— Перекрестный допрос, — провозгласил Гамильтон Бюргер.

Мейсон спокойным невыразительным голосом произнес:

— Вопросов нет.

Гамильтон Бюргер продолжил допрос свидетелей, который продемонстрировал, что на фонарике, который со всей очевидностью был использован в качестве оружия против Софии Этвуд, вне всякого сомнения имеются отпечатки пальцев обвиняемой.

Когда он закончил допрашивать эксперта-кримина-листа и объявил перекрестный допрос, Мейсон задал только один вопрос:

— Вы ведь не можете сказать, когда были оставлены эти отпечатки пальцев, не так ли? — спросил он.

— Нет, — признал эксперт. — Они могли быть оставлены как в мом. ент нападения, так и когда-либо ранее.

— Вопросов больше нет, — заявил Мейсон.

Затем был вызван сосед, который засвидетельствовал о тайном визите обвиняемой, совершенном около полуночи. И снова адвокат отказался от перекрестного допроса.

Гамильтон Бюргер вызвал водителя такси, который засвидетельствовал, что был вызван по телефону, чтобы совершить поездку к дому Софии Этвуд, и его попросили не шуметь без необходимости.

Судья Черчилль время от времени задумчиво посматривал на Мейсона, очевидно подозревая, что выражение совершеннейшей индифферентности на лице адвоката является следствием того, что Мейсон подчинился неизбежному и заключил, что поразительные изменения последних суток приведут к тому, что обвиняемая будет помещена в тюрьму.

Когда Гамильтон Бюргер закончил, судья Черчилль не стал скрывать направления своих мыслей.

— Теперь нам стало ясно, — сказал он, — что у вас имеются удовлетворительные свидетельства. Сделанные от первого лица, для того чтобы вынести приговор и определить меру наказания. Вчера я думал иначе, но настоящее положение дел является…

Судья умолк на полуслове, поскольку в этот момент Мейсон поднялся на ноги, явно ожидая возможности взять слово.

— Если высокий суд позволит, — сказал Мейсон, — я хотел бы, чтобы слово получила защита. Я послал повестку с вызовом в суд свидетельнице, которая, как я понимаю, является совершенно слепой. Ее имя — во всяком случае, то имя, под которым она проживает, — миссис Гиллман. Повестка была надлежащим образом оформлена, и в том случае, если миссис Гиллман не находится сейчас в зале суда, я хотел бы получить ордер, приказывающий привезти ее.

Из заднего ряда поднялась женщина и сказала:

— Миссис Гиллман с повесткой явилась в суд. Я приведу ее.

Мейсон кивнул и сел на место.

— Итак, — сказал судья Черчилль в наступившей тишине, — вы, без сомнения, имеете право привлекать свидетелей защиты. Конечно, вы понимаете, мистер Мейсон, это не тот случай, когда мы стараемся выяснить, насколько тот или иной свидетель заслуживает доверия. Суд принимает свидетельства обвинения такими, какие они есть, считает их свидетельствами от первого лица, и обвиняемой не разрешается обращаться за разбирательством в Верховный суд независимо от каких-либо противоречий в свидетельских показаниях.

— Я понимаю, — сказал Мейсон.

Двери зала суда открылись, и вошла Минерва Гудинг. Она держала под руку женщину, одетую в очень темные очки, держащуюся очень прямо, с черно-белой полосатой тростью, шагающую достаточно уверенно и одетую с королевским блеском.

Женщину провели на место для свидетелей, где она приняла присягу, подняв правую руку, и назвалась Софией Гиллман.

Мейсон повернулся к свидетельской кафедре.

— Миссис Гиллман, — спросил он, — видели ли вы меня когда-нибудь в своей жизни?

— Последние десять лет я лишена возможности видеть кого бы то ни было, — ответила женщина.

— Говорил ли я с вами когда-либо?

— Нет. Однако я слышала ваш голос.

— Когда же?

— Когда вы разговаривали обо мне с Минервой Гудинг. Вы интересовались моей квартирой и моей связью с Софией Этвуд. Я не знаю, каким образом вдм удалось все это узнать, но я поняла, что вы на верном пути.

Гамильтон Бюргер обменялся недоумевающим взглядом с лейтенантом Трэггом, затем поднялся и спросил:

— Вы считаете этот разговор уместным, ваша честь?

— Вы все поймете чуть позже, — сказал Мейсон.

— Ну я полагаю, что мы сначала должны выяснить, какое все это имеет отношение к делу, — заметил Гамильтон Бюргер.

— Очень хорошо, — сказал Мейсон и повернулся к слепой свидетельнице: — Какое отношение вы имеете к обвиняемой, Кэтрин Эллис? — спросил он.

— Я — ее тетя София, — с достоинством сказала женщина.

— Что?! — воскликнул пораженный Гамильтон Бюргер и тут же, осекшись, опустился на место.

Он выглядел обескураженным.

— В таком случае кем является та женщина, которая жила в вашем доме и известна как София Этвуд? — спросил Мейсон.

— Это Милдред Адди, женщина, которая одно время была моей сиделкой.

— И Милдред Адди действовала от вашего имени и с вашего позволения? — спросил Мейсон.

— Правильно.

— Не будете ли вы так добры рассказать нам об этом?

— Полагаю, что в данный момент не имеет смысла что-то скрывать, — устало ответила свидетельница. — Я — София Эллис Гиллман. У меня нет родных, исключая брата, который был чудесным человеком, но ужасным мотом. Он добился успеха в жизни, и у него не было времени на бедных родственников. Единственной живой душой, которая сколько-нибудь интересовалась мною, была Кэтрин Эллис. Она, как я понимаю, является обвиняемой в этом процессе. Сожалею, что не могу видеть ее.

Милдред Адди во многих отношениях была очень похожа на меня. Она работала на меня в качестве домоправительницы, а когда я ослепла, то уговорила ее начать жизнь под моим именем. Однако я забежала вперед.

— Пожалуйста, продолжайте.

В зале суда царило мертвое молчание, зрители подались вперед, чтобы лучше слышать. Изумленный судья Черчилль смотрел на свидетельницу во все глаза.

— На какое-то время я совершенно потеряла связь со своей семьей, — продолжала миссис Гиллман. —

Затем я поняла, что начинаю слепнуть. Однако к тому времени я уже скопила достаточное состояние.

Я не желала, чтобы мне симпатизировали из-за моих неприятностей или по какой-либо другой причине, и я не хотела, чтобы мой брат, который всегда отстаивал свою независимость, как любой бедный родственник, начал всячески умасливать меня и приставать ко мне со своими сомнительными проектами.

Я вышла замуж за Джерома Гиллмана, основателя промышленной компании «Гиллко». Он умер и оставил мне значительное состояние. Среди прочего я получила и большой пакет акций его компании. У него также оставался Сын от первого брака, никчемный простофиля, бесхарактерный человек — Спенсер Гиллман, который сегодня является главой компании.

Для слепой женщины небезопасно иметь счет в банке, и я бы никому не посоветовала в этом положении показывать, что у него имеется какое-либо богатство. Поэтому я уговорила Милдред Адди, которая начала действовать под моим именем, устроить в доме тайник. Время от времени я наведывалась в тайник и оставляла в нем деньги или акции — по большей части деньги. Поскольку я прожила в этом доме много лет, я знала каждый его сантиметр и могла совершенно уверенно передвигаться по нему в любой час дня и ночи.

Затем Милдред, которая все еще изображала меня, влюбилась в Джеральда Этвуда, женатого человека, который разошелся с супругой, но пренебрег формальностями обычного бракоразводного процесса.

Это чрезвычайно осложнило ситуацию. Я была вынуждена написать брату, что вышла замуж за Джеральда Этвуда. Мне не хотелось этого делать, но в ином случае я поставила бы под угрозу весь наш план.

Затем мой брат и его жена погибли в автокатастрофе, и через некоторое время Джеральд Этвуд скончался от сердечного приступа на поле для гольфа. Жадная жена Этвуда завладела всем, что только смогла ухватить. А Кэтрин, которая в данном случае является обвиняемой, осталась без средств к существованию и в полном одиночестве.

Я сказала Милдред Адди, чтобы она написала Кэтрин от лица Софии Этвуд и пригласила ее в гости. Я хотела получить возможность испытать молодую женщину и выяснить, является ли она такой же мотовкой, как и ее отец, или же она вполне здравомыслящая особа.

Я проинструктировала Милдред насчет того, как ей надлежит действовать, и все шло замечательно, пока кто-то не влез в тайник, где хранились деньги. Это привело к большим неприятностям.

Я думаю, что все это в любом случае всплыло бы наружу, поскольку в промышленной компании «Гил-лко» происходила серьезная борьба за власть. Спенсер, которого я просто ненавижу, сын Джерома Гиллмана от первого брака, знал, что его отец оставил мне эти акции, что они были мне завещаны и записаны на мое имя, но он не знал, где я. Однако он склонился к мысли, что Милдред Адди, которая жила под именем Софии Этвуд, именно та женщина, которая владеет его акциями.

Притворяясь обыкновенной слепой, я вошла в контакт с людьми из компании, которые знали, какой мошенник этот Спенсер, и хотели его свергнуть. Но Спенсер умен. Для полноты картины он отыскал где-то Стюарта Бэксли. Тот принялся охаживать Милдред и шастать по дому. Я предостерегала Милдред на его счет, но она ничего не хотела слушать. Временами она бывала своевольной. И вот чего она добилась. Получила дубинкой по голове.

— Вы знаете, кто ударил ее фонариком? — спросил Мейсон.

— Нет. Все, что мне известно, — это был тот человек, который отодвинул дистиллятор и оставил его там, где я на него наткнулась. В жизни так не пугалась. Я двигалась, как обычно, и неожиданно столкнулась с этим дистиллятором и перевернула его. Затем я услышала, как кто-то бежит и мужские голоса в коридоре. Мне пришлось быстренько отступить к черной лестнице и покинуть дом через заднюю дверь — все прошло хорошо, поскольку Минерва Гудинг дожидалась меня в переулке с машиной. Но в ту ночь, когда было совершено нападение, меня там не было. Я ничего не знаю об этом.