Вопрос в том, как мне до этого добраться? И в настоящий момент есть еще более актуальный вопрос: под каким благовидным предлогом мне здесь задержаться? Лена собирается возвращаться в город уже завтра. Возможно, сегодня днем я найду для этого возможность: предполагается, что мы будем играть в теннис на площадке у Рэттери.

3 августа

Ну вот, все и устроилось. Я остаюсь здесь на месяц — можно сказать, по приглашению Джорджа, — что меня вполне устраивает. Но лучше все по порядку.

Когда я пришел на корт, еще никто из приглашенных не появился, поэтому Джордж предложил, чтобы мы с ним сыграли против Лены и Фила. Мы немного подождали, после чего Джордж начал громко звать Фила, который был где-то в доме. На его раздраженный крик выбежала Вайолет, отозвала Джорджа в сторонку, и я слышал обрывок фразы, которую она прошептала ему, что-то вроде «не хочет играть».

— Да что с ним такое? — воскликнул Джордж. — Не знаю, что с ним творится в последнее время. Не хочет играть? Пойди и скажи ему, что он обязан играть, черт возьми! Нечего ему торчать наверху! Я никогда…

— Джордж, дорогой, он немного расстроен. Понимаешь, сегодня утром ты обошелся с ним слишком грубо из-за его табеля.

— Дорогая моя девочка, не мели чушь! Парень совершенно распустился в этом семестре: Каррузерс сказал, что он очень способный, но, если не приложит все силы, на будущий год он не сможет заниматься регби. Ты что, не хочешь, чтобы он получил образование?

— Конечно хочу, дорогой, но…

— Тогда кто-то же должен как следует его встряхнуть. Я не желаю, чтобы он проводил время в школе в каких-то идиотских мечтаниях и тратил попусту мои деньги. Он и так достаточно избалован, если хочешь…

— У тебя на спине сидит оса! — прервала его Лена, глядя на него с преувеличенным испугом.

— Не вмешивайся, Лена, — с угрозой сказал он.

Мне не хотелось дольше оставаться свидетелем этой безобразной сцены, а кроме того, мне было жаль Фила, когда я представил, что отец явится в таком настроении, чтобы тащить его на корт; поэтому я сказал, что пойду и приглашу его играть с нами. Судя по всему, мое предложение застало Джорджа врасплох, но он не решился мне возразить.

Я нашел Фила прячущимся в своей спальне — поначалу он смотрел как затравленный зверек. Все-таки мне удалось его разговорить — он оказался неплохим мальчуганом, — и вскоре все выяснилось: он не бездельничал последний семестр, но один из ребят в школе все время издевается над ним, и это его очень угнетает (а то я не знаю, как это бывает!), поэтому он никак не может сосредоточиться на учебе. Фил высказал это признание со слезами на глазах. По необъяснимой причине это напомнило мне о том, как я отчитывал Марти за погубленные розы; и совершенно импульсивно я предложил дать ему нескольку уроков за каникулы — по нескольку часов в день, чтобы он мог наверстать упущенное.

Только когда Фил прекратил всхлипывать и смущенно благодарил меня, я осознал, что это отличный предлог остаться в Сивернбридже. Великолепный пример сделать добро, из которого может получиться зло — если только можно назвать злом устранение Джорджа. Я подождал, когда Джордж окажется в хорошем настроении, раскрасневшись после выигранного сета в теннис, и подкинул ему эту идею — сказал, что очарован городком, что давно подумывал остановиться в подобном местечке на несколько недель и начать свою книгу в мирной тишине, и спросил его одобрения на то, чтобы я позанимался с Филом. Поначалу Джордж воспринял это с некоторой настороженностью, но вскоре согласился с идеей моего репетиторства и даже предложил мне обосноваться у него дома. Я вежливо отказался, как мне кажется, к его облегчению. Ни за какие деньги я не остался бы в семействе Рэттери на целый месяц: не потому, что мне казалось запретным убить человека, чей хлеб я ел; я просто не мог смириться с мыслью, что здесь меня ежеминутно подстерегает опасность стать свидетелем очередной домашней свары. Кроме того, мне не хотелось, чтобы Джордж шастал у меня под носом и однажды случайно наткнулся на мой дневник. Мои ежедневные занятия с Филом предоставляли для моей цели достаточное поле деятельности.

После того как мы обо всем договорились, я немного понаблюдал за игрой в теннис. Партнер Джорджа по гаражу, Гаррисон Карфакс, играл в паре с Вайолет против Джорджа и миссис Карфакс. Последняя — крупная, темноволосая женщина, хотя и несколько цыганского типа, но очень соблазнительная: у меня создалось впечатление, что отчасти из-за нее к Джорджу вернулось хорошее расположение духа; я определенно заметил, как его пальцы коснулись ее, когда он услужливо подал ей теннисный мяч, да и она раза два кидала на него довольно страстные взгляды. Впрочем, это и неудивительно: ее муж принадлежит к страшно скучным, высушенным ничтожествам.

Появилась Лена и села рядом со мной — мы были в стороне ото всех. Она выглядела удивительно привлекательно в теннисном костюме; он подходил к ее гибкой манере двигаться и очень искусному макияжу, благодаря которому она выглядела как скромная школьница.

— Вы изумительно выглядите, — сказал я.

— Скажите это жене Карфакса, — сказала она, но было видно, что она польщена.

— О, предоставляю это Джорджу.

— Джорджу? Не будьте таким глупым! — отрезала она. Затем овладела собой и сказала: — Мы едва видимся с вами с тех пор, как приехали сюда. Вы расхаживаете с таким отсутствующим видом, как будто потеряли память или у вас несварение желудка.

— Так проявляются мои артистические способности.

— Ну, я считаю, могли бы ненадолго забыть об этом и время от времени поцеловать бедную девушку. Хотя бы поцеловать… — Она нагнулась поближе и прошептала мне на ухо: — Нет нужды ждать, Пусси, пока мы вернемся в Лондон.

Вот уж никто не посмеет меня назвать нецелеустремленным убийцей: я так поглощен заботой о своих делах с Джорджем, что совершенно забыл ухаживать за Леной. Я попытался объяснить ей, почему собираюсь здесь задержаться. Я опасался, что она закатит мне сцену, — тот факт, что мы были на виду у десятка людей, скорее раззадорил бы ее, чем сдержал. Но как ни странно, Лена восприняла мое намерение довольно спокойно. Пожалуй, даже слишком спокойно я даже мог что-то заподозрить — было что-то насмешливое, дерзкое в приподнятых уголках ее губ, когда я удалился, чтобы принять участие в игре, да и во время игры я видел, как она поглощена разговором с Вайолет. Когда мы покидали корт, я слышал, как она говорила Джорджу (по всей видимости, это предназначалось и для моих ушей):

— Джордж, дорогой, как тебе понравится, если твоя знаменитая невестка немного поживет у вас? Мы уже закончили снимать фильм, так что я подумала, хорошо бы укрыться здесь на несколько недель, чтобы вкусить все прелести простой деревенской жизни. Ты не возражаешь, шеф?

— Все это довольно неожиданно, — сказал он, смерив ее своим оценочным взглядом работорговца. — Полагаю, если Вай не возражает, мы можем дать тебе приют. А с чего вдруг такое желание?

— Ну видишь ли, боюсь, я зачахну без своего Пусси. Только никому не говори.

— Что это за Пусси?

— Мистер Феликс Лейн. Феликс — котенок, Пусси. Понимаешь?

Скрывая свою растерянность, Джордж разразился оглушительным идиотским хохотом:

— Ах, черт меня побери! Пусси! Здорово подмечено! Точно как он хлопает по мячу, посылая его через сетку. Но в самом деле, Лена…

Он не знал, что я все слышу, и хорошо, что он не видел в тот момент моего лица. Но Лена! Что она о себе вообразила? Возможно ли, чтобы она намеревалась натравить меня на Джорджа? Или я все время жестоко и непростительно в ней ошибался?

5 августа

Утром, как обычно, занятия с Филом. Мальчонка довольно умный — бог знает, откуда у него такая светлая голова, но сегодня утром он был не в лучшей форме. По некоторым признакам — по его рассеянному вниманию и покрасневшим глазам Вайолет, которая быстро прошмыгнула мимо меня, когда я появился в доме, — я догадался, что в семействе Рэттеров был приличный скандал. Во время перевода с латинского Фил вдруг спросил меня, женат ли я.

— Нет, а почему ты спрашиваешь? — спросил я.

Я чувствовал себя очень неуютно, обманывая Фила, хотя остальным членам семьи лгал, как солдат, без зазрения совести.

— Как вы считаете, это хорошо — быть женатым? — спросил он напряженным голоском, с трудом сдерживая дрожь. Он выражался как достаточно взрослый человек — манера большинства одиноких детей.

— Да, думаю, неплохо. Во всяком случае, так может быть, — сказал я.

— Да, наверное, для порядочных людей. А я никогда не женюсь. Это делает людей такими жалкими и несчастными. Я бы боялся…

— Иногда любовь делает людей несчастными; это звучит странно, но так бывает на самом деле.

— А, любовь… — Он немного помолчал, а потом у него вырвалось: — Папа иногда бьет маму!

Я не знал, что на это сказать. Я видел, что он отчаянно нуждался в чьей-то поддержке. Как и любой чуткий ребенок, он ужасно страдал от раздоров своих родителей — для него это было равносильно жизни на вершине вулкана, когда нет ни малейшей защиты. Я чуть было не поддался искушению успокоить его; но в следующую минуту отвращение ко всему этому заставило меня овладеть собой; я не желал становиться участником этой безобразной семейной жизни, не хотел отвлекаться от своей цели. И я сказал, боюсь, немного холодно, что нам лучше вернуться к переводу. Это было истолковано как трусость, и я видел, как мое предательство отразилось на нервном личике Фила.

6 августа

Сегодня днем ходил взглянуть на гараж. Сказал Джорджу, что он может оказаться полезным для моей книги — «ничто человеческое мне не чуждо» — лозунг авторов детективов, хотя я и не очень точно это сформулировал. Задал тысячу идиотских вопросов, которые позволили Джорджу относиться ко мне со снисходительным терпением, а мне — установить, что гараж располагает складом, полным запчастей, которые он продает как агент: я не стал спрашивать конкретно о крыльях и бамперах, это могло бы вызвать его подозрения, что я переодетый полицейский. Я уже знал, что иногда он оставляет здесь свою машину, хотя у него есть гараж у дома.