Эрл Стенли Гарднер - Дело лошади танцовщицы с веерами

– О’кей. Это все?

– Будь умной девочкой, – сказал Мейсон.

– Буду.

Тишина раннего утра все еще висела над землей, прохладная, как прикосновение кончиков пальцев к горячему лбу больного.

Мейсон направил машину на шоссе, ведущее к ранчо Фрэнка Лоринга Нолана, развернулся около конюшни и, объехав ранчо, подрулил к задней двери дома.

Пес с обрубленным хвостом закатился нервным, возбужденным лаем, как будто ждал, что хозяин вот-вот оборвет его, и стремился успеть обрушить на гостей весь диапазон этой звуковой какофонии.

Задняя дверь отворилась. Крупный мужчина, с животом, распирающим надетый на него комбинезон, дружелюбно ухмыльнулся при виде машины, бросив собаке:

– Замолчи, Батч.

Пес повилял своим обрубком в знак того, что услышал приказ хозяина, однако продолжал заливаться.

Мужчина нагнулся, подобрал небольшой камешек и запустил им в пса, который тут же перестал лаять, покрутился вокруг росших поблизости кустов и уселся в тени, откуда мог обозревать все происходящее, разинув пасть и высунув язык.

Мужчина приблизился к машине.

Мейсон открыл дверцу, вышел наружу и приветственно улыбнулся.

– Вы Нолан?

– Так точно.

– А меня зовут Мейсон.

– Очень приятно, мистер Мейсон.

– Я полагаю, вы очень заняты, – сказал Мейсон.

– Всегда есть чем заняться.

– Не хочу отрывать вас от дел, но меня интересует…

– Вас интересует лошадь, – прервал его Нолан, и по его лицу расплылась улыбка.

– Откуда вы знаете? – спросил Мейсон.

– Эта лошадь, – рассмеялся Нолан, – похоже, становится знаменитой.

– Как же так вышло?

– Черт меня побери, если я знаю, но тут уже побывала куча людей, и все интересуются этой лошадью. Сначала заявился один парень и сказал, что он действует от лица владельца. Симпатичный такой молодой человек, предлагал заплатить сколько надо за ее уход и забрать лошадь. Ему все было о ней известно, поэтому я подумал, что он говорит правду.

– Да, я знаю о нем, – сказал Мейсон. – Он действительно представляет владельца.

– Ну, я-то вообще доверчивый, – сказал Нолан. – А вот жена, она более подозрительная. Она записала номер его машины.

Мейсон кивнул с одобрением.

– Через пару часов после того, как он отъехал, – продолжал Нолан, – я не я буду, если сюда не наведался еще один друг, который так и лез ругаться и все выведывал насчет лошади. Оказалось, что это полицейский детектив из города. Он хотел узнать, как я понял, что тот парень, который приезжал до него, был от владельца лошади. Я объяснил, что тот мне полностью описал ее и при этом сам сказал, что он от владельца, а для меня этого было достаточно. На это он только фыркнул: мол, любой может сказать такое. Ну, в общем, я тут задумался, меня это стало немного беспокоить. Я пошел посоветоваться с женой, а она говорит, что надо бы записать номер машины и этого парня. Мы так и сделали, а он уехал.

– А потом?

– Вчера вечером ко мне приехал шериф, – продолжал Нолан, – и все выспрашивал меня о лошади, хотел разузнать, откуда она взялась и все такое, и предупредил, что не следует болтать языком, когда приезжают разные люди и задают всякие вопросы. В общем, такие дела, мистер Мейсон. Я не должен слишком болтать языком кое о чем.

– Ну, – произнес Мейсон невинным тоном, – если вы расскажете мне, о чем можно говорить и о чем нельзя, почему бы в таком случае нам не поговорить о том, о чем нельзя, и…

Хозяин ранчо засмеялся, откинув назад голову.

– Я так смекаю, что вы адвокат.

– Точно, – подтвердил Мейсон.

– Послушайте, я уже где-то слышал ваше имя. Вы ведь Перри Мейсон, так ведь?

– Да.

– Ну и ну, тогда мне надо заново вас поприветствовать. Я о вас понаслышан. Никогда и не думал, что встречу вас при таких обстоятельствах. Послушайте, а чего это вы интересуетесь лошадью?

– Ну, если в общем, – ответил Мейсон, – то я пытаюсь кое-что выяснить, что может помочь моему клиенту. Есть вещи, о которых адвокат не может говорить, понимаете?

– Если вы только расскажете мне, о чем вы не можете говорить, мистер Мейсон, – произнес с ухмылкой Нолан, – мы тогда и сообразим, что нам не следует обсуждать.

Оба рассмеялись.

– Скажите мне, – спросил Мейсон, – когда сюда заявилась эта лошадь?

– Утром одиннадцатого числа. За полчаса до рассвета.

– А как она пришла?

– Да так же, как обычно приходят лошади, взяла и пришла на своих четырех ногах.

Мейсон улыбнулся.

– А как вы еще ожидали, чтобы она пришла?

– Не знаю, черт возьми! – воскликнул Мейсон. – По тому, как вы выступаете тут, я подумал, что она могла опуститься на ранчо с парашютом.

– Да нет же, она заявилась незадолго до рассвета. Загавкала собака. Этот чертов пес никогда на луну не брешет, вообще ни на что не реагирует. А уж когда залает, значит, действительно какой-то непорядок – он все лает и лает, пока не поймешь, в чем дело. Ну, я подумал, может, это койот или дикий кот бродит рядом с курятником, поэтому встал, прихватил свой дробовик и вышел с фонариком на двор. Тут пес выскочил на меня, как я только появился, побежал вперед, вроде чтобы показать мне, на кого он лаял, и дьявол меня порази, если это не была та лошадь. Стояла вся оседланная и взнузданная и слегка так фыркала.

– И что вы сделали?

– Отвел ее на конюшню, привязал ненадолго, потом разнуздал, дал ей сена, ну и расседлал.

– Вы не увидели ничего необычного, когда расседлали ее?

Нолан поджал губы так, что они превратились в узкую тонкую полоску.

– Я так понимаю, что это одна из вещей, про которые вы ничего не должны говорить, – сделал вывод Мейсон.

– А я ничего и не сказал, – вымолвил Нолан. – А если вам заблагорассудилось читать мысли, то этого я не могу вам запретить.

– Вы выходили поискать следы? – спросил Мейсон.

– Вот это дельный вопрос, – одобрил Нолан. – Вы так говорите, как будто жили в деревне. Никто еще меня так не расспрашивал.

– Ну, так вы выходили?

– Да. Я вышел и стал искать следы. Лошадь пришла по дороге с севера. Она шла по обочине, там в пыли остались ее следы. Затем снова вернулась на шоссе. Как долго она там была, трудно сказать. Я так думаю, что мог бы по следам определить, откуда она пришла, если бы у меня было время, но тогда я не видел в этом никакого смысла. Я прошел назад по дороге, наверное, с полмили или около того, все думал увидеть кого-нибудь, кто упал с лошади. Никого не нашел, а к тому времени уже проезжали какие-то машины, и я подумал, что если кто-то и упал с лошади прошлой ночью и все еще где-то лежит, то уж одна из машин наверняка подберет его.

– Что-нибудь еще?

– Еще я знаю, что лошадь была напугана.

– Откуда вам это известно?

– Ну, вы знаете, этих лошадей с запада пестуют немного иначе, чем в восточных штатах. Хорошая гуртовая лошадь будет стоять смирно, пока у нее опущены поводья. Именно поэтому скотоводы часто и используют раздельные поводья.

Мейсон кивнул.

– Я эту лошадь уже пару раз испытал, – продолжал Нолан. – Я ее выводил и немного на ней поездил, соскакивал с седла, отпускал поводья, чтобы посмотреть, что же она будет делать.

– Ну и что она делала?

– Стояла, как будто привязанная. Лошади, они здорово сообразительные, мистер Мейсон, и когда лошадь, которую обучали стоять так, как обучена эта, решает уйти со своего места, значит, там что-то такое, что ей здорово не нравится. У этой был порван повод.

– Кто-нибудь еще спрашивал вас об этом?

– Нет, черт возьми, остальные ребята, которые тут побывали, все об этом знали. Вы первый, кто приезжает и спрашивает не так, как будто уже знает ответы на все вопросы, а я просто безмозглый деревенщина… А потом… – Нолан ухмыльнулся и закончил: – Вы и сами, как приехали, не больно умно вели себя.

Мейсон рассмеялся.

– Вы не пытались напугать лошадь, чтобы определить, насколько она возбудима?

– Ну вот, – засомневался Нолан, – я и не знаю, надо ли мне говорить об этом?

– Кто-то вам сказал не говорить?

– Нет. Никому такое и в голову не приходило.

– В таком случае не вижу никакой причины, чтобы вам не рассказать об этом.

– Видите ли, мистер Мейсон, тут такие дела. Я стараюсь быть в хороших отношениях со здешним шерифом, и я так думаю, что у него самого хорошие отношения с городской полицией, и поэтому, я полагаю, они не хотят, чтобы я болтал кое о чем, что связано с этой лошадью.

– Ну давайте будем друг с другом откровенны, Нолан, – сказал Мейсон. – Если на задней луке седла есть отметина от пули и полицейские потребовали, чтобы вы не болтали ничего об этой дырке от пули или о том, что в седле сидит пуля, я бы не хотел, чтобы вы об этом говорили.

Нолан усмехнулся.

– Если же, с другой стороны, – продолжал Мейсон, – вы думали о том, что же напугало лошадь, вывели ее и провели этот эксперимент, я бы хотел все же узнать, что вы обнаружили.

– В общем, я действительно размышлял об этом.

– В таком случае, – сказал Мейсон, – я полагаю, вы оседлали лошадь, взнуздали ее, поездили на ней по полю, затем слезли, отпустили поводья и стали ждать, что она будет делать.

– Все так.

– И что же она сделала?

– Ничего. Стояла как стояла.

– И тогда вы выстрелили, не правда ли?

– Я полагаю, что вы сами разбираетесь в животных, так ведь? – спросил Нолан с оттенком уважения в голосе. – А если нет, то, значит, вы ясновидец. Я выстрелил, и она фыркнула и резво так выскочила отсюда. Я думаю, что она так бы и скакала до сих пор, если бы я не закрыл ворота выгона, где она паслась.

– Полиция вас об этом не спрашивала?

– Нет.

– Мне бы хотелось поговорить с вашей женой, – попросил Мейсон.

– Она вообще не любит незнакомых, – сказал Нолан.

– Все равно я бы с ней поговорил.

– Ну тогда пойдемте.