- Чтобы заткнуть ему рот. Бродмен знал, что Гранада куплен.

- Бандой грабителей?

- Может быть.

- Но если бы Гранада участвовал в грабежах, Гэс знал бы это.

- Они Гэсу всего не говорили.

- Значит, вы не можете утверждать, что Гранада был соучастником?

- Твердо - нет, но думаю, что был. Когда Гэс забирался в дом или в магазин, он всегда знал, где полицейские. Не рентгеном же он их просвечивал. У него был на них выход.

- Он сам вам сказал?

Она энергично кивнула. Шаль соскользнула у нее с головы. Нечесаные волосы сбились в колтун, точно рваный черный войлок. Быстрым сердитым движением она накинула на них шаль.

- Но он не сказал, что это Гранада?

- Нет. Не сказал. Может, не знал. Не то бы я докопалась. Он бы и хотел скрыть от меня, да не получалось.

Ее отказ прямо обвинить Гранаду казался наиболее убедительным из того, что она наговорила. После того, как я изложил свои подозрения Уиллсу, уверенность моя поколебалась, и теперь без прямых доказательств вины Гранады я рта не открыл бы.

- Кто еще был в банде, Секундина?

- Больше я никого не знаю.

- Женщин не было?

Ее глаза сузились в блестящие темные острия, нацеленные в меня из-под края шали.

- Вам нечего в меня пальцем тыкать. Я Гэса отговаривала впутываться в такие дела.

- Я не про вас. Вы ведь не единственная женщина в мире. У Гейнса подружек не было?

Густые черные ресницы опустились и замаскировали глаза.

- Нет. То есть мне-то откуда знать?

- Я слышал, он гулял с блондинкой.

Веки её дрогнули, но губы’ остались упрямо сжаты.

- Значит, вы слышали больше, чем я.

- Кто она, Секундина?

- Говорят же вам, что никаких блондинок я не знаю. Да и его самого я почти не видела. Может, пару раз за последние два месяца.

- При каких обстоятельствах?

- Не понимаю, о чем вы.

- А вот о чем: где вы видели Гейнса? Что он делал?

- Не помню, - ответила она упрямо.

- А давно вы знакомы с Гейнсом?

- Гэс - давно. Лет шесть-семь. Познакомился с ним в Престоне, а когда они вышли, то некоторое время вместе колесили по стране, жили тем, что под руку подвертывалось. А потом Гэс вернулся и женился на мне, но все время поминал Гарри. В те дни Гейнс называл себя Гарри. Для Гэса он был герой - такие сумасшедшие штуки выкидывал.

- Например?

- Например, надувал дураков, угонял машины, ездил быстрее всех, ну и вообще. Бог знает что. Я Гэса предупреждала, когда он прошлой осенью опять связался с Гейнсом. Я его предупреждала, что от Гейнса добра не жди. Но он не стал меня слушать. У него никогда не хватало ума меня послушать.

Она посмотрела через улицу на больницу. На углу напротив остановился городской автобус, и практикантки попрыгали в него. Секундина заметила автобус, только когда он, взревев, проехал мимо.

- Ну вот! Я пропустила автобус!

- Я отвезу вас домой.

- А что толку ехать домой? - воскликнула она хрипло. - Рассказать детям, что у них нет больше отца? И вообще, зачем все?

Она застыла, точно памятник собственному горю. Что-то сломалось в ней и выпустило на свободу ожесточенные силы её натуры. Казалось, она отдавалась на их волю в надежде, что они её уничтожат.

- Вы нужны вашим детям, миссис Донато. Вы должны думать о них. - Других слов я не нашел.

- А, пошли они к черту!

Собственные слова привели её в ужас. Она перекрестилась и забормотала молитву. Хотя тень перечного дерева была прохладной, я вспотел. Никогда еще я так пронзительно не осознавал глухой стены, отделяющей мою часть города от её.

Мимо больницы проехал грязный черный «бьюик». Тони Падилья вел машину медленно, кого-то высматривая. Увидев нас на скамье, он затормозил у тротуара.

- Здравствуйте, мистер Гуннарсон, - сказал он тихо. - Я спрашивал о вас в больнице, миссис Донато. Ваша сестра просила привезти вас домой. Вы поедете? - Он перегнулся через переднее сиденье и открыл дверцу.

На мгновение я увидел её маленькую изящную ножку. Сквозь пластиковый носок туфли просвечивали алые ногти.

- Можно вас на минутку, Тони?

- Вот же я, - сказал он, используя Секундину как буфер. Разговаривать со мной он не хотел.

- А что с полковником Фергюсоном? Мне казалось, вы его опекаете?

- Опекал, пока он не послал меня подальше, а сам поехал оставить деньги…

- Где?

- Не знаю. Он мне не сказал. И с собой меня не взял. Тогда я поехал домой к Секундине. Хотел с ней еще поговорить. Её сестра сказала, что она тут, в больнице. - Он машинально улыбнулся, пожал плечами и взглянул на часы у себя на запястье. - У меня времени до работы только-только отвезти её домой.

И он тронул машину.

15

Направляясь к больничной автостоянке, я поравнялся со входом в травматологическое отделение. На той стороне улицы выстроились машины скорой помощи, одна стояла на выезде. За рулем, небрежно откинувшись, слушал радио пожилой юнец Уайти. Когда я подошел, он убавил звук.

- Могу я чем-нибудь помочь вам, сэр?

- Не исключено. Вчера я видел вас в лавке Бродмена, когда вы его увозили. Моя фамилия Гуннарсон.

- Я вас помню, мистер Гуннарсон. - Он попытался улыбнуться, но без заметного успеха. Его бледное губастое лицо не было создано для улыбок. - Бродмен умер на пути сюда, бедный старичок. До того горько было смотреть на него.

- Вы его близко знали?

- В первый раз видел. Да только у меня с ними всеми внутреннее сродство. Все мы братья, все смертные, понимаете? Живые и мертвые.

Я понимал, хотя мне не слишком понравилось, как он это сформулировал. Видимо, больничный философ, одна из тех чувствительных уязвленных душ, которые по собственному выбору обитают в атмосфере болезни и, как грибы, благоденствуют в тени смерти.

Глаза Уайти были точно два нервных окончания.

- Смотреть, как они умирают, - это меня просто убивает!

- А как умер Бродмен?

- Разом. Сию секунду вопил, вырывался - он же в настоящей панике был, а в следующую вздохнул, и его не стало. - Уайти вздохнул, и его будто тоже слегка не стало. - Я виню себя.

- Почему?

- Потому что мне даже в голову не пришло, что он может умереть у меня на руках. Если бы я знал! Дал бы ему кислород, сделал бы укол. А я позволил ему проскользнуть у меня между пальцев.

Он поднес руку к окошку и посмотрел на свои вяло расслабленные пальцы. Его подбородок опустился на грудь, длинное лицо растворилось в грусти. Из белесых глаз, казалось, вот-вот брызнут слезы.

- Не знаю, почему я не ухожу с этой жуткой работы. Столько таких вот ударов. Проще сразу пойти в гробовщики, и дело с концом. Нет, я серьезно. - И он в третий раз утонул в океане жалости к себе.

- А отчего он умер? - спросил я.

- Спросите кого-нибудь другого. Опыт у меня большой, но я же не медик. Об этом с докторами побеседуйте. - Его тон смутно намекал, что доктора способны ошибаться - и не так уж редко.

- Доктора, видимо, не вполне разобрались. Так не поделитесь ли вы со мной своим опытом?

Он настороженно покосился на меня:

- Что-то не понимаю, к чему вы клоните.

- Я хотел бы узнать, что, по вашему мнению, убило Бродмена.

- На мнения у меня права нет. Я тут мальчик на побегушках. Но думается, от повреждений на затылке.

- А какие-нибудь еще повреждения у Бродмена были?

- Вы про что?

- Например, на шее.

- Господи, нет, конечно! Что-что, но уж он не задохнулся, это точно. Если вы к этому клоните.

- Я буду с вами откровенен, Уайти. Есть предположение, что Бродмен получил смертельное повреждение после того, как его нашли в лавке. Между этой минутой и той, когда вы его увезли.

- Да от кого же?

- Пока не выяснено. Есть предположение, что с ним обошлись не слишком бережно.

- Нет! - Он был глубоко обижен, даже потрясен. - Я его укладывал, как новорожденного. С травмами головы я всегда очень осторожен.

- Но ведь укладывали его вы не один.

Глаза его вдруг стали совершенно белыми, кожа вокруг них сморщилась, как голубоватый креп. Рот то открывался, то закрывался, побулькивая на манер встряхиваемой грелки.

- Вы что, на моего напарника киваете? Да Ронни же мухи не обидит. Мы с ним столько лет вместе работаем! С тех самых пор, как он уволился с санитарной службы в армии. Он даже комара не обидит! Я сам видел, как он снимал комара с руки за крылышки и отпускал летать.

- Да успокойтесь, Уайти. Я ни на вас не киваю, ни на вашего приятеля. Я просто хочу знать, не заметили ли вы чего-нибудь необычного.

- Послушайте, мистер Гуннарсон, - сказал он жалобно, - я же должен слушать полицейские сигналы. Вот начальник увидит, что я тут развожу тары-бары…

- Если вы что-нибудь заметили, вам и минуты хватит рассказать мне.

- А заодно и на свою шею петлю накинуть.

- Все, что вы мне скажете, дальше никуда не пойдет. Но это может быть крайне важно. Речь идет о смерти не одного человека, хотя и она очень важна.

Он запустил пальцы в волосы и медленно сомкнул их в кулак. Пряди белесых волос поднялись и заколыхались, как бесцветные водоросли.

- Чего вы от меня добиваетесь, и куда это дальше пойдет?

- Дальше меня - никуда.

- Я вас не знаю, мистер Гуннарсон. Зато знаю, что будет со мной и моей работой, если кое-какие люди заимеют на меня зуб.

- Назовите их.

- Как я могу? Чем я защищен? Драться я не способен и особым умом не отличаюсь.

- Вот ведете вы себя не особенно умно. Видимо, вам что-то известно об убийстве и вы намерены скрывать это, пока не будет поздно!

Он заерзал на сиденье и отвернул лицо. Шея у него была тонкая и слабая, точно у ощипанного цыпленка.