натиске. Вы никогда не сможете членораздельно объяснить, какого черта понеслись с Милисент к домику, зачем приспичило делать ей укол в машине.

— А я и не обязан разъяснять.

— Мне — возможно, это уж на ваш вкус, но кое-кому придется. Так что если все это состряпано для защиты Милисент, то надо пересмотреть' рецепт.

— Что заставляет вас предполагать, что я что-то такое выдумываю для ее защиты?

— Ну не из любви же к искусству… Вывод сделать вовсе несложно. Вы встретились с Милисент и возвратились с ней в горную хижину, так как знали, что там. Хардисти. Видимо, вы решили сделать ему какое-то предложение… не знаю. Затем он был убит из пистолета или ею, или вами. Позднее вы извлекли пулю, чтобы, как говорится, «труднее было отгадать».

— Что за абсурд!

Бывает… Ладно, подойдем к делу с другой стороны. Милисент была там одна, ссорилась с мужем, требовала, чтобы он вернул украденные у отца деньги, грозила оружием. Они боролись, пистолет выстрелил, Хардисти был ранен… В панике Милисент побежала к дороге, где ее нашла Адель. Пистолет спрятали или выбросили… Сестры уложили раненого в постель, а затем Милисент вызвала вас… Вы примчались на помощь, но Хардисти уже умер. Тогда вы извлекли пулю… Роль Адели мне не ясна. Но вы категорически собирались отрицать свое участие в этом деле и… если бы не ваши новенькие локрышки… Вот так-то.

Послышался стук в дверь. Вошла служанка.

— Прошу прощения, доктор, но какие-то господа настоятельно хотят вас видеть. Как их там?.. Джеймсон и Мак Гир… у них к вам вопросы.

Мейсон сочувственно вздохнул.

— Ну вот вам, пожалуйста. Они оказались даже проворнее, чем я думал. Помощник шерифа и представитель местной прокуратуры! Уже! На пороге! А теперь послушайтесь моего совета. Если пуля действительно выпущена Милисент — нечаянно, в самозащите, в отчаянии, вам самая пора об этом заявить. А я уж постараюсь, чтобы она легко отделалась. Если же будете придерживаться своей дурацкой тактики, миссис Хардисти обвинят в убийстве первой степени.

Доктор гордо произнес:

— Я не боюсь закона.

— Это постоянная беда с вами, врачами… Знаете, какую диету прописать больному, когда ему поставить клизму, поэтому считаете себя умнее всех. И во всем… А вот адвокату никогда не пришло бы в голову диагностировать аппендицит. И тем более браться его удалять. Вы же совершенно безмятежно беретесь защищать человека, обвиняемого в самом страшном преступлении, и думаете своим дилетантством спасти его от виселицы.

Доктор Мейком ответил с холодным спокойствием профессора:

— Мне нечего менять в той истории, которую я рассказал, Мейсон… Мейбл, введите джентльменов.

— Стойте, Мейбл! — успел крикнуть адвокат, пока она еще не ушла. — Войдите сюда и прикройте за собой дверь.

Служанка нехотя подчинилась.

— Не будьте безумным до такой степени, — попросил адвокат Мейкома. — Если эти двое увидят меня здесь, они сотрут вас в порошок. Решат, мы все в сговоре, и не поверят ни одному вашему слову. Отсюда есть запасной выход?