— Не был.

— Имели ли вы возможность побеседовать с обвиняемой после совершения преступления?

— Да, сэр.

— Принуждали ли вы ее к даче каких-либо показаний?

— Нет, сэр.

— Вы ей угрожали?

— Нет, сэр.

— Все, что сообщила вам обвиняемая, она рассказала по доброй воле?

— Да.

— Вы просили ее описать состояние фар на автомобиле, который хотел столкнуть ее с дороги?

— Да, конечно, сэр.

— Что она сказала?

— Она сказала, что фары были включены, что свет их падал ей в зеркальце, отражался от него и очень мешал ей оценивать ситуацию на дороге.

— Получили ли вы в свое распоряжение оружие, с помощью которого было совершено преступление?

— Да.

— Кто передал его вам?

— Перри Мейсон, адвокат подсудимой.

— Где находилось оружие?

— На сиденье его автомобиля.

— Сколько было времени, когда вы получили это оружие?

— Около одиннадцати вечера.

— Где это произошло?

— Адвокат подъехал к «Горной Короне» — там работала подсудимая, и мистер Мейсон, по-видимому, хотел с ней повидаться прежде, чем…

— Нас не интересуют ваши умозаключения, — перебил его Страун, — вы как полицейский должны знать: главное — это факты. Продолжайте и расскажите нам, что произошло.

— В общем, я попросил у мистера Мейсона револьвер, который ему дала подсудимая, когда они сидели все вместе в ресторане.

— Отдал ли вам мистер Мейсон этот револьвер?

— Да, сэр. По-моему, он сказал, что оружие у него с собой, и повернулся к машине. Тогда я открыл дверцу и достал револьвер.

— Где он сейчас?

— У меня.

— В каком состоянии находилось оружие в то время, когда оно было передано вам?

— В том же состоянии, что и сейчас.

— Что касается барабана револьвера, в нем было четыре заряженных отделения и два пустых?

— Именно так, сэр.

— Таким образом, вы утверждаете, что револьвер находится сейчас в том же состоянии, в каком он был, когда вы его получили?

— Да, сэр.

— Вы можете поклясться в этом?

— Конечно, сэр.

— Ваша честь, я прошу принять это оружие в качестве вещественного доказательства номер один.

— Я бы хотел задать еще несколько вопросов, относящихся к этому револьверу, — проговорил Мейсон.

— Пожалуйста.

— Вы говорите, что оружие сейчас находится в том же состоянии, что и раньше.

— Да, сэр.

— Вы ничего в нем не меняли?

— Мы его не трогали. — Голос Голкомба звучал вызывающе.

— Вы отдавали револьвер в отделение баллистики, не так ли?

— Да, сэр.

— И вы знаете, что там из него был произведен контрольный выстрел? Вы присутствовали при этом?

— Да, сэр.

— Для того, чтобы выстрелить из револьвера, из барабана необходимо было вынуть заряды?

— Ну да, конечно. Патроны — это тоже улика. Нам надо было доказать, что пуля, убившая этого парня, ничем не отличалась от тех, которые остались в барабане. Поэтому мы не собирались использовать эти заряды.

— Вы совершенно правы, — продолжал Мейсон, — следовательно, вы разрядили револьвер, произвели контрольный выстрел и вложили обратно вынутые патроны?

— Так оно и было.

— Кто этим занимался?

— Я сам.

— Не могли бы вы объяснить, откуда вам известно, что патроны сейчас в тех же отделениях, что и раньше?

— Но… но какая, собственно, разница?

— Таким образом, когда вы утверждаете, что оружие находится в том же самом состоянии, что и во время передачи его вам, вы имеете в виду, что в основном в нем ничего не было изменено?

— Пожалуй, так.

— Не пытались ли вы идентифицировать револьвер по его номеру?

— Конечно.

— И что вы обнаружили?

Судья Киппен собрался было что-то возразить, но передумал, проговорил только:

— Пожалуй, вы правы, Мейсон. Со стороны адвоката вопрос действительно закономерен.

— Спасибо, ваша честь, — ответил Мейсон. — В принципе защита могла бы опротестовать некоторые выводы полиции как недостаточно наглядно обоснованные, но пока я не вижу необходимости ни вызывать продавца из магазина в Ньюпорт-Бич, ни просить представить выписку из картотеки шерифа. Я вполне доверяю добросовестности сержанта Голкомба.

— Весьма признателен, — саркастически улыбнулся Голкомб.

— Мне было бы чрезвычайно интересно услышать от сержанта рассказ о результатах его поиска. Итак, сержант, что вам удалось обнаружить?

— Мы установили, что этот револьвер был продан некоему Мэрвиллу Алдриху. Он купил его в магазине спортивных товаров. Мистер Алдрих имел разрешение на ношение оружия и использование его в целях самообороны. Он хранил револьвер в машине, откуда тот и был украден.

— Подождите, — вмешался судья Киппен, — я не вижу необходимости в более подробном изложении фактов. Мистер Алдрих присутствует на сегодняшнем заседании, господин прокурор?

— Да, ваша честь.

— Я думаю, мы предложим ему самому рассказать нам о том, что произошло.

— Хорошо, ваша честь.

— Мне бы хотелось тогда заслушать сейчас показания свидетеля Алдриха, — проговорил Мейсон.

— Я не имею ничего против, — произнес Страун, — мы можем вызвать мистера Алдриха. Он будет выступать в качестве свидетеля обвинения. Должен заметить, однако, что я не вижу никакой необходимости нарушать порядок допроса и прерывать выступление сержанта Голкомба. Что же касается револьвера, то для того, чтобы он был признан вещественным доказательством, достаточно двух условий: он должен был находиться у обвиняемой и из него должен был быть убит Стивен Меррил.

— Я хочу выслушать мнение защиты, — взглянув на Мейсона, произнес судья Киппен.

— Позиция обвинения вполне понятна, — проговорил Мейсон, — мне хотелось бы, однако, высказать два замечания. Первое: обвиняющей стороной не было доказано, что револьвер — то самое оружие, из которого совершили убийство. И второе: мы не можем с уверенностью утверждать, что этот револьвер был у обвиняемой.

— О чем вы говорите? — прервал его Страун. — Вы же сами отдали револьвер Голкомбу?

— Сержант достал револьвер из моей машины. Обвиняемая при этом не присутствовала.

— Вы ее представляете?

— Я представляю ее интересы. Но как бы там ни было, сержант не спросил у меня ничего об этом револьвере. Возможно, ситуация прояснится, если сержант Голкомб ответит еще на несколько дополнительных вопросов. — Приветливо улыбнувшись Голкомбу, Мейсон продолжал: — Послушайте, сержант, когда я подъехал к «Горной Короне», вы подошли и предложили отдать револьвер, который я получил от мисс Багби, не правда ли?

— Да. По-моему, я сказал тогда, чтобы вы вернули револьвер, из которого было совершено убийство.

— Может быть, вы помните, что произошло потом: вы оттолкнули меня от машины и взяли тот револьвер, который сейчас предлагается в качестве вещественного доказательства.

— Вы тянули время, а я не мог ждать. Мне ничего не оставалось, как…

— Мне кажется, нам не обязательно останавливаться на подробностях, не имеющих прямого отношения к сути дела, — вновь вмешался судья Киппен. — Почему вы так настойчиво возвращаетесь к этой проблеме, мистер Мейсон? Разве в этом деле роль защиты не сводится к тому, чтобы доказать, что убийство было оправданно — то, что подсудимая стреляла, по-видимому, ни у кого сомнения не вызывает.

— Мне бы хотелось, — проговорил Мейсон, — иметь доказательства того, что револьвер, представленный сержантом Голкомбом, то самое оружие, которым было совершено преступление.

— Могу я узнать, зачем вам понадобились эти доказательства? — Судья Киппен был явно удивлен. — Вам прекрасно известно, мистер Мейсон, что в любом деле существуют факты, бесспорность которых признается обеими сторонами.

— Револьвер прошел экспертизу. Мне было бы любопытно узнать ее результаты. Я прошу всего-навсего сообщить нам, к какому выводу пришли специалисты, сравнив контрольную пулю с пулей, найденной в теле жертвы. Это даст мне возможность выбрать нужную линию защиты.

— Понимаю, — проговорил судья, — возможно, вы и правы. Мистер Страун, у вас, без сомнения, есть доказательства, представленные баллистическим отделом, почему бы вам не ознакомить нас с заключением экспертов и покончить раз и навсегда с этим спорным вопросом? Потом, доказав, что револьвер действительно находился у обвиняемой, вы сможете…

— Дело в том, — прервал его Страун, — что пуля, найденная в теле, сильно повреждена. С одной стороны она почти полностью расплющена, а другая была слегка деформирована, когда пулю извлекали из головы жертвы.

— Вы хотите сказать, что она не может быть идентифицирована? — спросил судья.

— Видите ли, я… Могу ли я задать еще несколько вопросов сержанту? Надеюсь, после этого ситуация несколько прояснится.

— Задайте.

— Я признаю, что, по-видимому, поторопился предложить в качестве вещественного доказательства револьвер, но думаю, что мне позволено будет предложить вниманию суда еще два-три свидетельства, настолько очевидных, что они, по-моему, не нуждаются в специальных доказательствах. Сержант Голкомб, скажите, принесли ли вы с собой наволочку, которая закрывала голову покойного?

— Да, сэр, принес.

Сержант Голкомб открыл портфель и достал из него наволочку, в нескольких местах испачканную пятнами засохшей крови.

— Ответьте, пожалуйста, сержант Голкомб, нашли ли вы на этой наволочке какую-нибудь метку?

— Да, сэр.

— Вы выяснили, кому принадлежит эта метка?

— Да, сэр.

— Вы нашли какое-либо другое белье, помеченное так же?

— Да, сэр.

— Где?

— В «Горной Короне», в бельевой.

— Вы осмотрели кровать обвиняемой?

— Осмотрел, сэр.

— Когда?

— Почти сразу после того, как приехал в ресторан.

— Что вы обнаружили?

— На кровати было две подушки. Одна в наволочке, другая — без.