– Войдите в дом, оба! – крикнул он.

Джерико обнял Томми за плечи:

– Мне может очень понадобиться твоя помощь, – шепнул он.

– Какая, сэр?

– Ты и твоя мама, возможно, единственные люди, которые могут помочь мне выяснить правду.

Они подошли к Шеннону.

– Я вижу, доктор Годдард может за вас не волноваться, – заметил Шеннон. – Он не поверил вам, Джерико, и поэтому дал вам отпор.

– С ним я разберусь потом. Теперь же мне нужно, чтобы вы выслушали некоторые факты.

– Что с девушкой?

– Она останется у них, если вы мне не поверите. Давайте войдем в дом.

Раненого перенесли в гостиную и уложили на кушетку. Рядом с ним на скамеечке для ног сидел доктор Годдард. Он взглянул на Джерико и мрачно усмехнулся:

– Рад видеть вас на ногах. В основном потому, что собираюсь предъявить вам обвинение в нападении, похищении и еще в чем-нибудь, что сумеет придумать мой адвокат.

– Как он? – Джерико указал на полицейского.

– Умрет, если я не смогу отвезти его в больницу. А как ваш хиппи?

– Умрет, если они не отвезут его в больницу. Ваш подопечный ранил его в спину. Из него вытекло ведро крови.

– Если они принесут его сюда, я сделаю все, что смогу. Но я никому не позволю заставлять меня силой.

– За ним присматривают, – ответил Джерико, – кто-то привел к нему доктора Смоллвуда.

– Этого старого пьяного шарлатана!

– Но он, по крайней мере, не стал изображать из себя полисмена и постарался сделать все, что мог, для умирающего.

– Теперь выслушайте меня. Я…

– Это вы меня выслушайте, – ответил Джерико. – У меня нет времени слушать ваши рассуждения. – Он повернулся к Шеннону. – Я должен сообщить вам еще об одном убийстве. Нельсон, конюх Баумана, убит в своей квартире на втором этаже конюшни. Ему снесли полголовы выстрелом.

– Черт! Где же Фарроу?! – воскликнул Шеннон. – Эти людоеды перебьют полгорода, если их не переловить.

– И еще кое-что, – продолжил Джерико. – я убежден, что хиппи не убивали ни Баумана, ни Нельсона. Они признались, что избили вот этого, кто лежит на кушетке, но сделали это после того, как он подстрелил их парня номер один.

– Это они сказали вам, что не убивали тех двоих?

– Да.

– И вы им поверили?

– Да.

Шеннон расхохотался:

– Вас легко провести.

– Ему нужно выручить девушку, – вмешался Годдард. – Наверное, они там рассчитывают, что мы скажем: «До свидания, мы все вам прощаем».

– Может, кто-нибудь из вас наберется мужества, чтобы пойти в лес вместе со мной и лично выслушать, что они рассказывают?

– У меня никогда не было желания покончить с собой, – ответил Шеннон.

Джерико убедился в том, что в дверях столовой уже столпились все обитатели дома. Не хватало только трех служанок. Джерико машинально пересчитал присутствующих.

– Наши шансы избежать кровопролития невелики, – обратился к ним Джерико. – В лесу скрывается около пятидесяти хорошо вооруженных и кипящих ненавистью членов коммуны. Если мы не сможем остановить вооруженного и полного ненависти Фарроу, то можете рыть в Бауман-Ридж братскую могилу.

– А как вы собираетесь их останавливать? – поинтересовался Шеннон.

– Мы не должны допустить, чтобы Фарроу вошел в лес, пока не сможем дать ему ответ.

– Какой ответ?

– Кто убил Баумана и Нельсона.

– А вы знаете, кто из хиппи это сделал?

– Из них – никто.

– Помилуйте, – с отвращением протянул Годдард.

– Мы все хотим, чтобы Таня вернулась, – вмешался Ломекс, – но сказки нам в этом не помогут.

– Позвольте мне рассказать, как я себе все представляю, – снова заговорил Джерико. – Хиппи укрылись в лесу. Этот парень наткнулся на них и начал стрелять. Он ранил Конрада, который возглавляет коммуну, и они избили его. Потом они расставили дозорных вдоль кряжа. Таня возвращалась из города пешком, и они захватили ее. Но у Тани оказался некоторый опыт в уходе за больными, поэтому она попыталась оказать Конраду помощь. Примерно в это же время все, кроме Баумана, на трех машинах уехали в фонд. Хиппи видели это и решили, что дом пуст. Таня подсказала им, что в доме они смогут раздобыть лекарства для Конрада. Часть хиппи вошла в дом и в библиотеке столкнулась с Бауманом. Они оглушили его и привязали к стулу. Пока одни искали наверху лекарства, другие взяли из шкафа оружие и снаряжение, погрузили все в «корвет» Баумана, который стоял перед домом, и уехали в лес. Остальные, взяв лекарства, ушли, оставив Баумана привязанным к стулу и изрыгающим проклятия в их адрес.

– Это они вам рассказали? – поинтересовался Шеннон.

– Это они рассказывали остальным, когда вернулись в лес. Таня слышала их. Она уверена, что это не выдумка.

– И что же?

– Потом могло быть две вещи. Кто-то, кто ненавидел Баумана, по стечению обстоятельств мог в это время прийти сюда и обнаружить Баумана в том виде, в каком его оставили хиппи, то есть привязанным к стулу. Этот человек решил воспользоваться случаем, чтобы расправиться со своим врагом, свалив вину на коммуну. Это – первый вариант.

Шеннон нахмурился.

– Он вас не устраивает?

– Не совсем. Я думаю, что сюда из фонда возвращался кто-то из присутствующих, которому было известно, что Бауман остался один.

– Хорошо, Джонни, – прозвучал голос Боба Уилсона. – Это был я, ты знаешь об этом.

– Я знаю об этом, но тебя видели хиппи. Они сказали, что ты пробыл в доме не больше десяти минут. За такое время ты этого сделать не мог. Они видели, как ты вошел и вышел. Нам нужен кто-то другой.

– Почему вы считаете, что это кто-то из нас? – возмутился Уайли Прентис. В руках он держал пустой старинный бокал.

– Потому что Нельсона тоже убили. – ответил Джерико. – Он знал, кто уезжал из фонда, и потом, когда понял зачем, решил некоторое время держать это при себе. Может быть, решил воспользоваться этой возможностью для шантажа. Убийца добрался до него и заткнул ему рот. Это случилось уже после того, как все вернулись в усадьбу. Может быть, если бы у нас было время, мы смогли бы проверить, кто выходил из дома после возвращения из фонда.

– Никто, кроме тебя, – ответил Уилсон. – Ты выходил за раненым, потом за Таней. Мы же сидели, забаррикадировавшись в доме.

– Я тоже выходил, – вмешался Прентис, – когда ездил за помощью, звонил в полицию и вызывал Шеннона.

– Это могут подтвердить десятки свидетелей, – добавил Шеннон.

– Знаете, Уилсон прав. Вы – единственный, кто шатался по окрестностям и мог зайти в конюшню так, чтобы мы об этом не знали.

– Ясно, что я не мог, – возразил Джерико. – Потому что не был там. В это время я был занят тем, что пытался доставить в лес доктора Годдарда. – Он оглядел окружавшие его напряженные, недоверчивые лица. – Один из вас так и уйдет отсюда безнаказанно. Приедет полиция, и нас отвезут в безопасное место. Ломекс, вы с Трейлом уедете и не появитесь здесь до следующего года. Так и было бы, если не считать того, что хиппи решили не выпускать нас отсюда, если появится полиция.

– Что они к нам привязались? – сказал Трейл. – Мы им ничего плохого не сделали.

– Если снова начнется кровопролитие, любой человек превратится в мишень, – ответил Джерико. – Все, что вы можете сделать для своего спасения и для спасения Тани, которая может надеяться только на вас, – это вспомнить что-нибудь, что может оказаться для нас важным. Кто уезжал из фонда до того, как стало известно о бомбе? Кто покидал этот дом после того, как все вернулись сюда, и кто мог зайти в конюшню? Кто говорил или делал что-то такое, что при сложившихся обстоятельствах могло показаться странным? – Джерико вздохнул. – Судьба Тани волнует меня, она волнует нас всех, потому что она – одна из нас. Но если мы не найдем ответов, десятки людей будут обречены на бессмысленную гибель.

Воцарилось молчание.

– Где револьвер, который вы взяли у моего помощника? – спросил Шеннон.

– Его отобрали хиппи, – кивнул Джерико в сторону леса.

– Так что теперь у нас только дробовик, – заключил Шеннон.

– И винтовка Томми. Немного, чтобы отбиваться от пятидесяти хорошо вооруженных людей, если это то, о чем вы подумали. – Джерико обернулся к дверям. – Могу я поговорить с вами, Лиз?

Женщина повернула к нему лицо с отсутствующим, неопределенным выражением.

– Я не смогу ответить на ваши вопросы, Джерико.

– У меня есть и другие, – ответил Джерико. – Может быть, если мы оставим мужчин одних, им будет легче решить, как они должны поступить. Потому что если мы не предпримем чего-нибудь как можно скорее, то с нами что-то случится. И с Таней тоже. – Он взял Лиз за руку и повел в опустевшую столовую. Она шла неохотно, почти упираясь. Но стоило им закрыть за собой дверь столовой, как она тут же направилась к буфету, открыла дверцу и достала бутылку скотча.

– Выпьете? – спросила она как будто издалека. – Или кофе?

Он подошел к ней и перехватил ее руку, чтобы она не могла налить себе виски.

– Лиз, мне неизвестно, что вы чувствуете. Потрясение и отчаяние, конечно. Мы все это чувствуем. Вы потеряли мужа, переживаете за сына. Но что вы чувствуете в самой глубине души?

– Я так рада, Джерико! Так чертовски бессовестно рада! – прошептала она, как будто опасаясь, что кто-нибудь ее услышит. – Это достаточно прямой ответ на ваш вопрос?

– Вы ненавидели его?

– Я свободна, – ответила она, – свободна от его тирании. Много лет я любила его всем сердцем, пока не потеряла, но теперь я от этого свободна. Свободна от постыдной необходимости бросаться к вам только для того, чтобы отомстить ему. Вы спрашивали, кто кричал тогда, ночью. Это была Джуди, подружка Дэвида, которая открыла, что в боли есть наслаждение. А я, я пошла к вам, надеясь, что Алекс, узнав об этом, будет оскорблен. Что его гордыня наконец будет уязвлена.

– Так и оказалось?

– Вы подумали, что я приходила к вам за помощью. Мне действительно нужна была помощь. Ведь после завтрака вы Джуди не видели? Алекс отправил ее в Нью-Йорк, пока вы ездили в город. Она ждет его там в его личной квартире. Я знала, что он украл ее у Дэвида, и знала, в каком аду мне предстоит жить. Мне хотелось хоть как-то протестовать против этого. Он не хотел меня, Джерико, но не мог вынести, чтобы я досталась кому-нибудь другому. Для него была невыносима мысль, что кто-то может обладать тем, что принадлежит ему.