— Когда вы будете в полиции, говорите.

— Да, но что мне лучше им рассказать, мистер Мейсон?

— Все. Я хочу, чтобы вы описали репортерам и полицейским свое безрадостное детство, свои мечты о Голливуде и свое отчаяние, когда ваше маленькое наследство исчезло вместе со Стонтоном Вестером Гладеном.

— Но ведь это значит дать им лишний козырь: Гладен меня обманул — я решила его убить. Я сама признаюсь в том, что у меня были причины совершить преступление…

— Вы совершенно правы, Эвелин. Но рано или поздно они и сами бы до всего докопались. Будет гораздо лучше, если они услышат эту историю от вас. Вы станете героиней душераздирающих рассказов. Журналистам будет интересна любая деталь, любая мелочь из вашего прошлого. Отвечайте на все их вопросы. И не забывайте повторять, что всю жизнь мечтали быть актрисой.

— Мистер Мейсон, а может быть, вообще не стоит упоминать об этом? Они наверняка решат, что я играю очередную роль, чтобы разжалобить их и…

— Это именно то, что нам нужно. Пусть газетчики ломают себе голову над тем, кто вы. Пусть решают, на кого вы больше похожи — на искусную притворщицу или на честную простушку, чем больше споров вокруг вашего имени, чем больше статей о ловкой актрисе или о прямой искренней девушке, тем больше народу узнает о вас, тем больше у вас шансов стать знаменитой.

— Умница, Полли! Полинька хочет печенья? — вмешался попугай.

— Вы думаете, мне не надо ничего скрывать?

— Абсолютно ничего. Как только вы начнете лгать, ваш рассказ перестанет быть убедительным. Вы будете путаться, замолкать, боясь сказать что-нибудь лишнее, и любой репортер поймет, что дело нечистое. Я хочу, чтобы вы могли, без страха глядя им в глаза, горячо доказывать свою правоту.

— А с полицейскими?

— И с полицейскими. Говорите им всю правду. Говорите им, повторяйте им свою историю снова и снова, столько раз, сколько они потребуют. Расскажите им все от начала и до конца.

— Я рада, — проговорила Эвелин.

— Чему?

— Тому, что вы просите меня быть искренней. Ведь я действительно не виновна.

Последнюю фразу Эвелин произнесла, глядя прямо в лицо Мейсону широко распахнутыми глазами.

— Неплохой трюк, — произнес адвокат.

— Какой трюк? — удивленно переспросила она.

— Раскрывать пошире глаза, когда вы смотрите на человека и хотите, чтобы он вам поверил.

— Это не трюк, мистер Мейсон. Я говорю чистую правду. Я…

— Я вам верю, — усмехнулся Мейсон. — Я всегда доверяю своим клиентам. Но эти расширенные глаза все-таки актерская уловка. Я уже не в первый раз замечаю у вас похожие жесты.

Эвелин с минуту помолчала, обиженно изучая складки на одеяле, внезапно она рассмеялась.

— А знаете, вы, наверное, правы! Я столько раз тренировалась перед зеркалом, что иногда не отличаю уже естественное от театрального. Я даже по-настоящему рассердилась, когда вы сказали, что я нарочно это сделала. На самом деле всем этим приемам меня научил Гладей. Странно, что я вдруг вспомнила о них, разговаривая о… о его смерти.

— Врач, к которому мы обращались, — продолжил Мейсон, — чувствует себя не в своей тарелке. Полиция разослала ваши приметы, и он думает, что обязан заявить о том, что принимал вас. Тем более что сейчас состояние вашего здоровья уже не внушает ему опасения. Ему придется позвонить в участок и сообщить, что вы находитесь в доме у мисс Стрит. Приготовьтесь, за вами скоро приедут.

— Сколько у меня времени?

— Достаточно, чтобы принять душ и одеться. Приготовившись вставать, Эвелин взялась за край одеяла.

— Мы с Деллой будем ждать в соседней комнате, а вы идите в ванную и приводите себя в порядок. Полицейские будут здесь минут через двадцать.

— Я думаю, нам придется довести это дело до конца, — вполголоса проговорил Мейсон, как только они с Деллой оказались за дверью, — отступать уже поздно.

Возможно, я не прав, но лицо этой девушки внушает мне доверие.

— Внушающее доверие лицо, а фигура и того лучше, — лукаво заметила Делла.

Словно вторя ей, в комнате пронзительно захохотал попугай.

Глава 14

Фрэнк Нили чувствовал себя актером, в первый раз выходящим на сцену. В зале суда собралось немало народу. В деле были замешаны голливудские знаменитости, и газеты наперебой кричали о «загадке Эвелин Багби». Подходя к столику защиты, молодой адвокат видел направленные на себя со всех сторон камеры. То и дело глаза слепила вспышка, репортеры, расталкивая друг друга, старались подобраться поближе.

— Ох, мистер Мейсон, — шепотом произнес Нили, — теперь-то я понимаю, какой я был дурак, когда вообразил, что способен вместе с вами вести это дело…

— Не смущайтесь, — также шепотом ободрил его Мейсон. — Главное, не упустить ничего из показаний свидетелей и суметь обернуть их на пользу подсудимой.

— Если сержант Голкомб правильно восстановил картину преступления, боюсь, нашей клиентке придется нелегко.

— Когда полиция описывает преступление, подсудимые всегда выглядят виновными. Единственное, что мы можем сделать, еще раз внимательно изучить факты. Смотрите, вот и судья. Кажется, начинаем.

В зал вошел судья Киппен. Призвав суд к порядку, он провозгласил:

— Слушается дело Эвелин Багби.

— Обвинение готово, — сказал прокурор.

— Защита готова, — подтвердил Мейсон.

— Приглашайте свидетелей, — произнес судья, взглянув в сторону Джофри Страуна. Этот известный юрист, сравнительно недавно занявший важный пост в городской прокуратуре, не один раз высказывал желание «сойтись» в зале суда с Мейсоном, чтобы «посмотреть, кто кого». Первым был вызван Гарри Боулс.

— Вот уж кому действительно место за решеткой, — наклонившись к Мейсону, вполголоса произнес Нили.

Словно угадав чувства, обуревающие молодого адвоката, Джофри Страун язвительно улыбнулся и, дождавшись, когда свидетель присягнет и назовет себя, задал первый вопрос:

— Свидетель Боулс, были ли вы знакомы со Стивеном Меррилом?

— Да, сэр.

— Вы знаете, что с ним сейчас?

— Да, сэр. Он мертв.

— Видели ли вы тело Стивена Меррила?

— Да, сэр, видел. — Где?

— В городском морге.

— Вы опознали тело?

— Да.

— Я кончил, — повернулся к Мейсону Страун. Мейсон с улыбкой посмотрел на Боулса.

— Сколько времени вы были знакомы со Стивеном Меррилом?

— Совсем недолго. Так случилось, что мы поселились в одном доме.

— Мистер Боулс, приходилось ли вам встречаться с покойным в то время, когда тот называл себя Стонтоном Вестером Гладеном?

— Протестую: вопрос некорректный, маловажный и не относящийся к делу, — вмешался Страун.

— Это перекрестный допрос, ваша честь, — сказал Мейсон, подняв взгляд на судью.

— Хочу вам напомнить, — строго произнес судья Киппен, наклонившись вперед и поверх очков глядя на Мейсона, — что мы проводим предварительный допрос. Это не обычное судебное разбирательство. Сегодняшнее слушание имеет только одну цель: оно должно помочь нам выяснить, действительно ли совершение преступления имело место, и если да, то возможно ли считать участницей этого преступления обвиняемую. Таким образом, суд не намерен принимать протесты, касающиеся мелких и незначительных деталей, но, с другой стороны, мы не можем позволить превращать допрос в спектакль. Я всячески приветствую дискуссию, освещающую существенные вопросы разбираемого дела, но любые попытки превратить зал суда в театральные подмостки будут немедленно пресекаться, от кого бы они ни исходили. Протест отклоняется. Свидетель, отвечайте адвокату.

— Встречались ли вы с покойным в то время, когда он именовался Стонтоном Вестером Гладеном? — повторил Мейсон.

— Нет, сэр. За день до смерти он сказал мне, что когда-то называл себя так.

— У меня все, — произнес Мейсон.

— Еще вопросы? — проговорил судья, обращаясь к прокурору.

— Нет, ваша честь.

— Свидетель может идти. Кто следующий?

— Вильям Фэррон.

Фэррона привели к присяге, и, встав перед судьей, он рассказал, как разговаривал с Эвелин Багби в кафе «Джошуа» той ночью, когда предположительно было совершено преступление.

— Подсудимая сообщила вам какие-то факты?

— Да.

— Было ли это сообщение сделано свободно и по доброй воле?

— Оно было сделано в присутствии ее адвоката, — улыбнулся Фэррон.

— Мистера Перри Мейсона?

— Да.

— Что она вам сообщила?

Фэррон подробно пересказал историю, услышанную от Эвелин, а потом описал свою поездку на место происшествия и события, случившиеся после того, как были обнаружены сломанная заградительная решетка и машина с телом.

— У меня все, — произнес прокурор.

— Вопросов нет, — отозвался Мейсон.

— Вызывается сержант Голкомб, — провозгласил Страун.

Принеся присягу, сержант важно прошествовал к креслу. Всем своим видом он показывал, что ему есть что рассказать. Отвечая на вопросы Страуна, он объяснил, что является сотрудником городского полицейского управления и что по звонку шерифа он отправился осматривать тело убитого.

— Что вы увидели, когда прибыли на место?

— Шел дождь. Машина все еще валялась в ущелье. Меня встретили помощники шерифа и полицейские фотографы.

— Что вы сделали?

— Спустился и осмотрел тело. Потом, после того как убитого сфотографировали, мы вытащили его наверх. Я указал помощникам шерифа на некоторые детали, значительные по моему мнению, и объяснил, на что им следует обратить внимание.

— Что это за детали?

— Ну, например, положение выключателя, регулирующего яркость фар.

— Что вы можете сказать об этом выключателе?

— Он не был повернут.

— Вы описываете сейчас положение выключателя в машине, найденной на дне ущелья?

— Да, конечно.

— Фары не горели?

— Нет.

— И выключатель не был повернут.