Она шагнула к нему.

- Раз уж ты такой гений, зачем ты его сюда приволок? Он знает меня. Знает мое имя. Паршивей не придумать.

- Ему все выложили твоя мамаша и Дотери. Не знаю, как он на них вышел, но я его сцапал перед их лавкой в Г-гроуве.

- Ну и что, черт дери, нам теперь с ним делать? Мы же нынче уезжаем или нет?

- Прикончим его, а что еще? - Голос его был однотонным, лишенным всякого выражения. Он взглянул на револьвер и сказал уже с подобием внушительности: - Прикончим и спалим вонючий сарай. Натянем на него что-нибудь мое, поняла? Мы одного роста, а после кремации никто не разберется. Даже братцы Роверы не разберутся.

- Значит, ты им натянешь нос?

- Я так с самого начала и задумал. Арбуз не такой уж большой, чтоб его на столько кусков резать. Вот почему я решил убрать Бродмена и навел легавых на Донато. - Он петушком прошелся по границе света. - Я не такой дурак, сучка. Да и вообще, что такого сделали братцы Роверы? Думал я один, а они - мальчики на посылках.

- Они делали за тебя всю грязную работу.

- А я о чем говорю? Думаю я. А они родную бабушку распнут за щепотку героина. Психи-убийцы тут останутся расхлебывать. А я пришлю им открыточку из Южной Америки.

Синее пламя её взгляда метнулось на его лицо.

- Ты хотел сказать «мы»?

- Что мы?

- Пошлем им открытку из Южной Америки, дурак.

Мы же туда вместе летим, так или не так?

- Нет, если ты и дальше будешь обзывать меня дураком.

- Что, черт дери, это значит, Ларри?

- Говори со мной вежливо!

- Как же, как же, мыслитель! Гений великий! Ну-ка, покажи мне билеты, - крикнула она.

- Они не тут. Не при мне.

- Так ты же ездил в Гроув за ними! Или Аделаида их не купила?

- Купила, конечно. Они у меня в машине. Все у меня в машине.

- Откуда я знаю, что билетов два?

- Так я же тебе говорю. Ты что, думаешь, я тебя в последний момент подведу?

- А вдруг решишь, что тебе это сойдет с рук? Только ничего у тебя не выйдет.

Мне казалось, я слушаю разговор на одном из нижних этажей веселенького ада, где две погибшие души вновь и вновь разыгрывают бессмысленную сцену на протяжении вечности. Ад заключался в бессмысленности. Я подобрал наиболее осмысленные слова, какие мог:

- Послушайте меня, Хильда. Фергюсон вас очень любит и готов все простить. Зачем вам воры и психопаты? У вас еще есть будущее, если вы его примете.

Гейнс, дергаясь, пошел на меня. Его подошвы стучали по полу, словно он терял последнюю связь с реальностью.

- Я не п-психопат, п-папаша! - В доказательство он показал мне револьвер. - Возьмите свои слова назад, или я п-пристрелю вас на месте. Я вас все равно п-пристрелю, так п-почему бы не сейчас?

Хильда встала между нами.

- Дай ему договорить.

- Какого черта?

- Он смешной. Он меня заводит.

- Ты уже н-назаводилась. - Он ядовито ей улыбнулся.

- Что ты задумал? Берешь с собой Аделаиду вместо меня? С тебя станется, мамочкин мальчик!

Очередной припадок ярости подействовал на него, как внутреннее кровоизлияние. Лицо у него побелело.

- Н-не смей меня так н-называть. Т-тоже умереть захотела?

- Черт, сам ты псих-убийца. Отдай мне револьвер.

- Тебе я его не доверю.

- Отдай, мелочишка! - крикнула она. Её груди выпирали из-под рубашки, агрессивные, как головки ракет.

- Т-ты мной не командуй!

Револьвер дрогнул и обратился на нее. Она протянула руку к стволу. Гейнса раздирала жуткая раздвоенность: он, казалось, вот-вот потеряет сознание. Револьвер поднялся и опустился на её висок. Она упала на колени в молящей позе.

Я обошел её и ударил Гейнса под ребра. Он открыл рот, выпуская воздух. Мой правый кулак заткнул ему рот. Он стремительно пробежал спиной вперед через комнату и вмазался в стену. Револьвер клацнул и запрыгал по полу в тень.

Я бросился за Гейнсом. Он не двинулся мне навстречу, а стоял, прижавшись к стене, и ловил ртом воздух, пока я не оказался перед ним. Тогда он сделал молниеносное движение. Из-под куртки возник кулак, сжимавший нож лезвием вверх.

Я прыгнул на него, обеими руками вцепляясь в запястье. На миг мы застыли лицом к лицу, напрягая мышцы. Миг этот еще длился, когда мне стало ясно, что я сильнее. И я улыбнулся.

Свободной рукой он принялся молотить и сцарапывать эту улыбку. Я сосредоточился на кисти с ножом. Подтянул её на уровень груди, развернувшись, поднырнул под нее и выкрутил всей инерцией своего тела. Что-то подалось. Нож упал между нами.

Я подобрал его, но особой пользы он мне не принес. Хильда переползла на четвереньках из озера света в глубокую тень. Нашла револьвер и села на пол, сжимая его. Зажала ствол между поднятыми коленями, прицелилась и выстрелила.

Пуля вмазала мне в плечо, повернула меня, привела в движение. Женщина выстрелила еще раз, но второй раны я не получил. Да она и не требовалась. По колено в растворяющемся полу я добрел до двери и упал. Вероятно, моя голова ударилась о косяк. Я рухнул за порог сознания.

25

В ландшафт сотен моих снов. В яблоневом саду я бросал щепки в ручей. Холмистая гряда упиралась вдали в белые кучевые облака. Над ними плыло солнце, разгораясь все ярче.

Оно опалило жаром мое лицо. Ручей высох. Я прикрыл глаза рукой. Когда я вновь их открыл, солнце стало багровым, а холмы - черными, как лава. Кроме склонов, на которых пылали сараи. Яблоки на ветках чернели и шлепались в черную траву. Я вбежал в дом, чтобы сказать отцу. «Он умер, - сообщила смуглая незнакомая старуха. - Они влетают в окна, а что Салли?»

Мысль о ней сотрясла меня и вырвала из страны снов. Подо лбом я ощутил пол, горячий воздух обжигал мне шею.

- Дует санта-ана, - предупредил я. - Кто-то забыл закрыть окно.

Никто ничего не сделал. Я приподнял голову и увидел на стене живой узор из отблесков огня. Это было красиво, но мне не понравилось. Когда дует ветер пустыни, зачем раздувать угасающее пламя?

Я перекатился на бок и сел. Половиной комнаты владели огненные языки. Они тянулись ко мне, трепеща, как ленты под струей вентилятора. Ко мне и к женщине на полу. С чем-то похожим на почтительный ужас я подумал, что Гейнс и её включил в свой план истребления. Одежда на ней была в беспорядке, словно она сопротивлялась. На виске, захватывая глаз, багровел синяк.

Я пополз к ней и сразу же обнаружил, что моя правая рука не действует. Огненный язык лизнул пальцы её откинутой руки, и они согнулись. Все её тело вяло шевельнулось. Она была жива.

Стало быть, я обязан вытащить её отсюда. Кое-как я поднялся на ноги. Пламя полоскалось вокруг нее полотнищами флагов. Я закрутил её выбившуюся рубашку на левую руку и дернул. Рубашка разорвалась и осталась на моей руке.

Женщина эта обрела для меня огромную важность. Стараясь не вдыхать жгучий воздух, я ухватил её за бессильную кисть и выволок в коридор. Он был как аэродинамическая труба. Воздух мощным потоком врывался в распахнутую входную дверь. Я вытащил женщину на веранду в блаженную свежесть ночи.

Огонь позади меня начинал петь и клубиться. Еще немного - и дом превратится в ревущее пекло. Я поискал взглядом мою машину. Её не было. Я подтащил бесчувственную женщину к краю веранды, скорчился перед ней, приподнял её за кисть и взвалил на свое целое плечо.

Непонятно, как мне под её весом удалось разогнуть колени, но удалось, и я побрел по аллее. Мозг мне долбила мысль, что её надо отнести на шоссе, прежде чем займутся деревья. После зимних дождей шансы на лесной пожар были очень невелики, но в голове у меня стоял туман.

В лунном свете деревья таинственно качали вершинами справа и слева. Моя бледная горбатая тень передразнивала каждое мое движение. Мягкая ноша на спине с каждым шагом становилась тяжелее. А потом сползла вниз, но, прежде чем её запястье выскользнуло из моих пальцев, я успел опуститься на колени у обочины и осторожно уложил её в бурьян. Мы все еще были под деревьями, и до ворот оставалось шагов сто, но приходилось удовлетвориться этим. Она лежала, как мраморный торс, свалившийся с пьедестала и ждущий, чтобы кто-нибудь водворил его обратно.

Я тяжело опустился на землю рядом с ней. Видимо, мне было не так уж безнадежно плохо: её обнаженные груди волновали меня, и, сняв пиджак, я укрыл ее.

Правая сторона моей рубашки была темной и липкой. Кончиками пальцев я потрогал темное клейкое вещество и только тут словно вновь увидел, как Хильда целится, положив револьвер на колени, и стреляет. Мой левый указательный палец нащупал дырку, которую она пробила под моей ключицей. Рана была влажной и горячей. Я смял носовой платок и прижал его к ней.

Женщина страдальчески всхлипнула. По её лицу скользили слабые медные отсветы. Мне было показалось, что она приходит в себя, но потом я сообразил, что это отблески пожара. В прямоугольниках верхних окон дома оранжевый цвет свивался с чернотой. К луне поднимались кипящие клубы черного дыма, подсвеченные снизу огнем и наперченные пляшущими искрами.

Лесная охрана, конечно, заметит, что тут происходит, или ей сообщат. Скорее всего, пожарные машины уже мчатся сюда, и мне можно немного расслабиться до прибытия помощи.

Помощь прибыла раньше, чем я ожидал. Одинокая пара фар пошарила по извилистому шоссе и свернула в ворота не затормозив. Я поднялся на ноги и, пошатываясь, вышел на середину аллеи.

Фары остановились в нескольких шагах передо мной. За ними я распознал массивные очертания машины скорой помощи. Из дверец справа и слева выскочили Уайти и его напарник Ронни и кинулись ко мне.

- Вы быстро сюда добрались, ребята.

- Такая уж у нас работа. - Уайти рассматривал меня в сиянии фар. - Что с вами случилось, мистер Гуннарсон?

- Рана в плечо, которой надо бы заняться. Но прежде займитесь лучше женщиной.