Эрл Стенли Гарднер - Дело бывшей натурщицы

– Хорошо, – сказал Мейсон. – Тогда давайте объявим перемирие. Оставим их с Коулом Арлингтоном при условии, что он не будет ее допрашивать, а сами пойдем звонить.

– Договорились, – согласился Трэгг.

Они направились к телефонным будкам.

Мейсон набрал номер Рэнкина.

– Рэнкин, – сказал он, – я представляю ваши интересы в деле о картине, проданной Отто Олни. Дюрант убит. Максин Линдсей намерены предъявить обвинение в убийстве, и я бы хотел представлять ее в суде, если вы уверены, что не возникнет конфликта между вашими интересами. Но если я возьмусь представлять ее, я буду драться не на жизнь, а на смерть.

– Желаю вам удачи, не сдавайтесь. Она молодчина. Вы сказали, Дюрант убит?

– Да.

– Надеюсь, они найдут убийцу? Он достоин награды. Он…

– Заткнитесь! – оборвал его Мейсон. – В суде вас могут спросить, какими были ваши первые слова, когда вы узнали о смерти Дюранта.

– В таком случае я отвечу, что выражаю по этому поводу глубокое сожаления и надежду, что убийцу ждет справедливое возмездие. Вот и все. Однако, мистер Мейсон, если вы хотите узнать мое мнение по этому вопросу, то можете это сделать. И обязательно защищайте Максин.

Мейсон повесил трубку, открыл дверь телефонной будки, улыбнулся Трэггу и сказал:

– Заходите и звоните, лейтенант. Я подожду вас в ресторане за столиком. Надо посмотреть, не докучает ли вопросами моей подзащитной этот будущий шериф.

В десять часов вечера Перри Мейсон был уже у Лэттимера Рэнкина.

Сидя напротив адвоката, высокий, неуклюжий Рэнкин чувствовал себя немного неловко.

– Я хочу поблагодарить вас, – начал Мейсон. – Вы так легко согласились, чтобы я представлял интересы Максин Линдсей.

– Естественно. Не вижу причин, почему я должен препятствовать, если вы хотите представлять ее интересы. Для меня это явилось такой неожиданностью. Я был в полном замешательстве, когда узнал о смерти Дюранта.

– Да уж, казалось, вы не перенесете такой утраты, – сухо заметил Мейсон.

– Да, извините меня, Мейсон. Я размышлял над этим, и мне немного стыдно. Не стоит плохо говорить о покойнике, теперь-то уж он не может постоять за себя. Хотя этот был такой прохвост!

– Расскажите все, что вам известно о нем.

– Да нечего особенно и рассказывать. Начинал он как агент по продаже картин, а потом стал выдавать себя за эксперта. Единственное, что я могу сказать в его защиту, – это то, что он не был бездельником. Постоянно прислушивался, изучал, узнавал и ничего не забывал. У него была замечательная память.

– Как он находил клиентов? – поинтересовался Мейсон.

– Не думаю, что у него их было много, но он работал по-снайперски. Выбирал картины и, казалось, уже знал, кого они могут заинтересовать. Он угадывал своих потенциальных покупателей.

– Значит, дела у него шли хорошо? – уточнил Мейсон.

Рэнкин надолго погрузился в размышления, а потом как бы нехотя уступил:

– Да, дела у него шли неплохо, можно даже сказать, хорошо.

– И вы действительно хотите, чтобы я представлял интересы Максин Линдсей в этом деле?

– Ей предъявят обвинение в убийстве?

– Думаю, да.

– И есть доказательства?

– Мне там не доверяют. Доказательства у них есть, но пока неизвестно какие. Я предполагаю, что нашли орудие убийства, и, может быть, все указывает на то, что оно принадлежит Максин.

Рэнкин переплел свои длинные ноги и нахмурился.

– Конечно, – продолжал Мейсон, – если я возьмусь представлять интересы Максин, то только ее одной. И в случае непредвиденного оборота дела вас я защищать не буду, а для ее спасения сделаю все.

– Да, я согласен.

– Подумайте, ведь вас могут обвинить в убийстве Дюранта, обнародуют все улики, а я и пальцем не пошевелю, чтобы защитить вас. Мне придется так поступить, чтобы остаться честным по отношению к своему клиенту.

– Действуйте, Мейсон, – ободрил его Рэнкин. – Если вы сможете доказать, что я убил его, что ж, пожалуйста.

Он ухмыльнулся, опять закинул одну ногу на другую и переплел длинные костлявые пальцы.

– Насколько мне известно, – сказал Мейсон, – когда полиция обнаружила труп Коллина Дюранта, при нем было много денег. Я бы хотел знать, Рэнкин, известно ли вам что-нибудь об их происхождении?

– Я ничего не знаю. Напротив, мне случайно стало известно, что в день своей гибели он был на мели. Дюрант звонил моей приятельнице и срочно просил тысячу долларов – одолжить или дать в качестве залога под какую-то картину.

– И что она ответила?

– Она отказала. Дала понять, что и цента не даст.

– А вам известно, сколько денег при нем было в день смерти? Ровно десять тысяч, причем все купюры были по сто долларов. И тем не менее за несколько часов до убийства он пытался перехватить тысячу у вашей знакомой.

– Да.

– В котором часу это было?

– Около пяти.

– А в восемь у него уже было десять тысяч долларов.

– Да, верно. По крайней мере, я понял, что полиция нашла именно эту сумму и смерть наступила приблизительно в восемь часов.

– Значит, Дюрант где-то получил деньги. Кто-то финансировал его. И заметьте, вместо тысячи он просил уже десять.

Рэнкин кивнул.

– Не догадываетесь, откуда могли поступить эти деньги?

Рэнкин отрицательно покачал головой.

– Давайте поговорим вот о чем, Рэнкин. В этом деле не должно быть никаких недоговоренностей.

После затянувшегося неловкого молчания Рэнкин опять отрицательно покачал головой:

– Ничем не могу помочь.

– Хорошо, тогда скажите, как звали эту вашу приятельницу, у которой Дюрант просил деньги.

– Я бы предпочел не называть ее имени.

– Это важно.

– Для кого?

– Для Максин Линдсей и для вас.

– А почему для меня?

– Хочу знать, насколько вы замешаны во всем этом деле.

– Я никак в этом не замешан.

– Будете замешаны, если не назовете ее имя.

Немного подумав, Рэнкин все-таки сказал:

– Никогда не думал, что он обратится именно к ней с подобной просьбой. Это Корлис Кеннер. Дюрант просил у нее тысячу долларов. После разговора с ним она позвонила мне и все рассказала.

– Что она ему ответила?

– Вы хотите знать?

– Да.

– Сказала, чтобы проваливал к черту.

Мейсон нахмурился и вскочил со стула.

– Я просто хотел убедиться, прав ли в своих предположениях. И еще раз повторяю, мы должны расставить все точки над «i», чтобы не было никаких кривотолков.

– Все в порядке. Я понял вас и уважаю вашу точку зрения. Что бы ни случилось, не надо попусту размахивать кулаками, это лишнее.

– Да я и не собираюсь этого делать, – успокоил его Мейсон. – Это совсем не мой стиль.

В двенадцатом часу ночи Мейсон приехал в свою контору, вставил ключ в замочную скважину, распахнул дверь и обнаружил, что в помещении горит свет.

– Привет, Делла. А что ты здесь делаешь так поздно?

– Жду вас, – улыбнулась она. – Ну как поездка?

– Догадываюсь, что тебе почти все известно. Мы догнали Максин, следом за нами это сделала и полиция. Я получил согласие Рэнкина представлять ее интересы, чем сейчас и занимаюсь.

– Почему вы согласились защищать ее, шеф?

– Кабы знать… Ну, может быть, потому, что я верю ей. Верю в то, что она подставляет себя ради того, кого любит. Ну а если она именно такая девушка, то ее надо защищать.

– Да, Пол тут недавно шум поднял. Хочет немедленно встретиться с вами. Вы к нему не заглядывали?

– Нет, – усмехнулся Мейсон. – Меня посетила мысль, что ты можешь оказаться на месте, поэтому я и решил сначала увидеть тебя. Позвони Полу и скажи, что я вернулся.

Делла Стрит начала крутить диск телефона и через несколько минут уже разговаривала с Полом.

– Привет, Пол, он вернулся… Ладно, мы ждем. – Положив трубку, она сказала: – Идет, – и подошла к внешней двери, чтобы открыть ее, в тот самый момент, когда раздался условный стук Пола.

Он стоял на пороге с серым от усталости лицом и темными кругами под глазами.

– Привет, друзья… Чертовски рад, что ты вернулся, Перри. Если я и сегодня не посплю, то упаду где-нибудь. Но у меня есть для вас кое-что интересное.

– И что же?

– Дюрант занимался изготовлением и сбытом фальшивых картин. У него был очень талантливый копиист, который мог сделать любой заказ. Парень не обладает особой оригинальностью, но копии его практически неотличимы от оригиналов.

– Как тебе удалось это узнать?

– Я нашел этого парня.

– Как ты на него вышел, Пол?

– Это долгая история. Я начал проверять все, что мог узнать о Дюранте, и вышел на художественный магазин, где у Дюранта был свой счет и где он приобрел много всякой всячины, за которую не всегда вовремя расплачивался. Естественно, я заинтересовался, с чего бы это Дюранту покупать холсты, краски, кисти и все остальное. Я зашел поговорить с хозяином и намекнул, что мог бы помочь им получить деньги по одному счету, а заодно узнал, что все покупки направлялись на адрес мастерской одного битника по имени Горинг Гилберт, который расписывался при получении материалов. Там же я узнал, что счет Дюранта опять стал в полном порядке.

– Ты разговаривал с Гилбертом?

– Нет, но я узнал, что это действительно высококлассный и очень талантливый копиист. Некоторые из его работ сошли за оригиналы. Парень может скопировать любой стиль любого художника. Ну, скажем, вы предлагаете ему цветную фотографию или картинку из календаря и просите изобразить это в манере какого-нибудь известного художника. Парень прекрасно это делает, да так, что не отличают даже эксперты, по крайней мере, он так говорит. Это типичный битник, хотя в отличие от многих из них купается в деньгах. Во всяком случае, у него их столько, что он может позволить себе все, что хочет. И еще вот интересная деталь, Перри. Две недели назад Дюрант расплатился по счету в художественном магазине стодолларовыми банкнотами. Теперь вспомни, что у убитого Дюранта при себе было десять тысяч точно такими же купюрами и двадцать пять долларов мелочью.